Вот почему на протяжении всех сорока лет эти две версии не просто сосуществуют, но и тяготеют друг к другу, образуя порой довольно убедительные симбиозы.
И ракеты, и люди?
Вот какое предположение высказывал в разговоре со следователем Ивановым отец Людмилы Дубининой — в те годы ответственный работник Свердловского совнархоза (цитирую протокол):
«Если производились запуски какого-то снаряда, а тот отклонился и не попал на намеченный полигон, то, по моему мнению, ведомство, выпустившее этот снаряд, должно было выслать на место его падения и разрыва аэроразведку. Для выяснения, что он там мог натворить и, конечно, для оказания помощи возможным пострадавшим. Если этого не было сделано, то это со стороны ведомства является бездушным отношением к людям, будь то туристы или охотники. Если аэроразведка была выслана, то, надо полагать, она и подобрала людей...
Об изложенном здесь я ни с кем не делился, считаю, это не подлежит разглашению...»
Читатель без моей подсказки увидит и оценит печать времени на психологии отца, только что потерявшего горячо любимую двадцатилетнюю дочь (напомню: это именно Александр Николаевич упал в обморок, заглянув под крышку Людмилина гроба).
А сорок лет спустя ту же, в сущности, версию, только уже без околичностей, без оглядок на “можно — нельзя”, озвучили по городскому радио Екатеринбурга журналист Николай Порсев и бывший выпускник УПИ, турист и воспитатель скаутов Кировского района Екатеринбурга Юрий Кунцевич, долгие годы изучавший дело дятловцев.
— Мне эта трагедия видится так, — рассказывал Юрий Константинович. — Никакой палатки на склоне не было. Какой смысл ее там ставить? До леса всего полтора километра. Лагерь туристов был в границе леса. Военные производят испытания нового оружия, предположим, уже изобретенной в то время нейтронной бомбы — убивает все живое, но оставляет в сохранности природные и техногенные объекты. Допустим, дятловцы не пострадали и остались живы (нейтронные лучи поражают по прямой, туристов защищали складки местности). Но действие бомбы они видели. Любопытство берет верх, идут к горушке на разведку, а там — люди. Кто? Те, кому положено строжайше охранять государственные тайны. Подразделение это прилетело на вертолете — посмотреть на результаты испытаний. Группа Дятлова идет прямо к ним. Что делать? Поступает приказ: уничтожить! И спецподразделение выполняет страшную команду. А дальше... Дальше — дело техники. Инсценировка естественной гибели в экстремальных условиях. Что значат человеческие жизни, когда дело касается государственной тайны? Разве события в Новочеркасске в 60-х годах не доказывают это?
Как знать, может быть, так все и было. Хотя вполне реален и другой вариант: все дятловцы как раз пострадали, но остались живы. Но это поражение заметно, его уже не скрыть. Что делать? Отправлять их к врачам, чтоб поставили им диагноз? Это означало полное раскрытие государственной тайны.
Возможно, и погибли дятловцы не первого февраля, а несколько позже: ведь план кто-то разрабатывал, согласовывал...
В связи с этим логично предположить, что и трупы дятловцев по склону никто не растаскивал. Скорее всего, их аккуратно разбросали с вертолета, но с небольшой высоты. Не отсюда ли наличие посмертных травм, но отсутствие синяков? Да и какие могут быть синяки или та же кровь у покойника, возможно, уже окоченевшего?
Когда сбрасывали буквально в одну точку последних четверых, они пробили в снегу глубокий колодец, «яму». Самостоятельно вырыть такую голыми руками, да еще в центре сугроба, замерзающие люди вряд ли могли, так как от границы глубокого наметенного сугроба до ямы надо было изрядно ползти. Пробить такой снег нереально даже снегоходу. Люди сделали бы «нору» с краю. Хотя зачем она нужна, когда рядом костер?
Что касается толщины снега, то когда людей сбрасывали, он, скорее всего, был действительно метра два. А через месяц, к началу поисков — уже все три. Вот почему сюда никто из поисковиков и не полез искать. Им даже в голову не могло прийти, что там кто-то может быть. Хотя некоторые отмечали, что без лыж туристы далеко уйти не могли.
Такой вот ужасный исход...
Надо признать, что оба варианта версии с “зачисткой” группы Дятлова каким-то спецподразделением тоже имеют достаточно очевидные изъяны. Если какой-то талантливый (уж в этом-то не откажешь!) постановщик инсценировал картину естественной гибели туристов, то почему на снегу не сохранились следы “рабочих сцены”? Да и не слишком ли много абсурда в расположении “персонажей” и “реквизита”? А если трупы, особо не мудря, разбрасывали с вертолета (один из них, падая, действительно мог обломать сучья кедра, поставив в тупик служаку-следователя), то как объяснить появление на земле довольно многочисленных неопознанных предметов, следы какой-то интенсивной работы в районе костра (срезанные ножом верхушки деревьев, помост) да и сам костер?
С другой стороны, не принимая гипотезу о “закулисных” участниках драмы, многие детали картины, зафиксированной в протоколах следствия, просто не поддаются объяснению. Да и по здравому смыслу: если взять за основу “ракетную” версию (а к ней склоняется сегодня большинство энтузиастов-исследователей), то совершенно естественно предположить (как и сделал в свое время отец Люды Дубининой), что после неудачного запуска ракеты на территорию, где произошла катастрофа, была направлена некая спецгруппа. Что она там увидела и как себя повела — это другой вопрос. Но в том, что прибывшие на место две недели спустя поисковики увидели уже в чем-то измененную картину, вряд ли можно усомниться.
Страшная, неодолимая сила
Напомню еще раз слова, которыми закончил текст постановления о прекращении уголовного дела младший советник юстиции Лев Никитич Иванов. Тогда, сорок лет назад, он высказал мнение, что причной гибели студентов “явилась стихийная сила, преодолеть которую люди были не в состоянии”. Сегодня трудно отделаться от ощущениея, что в этой по виду бюрократической формуле была сознательно зашифрована им глубокая и до сих пор не утратившая актуальности мысль.
Он хотел сказать — ну, не прямо, а хотя бы намекнуть, — что страшной, неодолимой силой, убившей ребят, было государство. Сам он это отлично понимал, только открыто говорить о том не смел, ибо тоже вынужден был той силе подчиняться.
Нет сомнений — это был талантливый криминалист, о том свидетельствует и его последующая успешная служебная карьера. Возможно, что эта карьера и не была бы столь успешной, если б он провалил тогда дело о гибели студентов. А было оно очень непростым: надлежало выстроить правдоподобную версию происшедшего, исключив две главные причины, которые для многих, кто соприкасался с трагедией, были достаточно очевидны, но, увы, составляли государственную тайну. Легко угадывается, что именно такую он получил установку во время неоднократных вызовов “на ковер” — о них выше говорилось.
Конечно, его задача существенно облегчалась тем, что великий учитель советских юристов умер всего лишь за шесть лет до того и общество не умело еще (лучше сказать: не смело) требовать доказательности юридических заключений. Так что Лев Никитич безбоязненно мог себе позволить там, где считал нужным, домысливать, дописывать, подсказывать свидетелям направление мысли, зато факты и показания, “угрожающие” раскрытием истины, он умел не заметить, обойти, а то и вовсе куда-то спрятать (уничтожить?). Сегодня, когда общаешься со свидетелями тех событий, эти уловки следствия как-то особенно настойчиво бросаются в глаза.
...На одной из встреч в редакции “Уральского рабочего” побывал человек, в душе которого трагедия на склоне горы Отортен оставила, надо полагать, особенно глубокий след. Я имею в виду Юрия Юдина — десятого члена дятловской группы, сошедшего, как вы помните, с маршрута из-за болезни. Он прожил долгую и содержательную жизнь; сейчас он работает заместителем главы администрации пермского города Соликамска. А ведь и он бы мог...
