Белфорд фыркает:

– Ему легко говорить! Наверное, какой-нибудь привилегированный тепличный брокер, которому никогда не доводилось…

– Он был аутичным ребенком, а теперь у него рак.

– О господи! Мне очень жаль.

– Ну знаешь, каждый может пожаловаться на тяжелую судьбу. А он никогда не жалуется, не покоряется судьбе.

– Что ж, похвально. Хорошо иметь бойцовский характер.

– Да он вовсе не боец! Скорее искатель приключений. Он не атакует, а увлекается; не защищается, а расширяет кругозор; не разрушает, а изменяется; не отвергает, а исследует… ну, в общем, ты понял.

(Эко же вас разобрало, Гвендолин!)

Белфорд слушает внимательно, по его широкому честному лицу гуляют морщины сомнения.

– Похоже, этот мистер Искатель Приключений здорово на тебя повлиял. Хотелось бы мне с ним встретиться.

– Завтра утром, в шесть утра, он покинет страну.

Белфорд не может скрыть облегчения.

– Что ж, его не в чем упрекнуть. Американское здравоохранение сейчас далеко не в лучшей форме. Однако, при всем уважении, я бы ему возразил. Многие несчастные в наших гетто и на улицах просто не способны нести ответственность за свои жизни. Даже те, кто физически здоров, страдают от духовного разложения. Они не могут исследовать разные возможности, ибо даже не знают об их существовании. Им никто никогда не рассказывал о таких вещах, как внутренний рост и трансформация. А самое страшное – их никто никогда не любил. Понимаешь? Они не уважают себя, потому что их никто не любит! Вот тут-то и нужны благодетели вроде меня.

– Ты можешь их любить до посинения, Белфорд, но им будет мало. И ты это прекрасно знаешь! Не важно, как сильно тебя любят другие; ты никогда не будешь себя уважать, если не научишься нести ответственность за собственные поступки, а этого не произойдет, пока ты не перестанешь обвинять в своих бедах и недостатках весь белый свет, родителей, общество, пол, национальность, Сатану, кого там еще… Рано или поздно каждый человек…

Белфорд терпеливо ждет продолжения. Но вы внезапно осознаете, что говорите как второй Даймонд, хотя сами едва ли можете служить блестящим образцом ответственного поведения. И резко меняете тему:

– Наверняка обезьяна уже проснулась.

На самом деле Андрэ, как выясняется, еще спит. Улучив момент, когда Белфорд уходит на кухню, чтобы напиться воды, вы несколько раз сильно пинаете клетку, пока животное не начинает ворочаться. В обычных обстоятельствах не обошлось бы без дикого визга, но сегодня обезьяна просто смотрит на вас, как Мона Лиза. Тот факт, что брови среднего человека состоят из 550 волосков (на 550 больше, чем у средней макаки), вызывает у вас чувство видового превосходства, однако вы это чувство неплохо скрываете и даже улыбаетесь заговорщически, словно в знак того, что лишь у вас двоих есть правильное либретто.

– Просыпайся, топ ami. Пора повеселиться! Луна светит ярко, прямо как топаз, который ты тиснул у маркиза де Как-ero-там в Монте-Карло. Ты должен ее увидеть, топ ami. У нее цвет бананового эскимо.

Аптечная клизма системы «сделай сам» изготовлена фирмой «Флот» из Линчберга, штат Виргиния, и стоит один доллар двадцать пять центов. Это одноразовая штуковина, похожая на приспособление для заделки щелей в камине, или для конопачения лодок, или для украшения торта. Она состоит из мягкой пластиковой бутылки, которую нужно держать в руке, и наконечника с предохранительным клапаном – для «регулировки потока и предотвращения обратного выброса». Бутылка содержит девятнадцать миллиграммов одноосновного фосфата натрия и семь миллиграммов двухосновного солевого раствора. Этикетка предостерегает: «Перед введением ректального наконечника снимите защитный оранжевый колпачок». Инструкция довольно простая, думаете вы, но потом вспоминаете, что пятьдесят процентов населения Америки полуграмотно. «А, ч-черт! Больно!» – «Так тебе и надо, дурак! Будешь знать, как бросать школу!»

Во всем огромном Сиэтле есть только одна круглосуточная аптека, и в ней продается единственный вид клизмы – эта одноразовая бутыль. Белфорд так и предполагал. В наши дни, сказал он, чтобы купить старомодную резиновую клизму с трубочкой, нужно ехать на медицинский склад. Он также сообщил, что, согласно журналу «Природа», честь изобретения клизмы принадлежит южноамериканским индейцам, которые использовали ее для анального введения галлюциногенных веществ. Каких-нибудь два дня назад эти бесполезные исторические сведения вызвали бы лишь отвращение, однако теперь вы вспоминаете Ларри Даймонда – тоже, признаться, не без отвращения, ибо информация о клизме исходит от Бел форда Данна, чей дрессированный лютеранско-риэлторский мозг трудно заподозрить в хранении мерзостных фактов. Неужели на свете уже не осталось невинных умов? Что еще можно почерпнуть из старых журналов, разложенных на столике в парикмахерской? Инструкции, как лизать лягушек?

Досадуя на бессмысленность визита в аптеку – и в то же время радуясь, что удалость избежать постыдной покупки клизмы, – вы приобретаете несколько мелочей в отделе витаминов и школьных принадлежностей и возвращаетесь к «линкольну».

– Что поделаешь, дорогая, придется подождать до утра. Мне очень жаль. Маленький негодник, похоже, опять проголодался.

– Я не могу ждать, Белфорд, – отвечаете вы, к его немалому удивлению. – А вот негоднику придется потерпеть.

Белфорд легко согласился взять Андрэ в поездку до аптеки: он чувствовал себя виноватым за то, что давеча посадил его в клетку. Теперь зверь и его хозяин смотрят на вас умоляюще, разместившись на передних сиденьях, – но с заднего сиденья им отвечает ваш непреклонный взгляд.

– Ничего, поест позже, – отрезаете вы. – Сейчас мы едем в китайский район.

В любом другом районе любого другого города неоновые вывески – не более чем электрифицированная информация. Только не в китайском. Здешний неон – это песня, музыкальная тема, визуальное оформление пейзажа. Дрожащие щупальца искусственного света хватают зазевавшихся туристов и утаскивают в китайский район, где их проглатывает ослепительная рыбья пасть, зараженная экзотикой. В длинном списке чудес, пришедших к нам из Китая – от пороха до макарон, – светящийся газ не числится, и в то же время китайский район без неона так же немыслим, как южный пляж без пальм: как иначе определить, что ты попал именно туда? Если еду можно назвать Святым Граалем китайского района, то неон – это аура Грааля, божественный нимб, яркий маятник, колебания которого гипнотизируют гостей, заполняя их умы образами запретных удовольствий и романтических стран. Неон китайского района – это неон тайны и радости. «ФОНГ», – говорит неон. И добавляет: «ФУ». А вместе получается «ФОНГ ФУ», таинственная и праздничная фраза. А еще неон говорит: «ИМПЕРАТОРСКИЙ САД», или «ХРАМ ЛУНЫ», и эти слова просты и понятны, хотя буквы, из которых они составлены, похожи на дым шанхайской опиумной трубки: они смешны и обворожительны, неуклюжи и абсолютно правильны, они подражают каллиграфии, как внук подражает дедушке. Даже элементы, стилизованные под бамбук, выглядят уместно. Светящийся газ пульсирует в них подобно животворящей плазме, создает образы драконов, пагод и мисок с рисом, играет оттенками томатного соуса, маринованных утиных лапок и оперы, оттенками гибискуса и женьшеня, шелкопрядов и петард. Неон орудует магической иглой над бледным небом китайского района, вышивая узорчатый защитно-рекламный чехол, который ни с чем не спутаешь.

Именно по обилию и характеру неоновой рекламы вы со своими компаньонами понимаете, что прибыли в китайский район Сиэтла. И тут же появляются другие признаки: полуразрушенные здания с низкими крылечками, теневые силуэты Будды на старых кирпичных стенах, пирамиды пустых ящиков на каждом углу… Тротуары китайского района – это место, куда приходят умирать срезанные листья овощей.

Китайский район Сиэтла официально, из вежливости, называют международным. С одной стороны, это соответствует истине, а с другой – явно ей противоречит. В районе нет ни европейцев, ни африканцев, ни южноамериканцев, ни австралийцев, ни арабов, так что вряд ли его можно назвать международным. Однако наряду с китайцами здесь живут японцы, корейцы, вьетнамцы, лаосцы и, конечно же, филиппинцы, а значит, более подходящим было бы название «азиатский район». Тем не менее Фредди Мати живет здесь отнюдь не из любви к собратьям-азиатам. Причина в другом. Во-первых, все ночные клубы находятся рядом, во-вторых, полицейским платят, чтобы они сюда не совались, а в-третьих – жилье стоит дешево.