Именно иллюзию, потому что огонь не мог защитить от людей или от той внутренней тьмы, что переполняла эту женщину. Может быть. Я не могла спросить ее об этом. Просто не умела.
* * *
— В жизни не видел такой рыбалки, честное слово! — в четвертый раз повторил Джейми, и по его лицу скользнуло мечтательное выражение. Он разломил форель, обжаренную в кукурузной муке. — Они просто кишат в воде, ведь правда, Ян?
Ян кивнул, и его простоватое лицо точно так же затуманилось мечтой.
— Мой па отдал бы вторую ногу, чтобы такое увидеть! — сказал он. — Они просто сами напрыгивали на крючок, тетя, вот клянусь!
— Индейцы вообще-то не трудятся сооружать удочки с крючками, — вставил Майерс, аккуратно разделывая ножом свою порцию рыбы. — Они ставят такие, знаете, ловушки… корзины, в них заплывает форель. Или просто втыкают в дно ручья несколько шестов и бросают ветки, чтобы задержать рыбу, а сами стоят на камнях с острыми палками в руках и выбрасывают рыбин из воды.
Для Яна это было уже слишком; любое упоминание об индейцах исторгало из него водопад вопросов. Когда он полностью исчерпал тему рыбной ловли, он начал в очередной раз расспрашивать о покинутой деревне, которую мы видели так недавно.
— Ты сказал еще, что это могло случиться из-за войны, — сказал Ян, вытащив кости из большого куска горячей рыбины и маша пальцами в воздухе, чтобы остудить их. Потом бросил очищенный кусок Ролло, который управился с угощением одним глотком, не обратив ни малейшего внимания на температуру форели. — Это что, была война с французами, что ли? Я не знал, что они заходили так далеко на юг.
Майерс покачал головой, не спеша разжевал и проглотил кусочек форели, и только после этого ответил:
— Ой, нет. Я имел в виду войну могавков и тускара, вот что, — ну, по крайней мере, белые так это называют.
Война с одним из племен тускара, пояснил Майерс, была коротким, но весьма жестоким конфликтом, случившимся более сорока лет назад, из-за нападения на тускара обитателей другой части континента. Тогдашний губернатор колонии выслал войска на территории тускара, чтобы не допустить продвижения конфликта к центру колонии, и в результате произошел ряд стычек, которые колонисты, будучи вооруженными намного лучше, выиграли без труда… но это лишь привело к полному исчезновению целого племени тускара. — Майерс задумчивым кивком указал в темноту. — Из той деревни уцелело всего семь человек… и то ли пятьдесят, то ли около сотни осталось в другом поселении, а оно было намного крупнее.
Опустошенные деревни племени тускара моментально были разграблены и окончательно исчезли с лица земли, хотя официально эта территория не была занята могавками, и потому осталась во владении Лиги Ирокезов.
Джейми вернулся к костру с бутылкой, извлеченной из седельной сумки.
Это было шотландское виски, — подарок на дорогу от Джокасты. Джейми налил немного виски в свою кружку и передал наполовину полную бутылку Майерсу.
— Но разве земли могавков не лежат далеко к северу отсюда? — спросил он. — Как они могли вести здесь войну, как могли обеспечить защиту своим людям здесь, если вокруг — враждебные им племена?
Майерс сделал хороший глоток виски и с довольным видом размазал капли по губам и вокруг них, прежде чем ответить.
— Мм… до чего же хорошее питье, друг Джейми! Ну да, земли могавков, конечно, далеко отсюда. Но название «племена ирокезов» — это вообще-то название шести племен, и могавки тоже входят в их число, причем они-то как раз самые свирепые. Никто, ни белые, ни краснокожие, не станут по своей воле связываться с могавками, это уж точно.
Я слушала, как зачарованная. И меня обрадовало то, что исконные территории могавков находятся далеко-далеко от нас.
— Но зачем было могавкам захватывать тускара? — спросил Джейми, вздернув одну бровь. — Не похоже на то, чтобы им были так уж нужны чужие воины, если они такие свирепые, как ты говоришь.
Ореховые глаза Майерса полузакрылись — Майерс наслаждался хорошим виски.
— А, ну да, они здорово свирепые, это точно… но главное беспощадные, — сказал наконец он. — Индейцы кровожадны и могавки по этой части хуже всех. Но они — люди чести, имейте в виду. — Майерс назидательно поднял толстый палец. — Только у них свой взгляд на то, за что следует убивать, иной раз мы это можем понять, а иногда и нет. Но они, как вы понимаете, сами разбираются в своих делах, и если уж могавк решит кому-то отомстить — ничто его не остановит, кроме смерти. Да и тогда вместо него начнут действовать его брат, или сын, или племянник, или еще какая-нибудь родня. — Он медленно, задумчиво облизнул губы, смакуя вкус виски, оставшийся на них. — Иногда индейцы по каким-то своим соображениям не убивают человека, который для них что-то значит; особенно если это связано со спиртным.
— Похоже на шотландцев, — пробормотала я, обращаясь к Джейми, и получила в ответ ледяной взгляд.
Майерс поднял бутылку с виски и обхватил ее ладонями, поворачивая так и эдак.
— Любой человек может выпить лишку и начать вытворять черт знает что. Но если говорить об индейцах — им и один-единственный глоток лишний. Я не раз слыхал о жутких бойнях, которых могло и не быть, если бы краснокожие не обезумели от выпивки. — Майерс покрутил головой, припоминая. — Но вообще-то жизнь у них трудная и кровавая. Некоторые племена были полностью уничтожены, и никого не осталось, чтобы рассказать, как это произошло. И еще они берут людей в плен, чтобы заменить ими убитых в бою или тех, кто умер от какой-нибудь болезни. Да, они иногда берут пленных… но принимают их в семью и обращаются, как со своими. Это и ждет нашу миссис Полли, вот так, — Майерс улыбнулся Полине, тихонько сидевшей у костра и не обращавшей никакого внимания на его рассказ. — И так вот около пятидесяти лет назад могавки захватили целое племя из группы тускара. Все племена говорят вообще-то на разных языках, — пояснил мимоходом Майерс, — но некоторые из этих языков похожи между собой. Тускара больше сродни могавкам, чем, скажем, чероки или криики.
— А вы знаете язык могавков, мистер Майерс? — спросил Ян, и мне показалось, что его уши даже оттопырились в ожидании ответа. Он вообще слушал, разинув рот. И без того очарованный нашим путешествием, обалдевший от леса, гор, множества птиц вокруг, Ян окончательно терял остатки рассудка при слове «индеец».
— Ну, немножко понимаю, — скромно пожал плечами Майерс. — Да любой торговец в этих краях поневоле запоминает словечко там, словечко тут. Пшел вон, псина! — Ролло, уже придвинувший нос чуть ли не вплотную к последнему куску форели из порции Майерса, прижал уши, давая понять, что он все отлично слышит, но и не подумал отодвинуться.
— Так ты намерен отвести мисс Полину к одним из уцелевших тускара? — спросил Джейми, разламывая на куски кукурузную лепешку.
Майерс кивнул, медленно жуя; поскольку зубов у него осталось совсем немного, ему приходилось тратить немало усилий даже на свежую, мягкую лепешку.
— Ну да. Еще дня четыре, а может, пять ехать, — пояснил он. Потом с улыбкой повернулся ко мне. — Я ее хорошо устрою, миссис Клэр, вам незачем о ней беспокоиться.
— Интересно, что о ней подумают индейцы? — спросил Ян и с любопытством посмотрел на Полину. — Они вообще видели раньше чернокожих женщин?
Майерс расхохотался.
— Парень, да многие из тускара и белых-то женщин не видели! Миссис Полли не больше их удивит, чем удивила бы твоя тетя. — Майерс отхлебнул воды и не спеша проглотил ее, задумчиво глядя на Полину. Она почувствовала его взгляд и посмотрела на Майерса своими немигающими глазами. — Но я бы сказал, они найдут ее весьма привлекательной. Им нравятся такие вот сладкие пампушки.
Можно было не сомневаться, что Майерс вполне разделял мнение индейцев на этот счет; его глаза изучали Полину с явным одобрением и даже с некоторой долей сладострастия, — впрочем, вполне невинного.
Полина заметила это, и вдруг разительным образом изменилась. Она вроде бы и не шевельнулась, и тем не менее все ее существо как бы сосредоточилось на Майерсе. Белки ее глаз исчезли, поглощенные расширившимися зрачками; глаза женщины стали сплошь черными и совершенно бездонными, и в них отразилось мерцание звезд. Конечно, Полина оставалась все такой же низкорослой и плотной, но благодаря тому, что она едва заметно изменила позу, чуть опустив грудь и выразительно раздвинув бедра, она моментально превратилась в воплощенное обещание, насыщенное похотью.