Она смущенным жестом указала на то место, где они лежали на песке.

– Потому что я все сделал неправильно, и тебе не понравилось, – предположил Майкл, с волнением заглядывая ей в лицо.

Все его внимание было приковано к ней, все его чувства сосредоточены на ней. Когда такое случалось, мысли у нее неизменно начинали путаться.

– Нет, дело не в этом, – ушла она от прямого ответа, выпустив его руку.

– Значит, тебе понравилось? Сидни рассмеялась нервным смехом.

– Майкл, ты невыносим! Мне неловко говорить о таких вещах. Мужчины и женщины… обычно это не обсуждают. Во всяком случае, не друг с другом.

Сидни никогда не обсуждала свои интимные ощущения даже со Спенсером.

– Откуда же они узнают, что им надо делать? Как они вообще становятся парами?

И опять Сидни смущенно захихикала, как девчонка. Ей стало до того неловко, что она поспешно повернулась и зашагала прочь. Майкл пошел за ней следом, сунув руки в карманы и время от времени поглядывая на нее. Ожидая ответа.

– Мне бы очень хотелось, чтобы здесь был кто-то, с кем ты мог бы поговорить о таких вещах. Другой мужчина.

– Твой отец?

– Нет, это даже не смешно. Неудачная мысль.

– Филип?

– Тоже не слишком удачная мысль. Он вздохнул.

– Тогда кто? Я больше не знаю ни одного мужчины. Разве что Веста. Но его я не буду спрашивать.

– О, нет! – подтвердила Сидни. – Не стоит спрашивать у Чарльза. Майкл остановился и взял Сидни за руку.

– Значит, тебе самой придется мне сказать. Сидни, скажи мне, что я должен делать. Если я тебе не нужен, так и скажи.

– О, нет, Майкл, нет.

– Если ты хочешь, я уйду.

– Вот уж чего я совсем не хочу!

– Ты плачешь? Смеешься? Сгорая от стыда, она закрыла лицо руками.

– Я дотронусь до тебя прямо сейчас, – предупредил он и обнял ее.

Именно этого она и хотела. И хотя она понимала, что это еще больше собьет его с толку, Сидни тоже обняла его обеими руками и прильнула к нему. Они стояли, обнявшись, тихонько покачиваясь в блаженном, целительном молчании. «Это утешение лучше любых разговоров», – сказала себе Сидни, хотя на самом деле отлично знала, что истинная причина в другом: она просто не могла его отпустить.

– 0'кей, – сказал он наконец и отстранился первым.

Сидни ужасно нравилось, когда он говорил «0'кей» – в точности, как Сэм. Тетя Эстелла, разумеется, считала это проявлением вульгарности.

– Ладно, Сидни, если ты не можешь говорить, это не страшно; Ты ведь и без слов можешь мне сказать, что надо делать.

Словно проверяя ее умение говорить без слов, Майкл обхватил ладонями ее лицо и медленно, нерешительно вплел пальцы ей в волосы. Вот теперь наступил самый подходящий момент, чтобы мягко отстраниться, деликатно, не прибегая к словам, дать ему понять, что все это очень мило, но так поступать не полагается. Вместо этого она закрыла глаза. Что за колдовство? Какими чарами обладал Майкл? Почему, когда он прикасался к ней, ей было гораздо легче сдаться, чем придерживаться принципов? Сидни ощутила его дыхание, его губы у себя на щеке. Он коснулся ее легчайшим поцелуем, и она подумала: «Ну это еще ничего, это можно». Как легко, как естественно было бы сейчас повернуть голову – совсем чуть-чуть! – чтобы их губы встретились…

Но он опять отстранился. Открыв глаза, она убедилась, что он улыбается ей.

– Есть такая птичка – не знаю, как ее зовут, в книгах я ее пока не нашел. Самец выбирает самку, которую хочет сделать своей парой, и начинает за ней ухаживать. Сначала ей это не нравится. Он приносит ей в подарок самых крупных, самых вкусных червяков, но она отказывается их есть.

Сидни скрестила руки на груди. Нетрудно было догадаться, чем закончится его история.

– У него еще есть такой танец, специально для нее. Он танцует, и это ей нравится. Она позволяет ему дотрагиваться до себя клювом, пока он исполняет танец. Не очень сильно, совсем легко. Это похоже на поцелуй.

–Угу.

– Это долго продолжается, очень долго. Но он не сдается. Потому что она ему очень нужна. Он очень сильно ее хочет. А она не притворяется – она на самом деле его не хочет. Сначала.

– И что же заставляет ее в конце концов изменить свое мнение? Особенно вкусные червяки? Его улыбка стала растерянной.

– Не знаю. Я… не уверен. Наверное, все дело в том, что он не сдается. Он не оставляет попыток. Может быть… – Майкл бросил на нее взгляд из-под ресниц. – Может быть, ей просто становится жаль его? Она засмеялась, и он смущенно и радостно засмеялся вместе с ней. – Итак, – сказала Сидни, пока они шли по дорожке обратно к дому, – мораль этой истории в том, что настойчивость в преследовании своей цели в конце концов вознаграждается, не так ли?

Майкл взял ее руку, и ей это понравилось. Они пошли рядом, совсем близко друг к другу.

– Настойчивость, – повторил Майкл, словно пробуя слово на вкус.

Он бросил на нее еще один взгляд исподлобья – по-настоящему плутовской на этот раз.

– Да, весь секрет в этом. Это мораль. Настойчивость вознаграждается.

– Я вижу сон, или ты и вправду все еще здесь? И когда только ты спишь, черт бы тебя побрал?

– Уже утро, – объяснил Майкл, отходя на шаг от кровати и стараясь из вежливости не морщить нос.

От Филипа шел тот же неприятный сладковатый запах, который исходил от 0'Фэллона; это означало, что он накануне вечером выпил слишком много виски. Майкл точно знал, как обстоят дела, потому что именно он вчера помогал уложить Филипа в постель: Филип был слишком пьян, чтобы дойти до нее сам.

– Честно говоря, уже почти полдень. Ты просил непременно разбудить тебя, а не то тетя с тебя голову снимет, если ты опять опоздаешь к ленчу.

Филип откинул одеяло и сел на кровати, свесив ноги и не переставая стенать.

Майкл встал в изножии постели. Филип тем временем поднялся и поплелся к умывальнику.

Майкл сел в ногах постели, прислонившись плечом к высокому деревянному столбику. Каждый день он узнавал что-то новое, глядя, как Филип одевается по утрам. Теперь он и сам умел повязывать галстук виндзорским [10] узлом и править бритву на ремне. Он научился зачесывать волосы на левую сторону, чистить зубы белым порошком и щеткой, подрезать ногти миниатюрными ножничками.

Филип отдал ему кое-что из старой одежды, и Майкл уже начал понемногу разбираться в том, что и как следует носить. Оказывается, что надевать сюртук по утрам нельзя, причем, даже если он серый, его полагается носить только с черными брюками. Зато можно носить «визитку» [11] хоть целый день с утра до вечера, но только если она черная. Можно надевать повседневный костюм с цветной рубашкой и белым воротничком, но под сюртук или «визитку» полагается надевать только белую рубашку.

Если ты человек спортивного типа, можешь носить полосатую или клетчатую пиджачную пару, но если нет – лучше держаться за солидность. Шелковые отвороты считаются обязательными, а складка на брюках должна быть «железной». Филип смазывал волосы бриллиантином Рикара, а после бритья употреблял мужской одеколон Маршана с запахом лимона и специй, но Майкл для себя решил, что это уже чересчур, – запах казался ему фальшивым и приторным.

– У тебя похмелье? – спросил он, глядя, как Филип роется в гардеробе в поисках подходящей одежды.

Вообще-то у Филипа был слуга по имени Мартин, обычно помогавший ему одеваться, но как раз в этот день у Мартина был выходной.

– А ты наблюдательный парень, Майкл, – ядовито заметил Филип. – Я вижу, тебя не проведешь.

Филип иногда любил поворчать, как старый медведь, но Майкл не обижался.

– А что ты чувствуешь, когда у тебя похмелье? – спросил он.

– Как будто в пекло попал.

– Да, но все-таки на что это похоже?

Филип стащил с себя ночную рубаху и остался голым, по-прежнему беспомощно вглядываясь в глубину гардероба. Тело у него было чистое, белое, без шрамов, и Майкл ощутил легкую зависть.