При таком разумном образе действий открыто и всенародно будет поведано миру о том, что есть ложного в моей системе, – если найдется в ней что-нибудь ложное, равно как указано будет для пользы общества и на то, что в ней есть истинного и доброго, – если в ней окажется что-нибудь истинное и доброе.
Требуя этой меры, я имею в виду не личную мою выгоду. С самого начала моего поприща, когда у меня не было никакой опоры, я не боялся, единственно в интересах самой истины, входить в противоречие с самыми закоренелыми предрассудками. Уже с тех пор я приготовился и к денежным штрафам, и к тюремным заключениям, и даже к самой смерти на эшафоте… И что могут значить все подобные неприятности для человека, который весь проникнут одним желаньем – быть полезным человечеству? Взамен штрафов, заключения и бесславного конца я, напротив, встретил любовь и сочувствие человечества; я прожил жизнь свою мирно и без шума, счастливый самим собой и своим семейством. Семья Оуэна – одна из самых счастливых как по сю, так и по ту сторону Атлантического океана. Правда, что я весь излишек своего состояния до последнего шиллинга посвящал пропаганде моего дела, так как деньги не могли не содействовать его успехам; но достопочтенный прелат совершенно ошибается, когда утверждает, что я потерял мое состояние в роскоши и мотовстве. Ни одного фунта стерлингов не употребил я на какое-нибудь пустое дело; я в состоянии доказать это благородному прелату и вызываю его представить хотя бы малейшее доказательство противного.
После этого торжественного объяснения мне нечего более беспокоиться о том, что скажут обо мне в парламенте или вне парламента. Моя жизнь служит настоящим ответом на все клеветы, какие еще могут на меня придумать. Минутная популярность мало имеет для меня значения; забота же о своей репутации после смерти кажется мне нелепостью… Я счастлив в моей жизни, я буду счастлив в смерти и еще более – независим от этого мира, дряхлого, безнравственного и неразумного.
Роберт Оуэн
Лондон, 2 февраля 1840 г.”.
ГЛАВА XIII. СМЕРТЬ И ИТОГИ ЖИЗНИ
Последние годы Оуэна. – Его вера в человеческий прогресс. – Светлый взгляд на жизнь. – Новое издание сочинений. – Увлечение спиритизмом. – Общество социальных наук. – Поездка в Ливерпуль. – Последнее чтение. – Смерть на родине. – Итоги жизни. – Личность Оуэна
Последние пятнадцать лет своей жизни Роберт Оуэн уже не принимал активного участия в общественной деятельности; но тот интерес, то искреннее сочувствие всякому делу, направленному к общественной пользе, которыми он отличался ранее, не покидали великого старца до последней минуты жизни. Горячая вера в прогресс, в близость лучшего будущего человечества, составлявшая преобладающую черту этой в полном смысле слова идеальной натуры, была его главной опорой посреди всех его неудач, которые поэтому никогда не заставляли его падать духом. В одну из самых тяжких минут, при подобных обстоятельствах, он сказал одному из своих друзей:
“Стараясь следить за событиями, имевшими наибольшее влияние на мою жизнь и судьбу, я заметил, что всякий случай, казавшийся мне вначале самым несчастным, впоследствии приводил к самым благодетельным результатам, и обратно: то, что сперва казалось мне большою удачей, зачастую оказывалось потом причиною разных неудач и несчастий. Поэтому я всегда жду, пока могу оценить последствия: если они хороши – я радуюсь, если дурны, то мое огорчение приходит ко мне постепенно, и потому менее мучительно”.
В эти последние годы он издал вновь многие из своих прежних сочинений, между прочим план реформ, необходимых для улучшения бедственного положения несчастной Ирландии. В 1849 году, после революционной бури, пронесшейся по Европе и отразившейся в Великобритании чартистскими мятежами и ирландским восстанием, Оуэн напечатал свою новую книгу, названную им “Переворот в уме и жизни человечества” (“Revolution in the mind and practice of the human race”), в которой он призывает всех недовольных к установлению нового общественного порядка мирным путем. В последний год его жизни вышла его краткая автобиография, о которой уже упоминалось.
Враги Роберта Оуэна немало потешались и злобствовали по поводу его увлечения спиритизмом. Но следует помнить, что ему шел в это время уже восьмидесятый год и слух его ослаб, так что при почти детском простодушии и доверчивости, отличавших этого человека, никогда не произнесшего слова лжи, он легко мог сделаться жертвою обмана. К тому же, пожалуй, будет слишком жестоко осуждать удрученного годами старика, если он находил утешение в словах, передаваемых ему от имени умерших друзей, работавших вместе с ним, в которых он верил и которых любил.
В середине пятидесятых годов в Англии возникло известное Общество социальных наук (Social science Association), к деятельности которого Роберт Оуэн относился с живейшим сочувствием и одним из главных деятелей которого был его старый друг, лорд Брум. На первом конгрессе этого общества в Бирмингеме в 1857 году Оуэн читал свой доклад “Об управлении людьми без помощи наказаний”. В это время ему было восемьдесят пять лет. Следующий конгресс общества собрался в 1858 году в Ливерпуле, и хотя за это время силы старика значительно ослабели, но он все-таки поехал туда в сопровождении одного из своих друзей. По приезде в Ливерпуль он почувствовал себя так худо, что должен был лечь в постель; однако через некоторое время потребовал, чтобы его отнесли в зал собрания. Опираясь на руку своего друга, лорда Брума, Оуэн выступил вперед и начал чтение своего доклада; но старческие силы изменили ему, он лишился чувств, и друзья должны были отнести его домой.
Несколько оправившись после двухнедельного отдыха в Ливерпуле и чувствуя приближение смерти, Оуэн поехал в свой родной городок Ньютаун, где хотел умереть. Его старший сын Роберт Дейл Оуэн, поселившийся в Америке и бывший в то время посланником Соединенных Штатов в Неаполе, поспешил туда и еще застал его живым. Вот как он описывает последние минуты отца:
“17 ноября 1858 г.
Все кончено. Мой дорогой отец умер сегодня утром, без четверти в семь часов, так тихо и спокойно, как будто заснул. Не было заметно ни малейшей конвульсии в теле или содрогания мускула, ни малейшего следа страдания на лице. Его дыхание становилось постепенно все медленнее и прекратилось почти незаметно, так что я, все время державший его за руку, не мог уловить момент, когда он перестал дышать. Его последние слова были: “Настал покой…”
Роберт Оуэн был похоронен на живописном маленьком кладбище Ньютауна, на берегу Северии, в той же могиле, где лежали его отец и мать.
Мы сказали в предисловии, что многие считают Роберта Оуэна утопистом, растратившим свое состояние[8] в безумных филантропических предприятиях. Между тем мы видим теперь, что большая часть его жизни прошла в борьбе с тем ближайшим злом и в изыскании практических средств помощи окружающим в тех бедствиях, которые происходили у него на глазах. Первый и единственный вначале радетель о фабричных рабочих и их детях, Роберт Оуэн являлся одним из лучших знатоков фабричного дела в Англии, знакомым с ним до мельчайших технических подробностей. Практический успех его Нью-Ланаркской колонии, послужившей образцом для всех последующих учреждений этого рода, говорит об этом красноречивее всяких слов. Первое фабричное законодательство и кооперативные товарищества, идея которых бесспорно принадлежит Оуэну, получили громадное развитие в современной жизни. Уже одних его трудов по народному воспитанию, в частности учреждения первых в Англии школ для детей младшего возраста, не говоря уже о его широких, гуманных взглядах на это великое дело, – вполне достаточно, чтобы поставить его в ряду первых работников на пользу общества. Даже его неудачные попытки по части насаждения земледельческих и промышленных общин и учреждений для обмена труда не пропали даром. Это были драгоценные, поучительные опыты в той непрерывной борьбе за более справедливое распределение продуктов труда и всеобщее пользование успехами знания, которая составляет одно из выдающихся явлений современной жизни.
