Мокрая одежда мешала Коннору, и он сорвал с жены платье, стянул рубашку, бросив на пол рядом с чаном. Теперь обнаженная грудь Софи с возбужденными сосками, нежными, как две жемчужины, касалась его кожи. И Коннор почувствовал такой ошеломляющий восторг, который раньше никогда не испытывал, когда Софи выгнулась и застонала в его руках, желание стало почти нестерпимым.
Софи скользила руками по его коже под водой, слегка касаясь плеч, груди, живота, бедер, гладила и ласкала, даря неимоверное наслаждение. Когда ее пальцы обхватили восставшую плоть Коннора, он замер.
Приникнув губами к его губам, Софи слегка шевельнула бедрами, и сердце Коннора едва не выскочило из груди. Он хрипло застонал. В следующий миг Софи резко выпрямилась и отпрянула, словно ее окатили ледяной водой.
– О Господи, мне так жаль! Боже, мне очень жаль! – Она поспешно выскочила из чана, расплескав воду и оцарапав бедро о край. Обнаженная и прелестная в своей наготе, она торопливо схватила мокрую рубашку, прикрылась ею и опустилась на колени рядом с чаном. – Пожалуйста, простите меня.
– За что? – Коннор перегнулся через край чана, держась рукой за бок. Боль от раны терпеть было намного легче, чем жгучее желание, которое могла утолить лишь одна-единственная женщина.
Увидев в воде его возбужденную плоть, Софи тихо ахнула и бросила в чан рубашку.
Коннор рассмеялся. Он с улыбкой оглядел Софи, протянул руку и коснулся ее лица.
– Господи! – Его ладонь ласкающим движением скользнула, по плечу Софи и замерла на ее груди. – Ты так прекрасна, девочка. Ты опьяняешь, словно виски со сливками и медом. Я не могу устоять. Не могу насытиться. Это мне следует извиниться перед тобой, – взял ее за руку, поднес к губам и поцеловал ее нежные пальцы, а потом прижался губами к ее ладони. По телу Софи прошла дрожь, а Кон нора снова пронзило желание. – Я не могу утолить свою жажду.
Коннор резко встал и потянул за собой Софи, заставив ее подняться на ноги. Потом переступил через край чана и замер, любуясь восхитительными округлыми формами Софи, ее стройной, изящной фигурой. Притянув к себе девушку, он сжал ее в объятиях. Их бедра соприкоснулись, и Коннора будто опалило огнем.
– Ваша рана… – выдохнула Софи. – Вдруг она откроется? – Софи испуганно оттолкнула мужа, отступив на шаг, потом достала из чана рубашку и бросила ее Коннору.
Мокрая ткань вместо живой горячей плоти мгновенно охладила его пыл. Нет, совсем не этого он хотел.
«Что ж, по крайней мере, у одного из нас достало здравого смысла», – подумал Коннор, разглядывая струйку крови, сочившуюся из раны. Он зажал рану ладонью и выпрямился. Неглубокая и неопасная, но рана все же причиняла сильную боль и страшно мешала, особенно в эту минуту.
– Тогда возьмите бинты, и мы займемся раной, – предложил Коннор.
Не в силах удержаться, он снова притянул к себе Софи и поцеловал. Эта женщина была создана для него. Никогда и ни с кем не испытывал Коннор ничего подобного.
Ее губы раскрылись навстречу его губам, и Коннора охватила дрожь.
– Это безумие. Что же мы делаем? – в ужасе прошептала Софи.
– Если вы не знаете…
– Я знаю, что вам нужно немедленно перевязать рану, – пролепетала Софи.
– Мне нужно нечто большее чем перевязка, женщина! – прорычал Коннор. – И немедленно.
Софи высвободилась из объятий мужа, и Коннор окинул ее восхищенным взглядом. Она смущенно потупилась, но, казалось, совсем не возражала, что разглядывают ее нагое тело. Очаг по-прежнему горел, отдавая тепло, и в отблесках пламени кожа Софи отливала золотом. Голодный взгляд Коннора выдавал переполнявшее его желание, но завораживающая утонченная красота Софи заставила его замереть от восторга.
В следующий миг она схватила льняную простыню, поспешно завернулась в нее и заметалась по кухне в поисках бинтов, горшочка с мазью и кружки с виски. Коннор стоял и ждал, сгорая от желания.
– Поднимите руки и стойте смирно, – скомандовала Софи.
Коннор молча повиновался. Озорные искры в его глазах вызвали застенчивую и ласковую улыбку Софи, но не заставили ее отложить в сторону бинты и отбросить простыню, как хотелось бы Коннору.
Софи оторвала кусок полотна, пытаясь приложить к ране, и Коннор невольно содрогнулся. Она молча протянула ему кружку, он сделал глоток, и виски приятно обожгло горло. Она взяла кружку из его рук и глотнула сама, а затем окунула в виски кусок тряпицы.
– Эй! – запротестовал было Коннор, но Софи проворно промокнула рану тряпицей. Киннолл с шумом втянул воздух сквозь сжатые зубы и отвернулся, пытаясь побороть жгучую боль.
Софи приложила к ране мазь, и в кухне тотчас запахло миндальным маслом, базиликом и лавандой. Взяв самый длинный кусок полотна, Софи ловко обмотала им живот мужа, соорудив крепкую удобную повязку, а затем завязала и подогнула концы.
– Ну вот, – улыбнулась она, встав рядом с Коннором. – А теперь для вас главное – это хорошо себя вести.
– Позже, – хрипло выдохнул он, взял жену за плечи и поцеловал. Шея ее выгнулась, грудь приподнялась. Коннор не смог спокойно на это смотреть. Он принялся осыпать поцелуями ее лицо, шею, плечи, а потом нетерпеливо сорвал с жены простыню и швырнул ее на пол. Тело его запылало.
Ноги Софи подгибались от слабости, но она нашла в себе силы взять мужа за руку и подвести к деревянной скамье рядом с очагом. Она хотела, чтобы Коннор сел и отдохнул, но тот вовсе не собирался этого делать.
Прислонившись спиной к теплой от огня каменной стене, Коннор потянул за собой Софи, обхватил ее за талию и усадил к себе на колени. Теперь она сидела к нему лицом, широко разведя длинные стройные ноги. Коннор гладил ее спину, целовал и ласкал грудь, а Софи, трепещущая от блаженства, тихо стонала в его объятиях. Нежный запах ее тела смешался с запахом лаванды, доводя Коннора до исступления. Ему хотелось наброситься на Софи и овладеть ею, но он ждал, пока Софи захочет этого всем сердцем, всей душой. А чтобы это получить, надо было запастись терпением и нежностью. При мысли об этом по телу Коннора пробежала сладостная дрожь предвкушения.
Скользнув пальцами по гладкому бедру Софи, он нашел ее лоно, влажное и теплое. Софи вскрикнула и выгнулась дугой. Вцепившись в плечи мужа, она рванулась вверх и погрузилась в густую гриву его волос. Коннор обхватил нежный розовый сосок, и Софи вся затрепетала, а бедра ее раскрылись, умоляя.
Коннор подхватил жену и исступленно рванулся ей навстречу. Их тела слились и начали двигаться в страстном, бешеном ритме. Коннору казалось, что в жилах его течет расплавленный огонь. Кровь стучала в висках, дыхание с хрипом вырывалось из груди.
Софи обвила руками шею мужа, обхватила ногами его торс, выгибаясь и замирая, уступая его натиску и нападая, качаясь на волнах наслаждения, взмывая вверх и погружаясь вниз. Неимоверное блаженство затопило Коннора. Его тело продолжало двигаться в древнем магическом танце любви, наполняя душу восторженным изумлением. Потрясенный силой этого чувства, он со всей ясностью понял, что нашел свою любовь и хотел бы остаться с ней навсегда.
И вот он снова вернулся к тому, с чего начал, сел на скамью, прислонившись спиной к каменной стене, и держал на руках свою ненаглядную жену, нежную и трепещущую после упоительной близости. Но что-то неуловимо изменилось в нем. Коннор знал, что никогда уже не станет прежним.
Склонив голову к Софи, он долго так сидел, задумчивый и молчаливый. Для него уже не было пути назад, да он и не хотел возвращаться к тому горькому и одинокому существованию, которое еще совсем недавно составляло его жизнь.
Коннор наклонился к Софи и почувствовал, что боль в боку немного утихла. И тогда он потянулся к ней, ласковой, любящей, нежной. Сейчас она была похожа на чудесный огонек, сияющий во тьме и освещающий ему путь.
Прикосновение смычка к струнам несло покой и умиротворение. Коннор почувствовал, как музыка заполняет его и течет легким и вольным потоком. Он начал играть, и мелодия, сотканная из темноты ночи, завладела им, подчинила себе. Казалось, музыка обладает собственной душой, а руки Коннора, скрипка и смычок лишь помогают ей явиться на свет и наполнить радостью этот мир. Музыка дарила Коннору очищение. Как туманная дымка, прошлое таяло, а настоящее начинало играть яркими красками, и будущее казалось вполне возможным.
