– Бедный Филип, – вздохнула Камилла, усаживаясь на веранде возле столика со стеклянной крышкой и подавая знак горничной принести чай. – Но я уверена, что он повзрослеет и у него это пройдет. Надо только проявить терпение.

– Надеюсь, что так.

Наблюдая за подругой. Сидни спросила себя, знает ли Камилла (не может не знать!), что Филип с давних пор в нее влюблен. С самого детства они уже мечтали, что поженятся, когда вырастут: Спенсер и Сидни, Камилла и Филип. Филип так и не смог отказаться от своей детской мечты, и теперь это стало одной из причин, толкавших его к вечному недовольству и безрассудным поступкам.

– Итак, – сказала Камилла, передавая подруге блюдо с крошечными бисквитными пирожными, облитыми глазурью, – давай рассказывай. Как прошло твое путешествие? Ты рада, что вернулась домой?

– Я просто счастлива. А о путешествии ты и так все знаешь из моих писем. Лучше расскажи мне о себе.

Камилла с готовностью углубилась в описание своей светской жизни, начиная с прошлого февраля: вечеринки и балы, турниры по теннису и гольфу, гонки на яхтах, матчи в крокет, велосипедные туры, походы за покупками и благотворительные базары. Все это было настолько хорошо знакомо, что Сидни, слушая рассказ подруги, ощутила, как в душе у нее восстанавливается прежнее внутреннее равновесие. Здесь, в этом мире, было ее место, и было так приятно вернуться домой. Но в то же время что-то смутно беспокоило ее. Какой-то тихий, но раздражающий голос, что-то похожее на… нетерпение.

Камилла начала рассказывать о Всемирной выставке.

– Вчера вечером мы с Клер и Марком осмотрели Женский павильон. Ты его уже видела?

Клер была сестрой Спенсера и Камиллы, а Марк – мужем Клер.

– Это потрясающее зрелище! Ты обязательно должна пойти. Сидни. Там есть современная кухня и детский сад, каждый день женские оркестры дают концерты, исполняют музыку, сочиненную женщинами. Сам павильон создан женщиной-архитектором, и ежедневно проходят показы…

– Я вообще еще ни разу не была на выставке.

– Как? Сидни засмеялась, видя изумление подруги.

– Ну что ж ты хочешь, я же вернулась всего три недели назад!

– Знаю, но это же Всемирная выставка! Это невероятно, настоящая сенсация, восьмое чудо света!

– И у меня впереди еще четыре месяца, чтобы его увидеть.

– Да, но…

– Кэм, я так рада вернуться домой, мне хочется просто побыть немного с Филипом и Сэмом. Если бы ты знала, через сколько музеев и соборов, площадей и картинных галерей меня протащили за последние три месяца, ты не стала бы меня попрекать.

– Да, наверное, – неохотно согласилась Камилла. – Но когда ты все-таки соберешься, дай мне знать, и мы отправимся туда вместе. Я была там уже раз шесть и знаю, где самые интересные экспонаты. Но вообще-то тебе, конечно, захочется осмотреть все. Клянусь тебе, Сид, ничего прекраснее этого я в жизни своей не видела! И вряд ли когда-нибудь увижу.

– Филип говорит то же самое. Ему не терпится меня сводить.

– Значит, мы пойдем все вместе. О, это будет замечательно! Сидни бережно поставила чайную чашку на блюдце.

– Спенсер был бы в восторге, верно?

– Конечно. Ты даже не представляешь, как я тоскую по нему.

– Я вспоминаю о нем каждый день. Обе подружки как по команде занялись поиском платочков.

– Мама так переживает. Ее просто невозможно утешить. Папа увез ее на лето в наш дом в Ривер-Форест. Сидни кивнула:

– Да, ты мне говорила.

– Мне кажется, она никогда не оправится. Это был ужасный удар для всех нас, но ей, по-моему, пришлось хуже всех. Обе расплакались, не стыдясь своих чувств. Но для Сидни слезы стали облегчением, естественным выходом горя. Она знала, что всегда будет тосковать, однако беспощадная, острая, бесслезная боль, мучившая ее так долго, наконец отступила. И сейчас она оплакивала не только Спенсера, но и себя, и Камиллу – ведь они обе так его любили! Впервые она почувствовала, что может с кем-то разделить свою скорбь. Возможно, это означало, что .она на пути к выздоровлению.

Эта мысль придала ей мужества, и она сделала признание:

– Чарльз Вест опять просил меня выйти за него замуж.

Камилла умолкла, ожидая дальнейших разъяснений. Постепенно вопросительное выражение у нее на лице сменилось беспокойством. Она не сомневалась, что Сидни сейчас добавит: «Но я ему, конечно, отказала». Так уже бывало раньше, и не раз.

– О нет, – простонала она наконец. – Только не говори мне, Сид, что ты собираешься принять предложение! Не может этого быть!

– Я опять просила его еще немного подождать, но я не знаю, что делать.

– Но ты же его не любишь!

Хорошенькое круглое личико Камиллы, позолоченное солнцем благодаря увлечению летними видами спорта, потемнело от гнева, а большие глаза со светлыми ресницами грозно прищурились. Спенсер выглядел точно так же, когда его что-то возмущало: точь-в-точь сердитая собачонка, которая громко лает, но никого не кусает. Камилла была до того похожа на брата в эту минуту, что Сидни невольно улыбнулась.

– Ну что? Ты любишь его?

– Нет. Я его не люблю, разве что…

– Тогда как же ты могла?

Слишком поздно сообразив, что Камилла разозлилась не на шутку, Сидни тотчас же почувствовала себя ужасно виноватой. Как будто она предала Спенсера. Как до нее раньше не дошло, что Кэм воспримет все именно таким образом? Зачем она вообще начала этот злосчастный разговор?

Она попыталась объяснить:

– Чарльз в общем-то совсем неплохой. Он говорит, что любит меня. Он согласился переехать к нам жить, чтобы мне не пришлось расставаться с Сэмом. Он на самом деле очень мил, Кэм, честное слово. Я к нему привыкла. И еще… он обещал заботиться обо мне. Он… ужасно настойчив. Он никак не хочет оставить меня в покое. Просто ничего не хочет слушать. Сидни понимала, что ее объяснения звучат очень неубедительно.

– Вот что я думаю, – уверенно начала Камилла. – Я думаю, ты была счастлива со Спенсером, а теперь чувствуешь себя одинокой и несчастной. Вот ты и внушила себе, что была счастлива, пока у тебя был муж, и теперь тебе нужен новый муж – какой угодно, лишь бы муж. И тогда ты опять будешь счастлива.

– О-о-о, – протянула Сидни, подавленная словами подруги, которые показались ей тем не менее убедительными, – неужели я действительно настолько глупа?

– Это не глупость, а вполне понятная человеческая слабость. А вот поддаться ей – это действительно было бы глупо. – Камилла оттолкнула тарелку. – И это все, что я могу тебе сказать.

Она решила не продолжать разговор, чтобы каким-нибудь неосторожным высказыванием не поставить под угрозу их дружбу, если Сидни все-таки решит выйти замуж за Чарльза. Пусть уж между ними ничего не произойдет, по крайней мере на словах.

Подруги встали и подошли к низкому каменному парапету, окружавшему веранду. Заглянув вниз, можно было увидеть переливающуюся на солнце воду фонтана; в его чаше, лениво переваливаясь с боку на бок, плавали кругами раскормленные золотые рыбки.

– Ты до сих пор ни слова не сказала мне о вашем Найденыше, – упрекнула подругу Камилла, решительно меняя тему разговора. – Прошлой зимой газеты только о нем и говорили в течение нескольких недель. Опубликовали его фотографию, и на ней он выглядел просто диким зверем.

Сидни рассеянно провела рукой по каменной кладке парапета, даже не замечая, как пачкает пальцы штукатуркой. – Да уж, могу себе представить. – Ну и что? Каков он на самом деле? Ведь ты его видела, не так ли?

– О, да. Он… Послушай, Кэм, пусть это будет строго между нами.

– Ну, разумеется.

Камилла села на низкую балюстраду, жадно ожидая подробностей.

– Дело в том, что, хотя я не знаю, что именно мой отец успел сообщить в университет, меньше всего на свете этот юноша нуждается в рекламе. Он не хочет, чтобы репортеры осаждали дом, делали снимки и публиковали в газетах дикие нелепости. В этом я совершенно уверена.

– Мой рот на замке. Сидни тоже села.

– Подопечный отца умеет разговаривать. Всегда умел, с самого начала.