В конце марта верховный суд вынес окончательное решение по делу Арона из Хопана: и это дело тоже проиграно, верховный суд утвердил приговор первой инстанции. Адвокату же Арентсену опять строго указано, на сей раз за поддержку бессмысленного иска. Как же это прикажете понимать, чёрт подери? Все суды стакнулись, чтобы нанести окончательный удар по деятельности молодого, ревностного адвоката.

Он послал маленькую Марту в Сирилунн теперь уже за целой бутылкой и на пару с кузнецом, не мешкая, осушил её. Когда бутылка была пуста, оба шатаясь побрёли в Сирилунн и продолжили в том же духе. Молодой Арентсен вернулся домой поздним вечером и был недоволен решительно всем: еда холодная, старушка-мать, вдова пономаря, худая и напуганная, спряталась от него в уголок, а Роза сперва рассмеялась над его пьяным и всклокоченным видом, но потом оскорбилась, замолчала и не произнесла больше ни слова.

— Знаешь, Роза, когда я прихожу в отчаяние, ты для меня великое утешение.

Молчание.

— Проигранный сегодня процесс, — продолжал он, — вероятно, означает, что суды сговорились погубить мою практику. Что ты на это скажешь?

Наконец она ему ответила:

— Я думаю, тебе не следует посылать девочку в Сирилунн за бутылками.

— Н-да, такова, стало быть, первая мысль, которая приходит тебе в голову, когда ты слышишь, что твой муж проиграл процесс.

Молчание.

— За бутылками? Ты что этим хочешь сказать? Да я мог бы выпить две бутылки и быть ни в одном глазу: между тем я пью по осьмушке. Может, ты считаешь меня пьяницей?

— Нет, — отвечала она. — Но ты часто ходишь в Сирилунн.

— Ну и что? Прикажешь мне подыхать с тоски? Уж молчала бы лучше, матушка. Просто когда я в отчаянии, я ухожу из дому, только и всего.

— Значит, каждый день все восемь месяцев ты непрерывно был в отчаянии, иногда больше, иногда меньше?

— Да, — ответил он и дважды кивнул в подтверждение собственных слов, — это не лишено справедливости.

Чтобы избегнуть дальнейших колкостей, она спросила:

— Ты не находишь, что Марте лучше бы вернуться домой к матери?

— Это почему ж? Впрочем, возможно. Нет, всё-таки нет. Когда она бегает в лавку с моими поручениями, она заодно видит там своего отца. И получается очень складно.

Пауза.

— Может, тебе и в самом деле следовало выйти за Бенони-Почтаря, — сказал он раздумчиво.

— Следовало, говоришь?

— А ты сама как думаешь? Я для тебя неподходящий муж.

Она взглянула на него. Поскольку макушка у него давно уже блестела лысиной, а сзади, напротив, росли густые, короткие волосы, затылок казался бесформенно большим. При такой уродливой голове он смахивал на карлика, особенно сейчас, когда сидел поникнув и словно бы без шеи.

Не дождавшись ответа, он продолжал:

— В жизни не думал, что ты такая занудная особа.

— Скажи уж лучше, что я для тебя неподходящая жена.

Молодой Арентсен сидел, разглядывая свои руки, потом поднял глаза, упёр их в стену и промолвил:

— Можешь говорить что хочешь, но на свете нет другой любви, кроме ворованной.

Лицо у Розы исказилось, и тень заволокла её глаза, словно зашло солнце.

— В тот самый миг, когда любовь бывает узаконена, она делается свинской, — завершил свою мысль молодой Арентсен. — И в тот же самый миг она становится привычной. Но и в тот же миг любовь исчезает.

Описав дугу, галеас вошёл в бухту, немного погодя туда же вошли обе шхуны, и все три корабля бросили якорь перед сушильной площадкой Мака и перекинули швартовы на берег. За работой Свен-Сторож высоким голосом распевал морские песни, да так, что было слышно аж до самого Сирилунна.

— У меня и собственная гора есть, — сказал Бенони, — но пока суд да дело, я могу сушить свою рыбу и на Маковых площадках.

Он хорошо сейчас выглядел, рослый, в высоких сапогах и двух куртках, но его густая шевелюра уже начала немного седеть возле ушей.

Немного погодя он на вёслах подошёл к причалу вместе со Свеном и ещё одним человеком — Бенони с первой минуты вёл себя как хозяин рыбы.

— Завтра начну промыв, — говорил он людям, которых встречал по дороге.

Среди людей, столпившихся на пристани, один человек пришёл не ради Бенони, а ради Свена, была это женщина, покрытая шалью, и звали её горничная Эллен. Судя по всему, она начисто выкинула из головы пятидюймовый нож, и схватку в сочельник, и даже самого Мака, она была такая ласковая со своим парнем, как никогда прежде, при всём честном народе она взяла его за руку.

— Добро пожаловать домой! — сказала она. А шаль она накинула не без причины, большую шаль, концы которой свисали до колен, скрывая известные обстоятельства.

Бенони пошёл к Маку в контору.

А Мак как раз беседовал с Розой. Была при ней и маленькая Марта. Марта держала в руке жестяное ведёрко и очень гордилась, что ей доверили нести его. Роза пришла куда более тихая и понурая, чем обычно, и как бы шутливым тоном заговорила:

— Мы не могли бы и дальше получить кредит в лавке?

— Да? — вопросительным тоном отозвался Мак. — Ну, конечно. А разве вам это нужно?

— Нет, нет, — отвечала она, — но Николай куда-то ушёл, вот я и подумала, что он здесь.

— Нет, он у нас не часто бывает.

Роза между тем отправила маленькую Марту в лавку к отцу. И сказала:

— Напротив, он у вас часто бывает.

Мак решил отмахнуться от её вопросов:

— Сильно преувеличено! Ох, уж эти женщины.

Ах! Старая пономарица собралась от них съезжать, и это был такой стыд, такой позор, просто слов нет, до чего стыдно. И всё из-за какой-то толики еды, из-за того, что Николай за всю зиму ничего не заработал. Не может ли Мак сказать ему несколько слов, что-нибудь для них сделать? Если Мак приветливо с ним поговорит, на Николая это должно подействовать. Это общение с кузнецом... эти вечные походы в Сирилунн...

— Опять ты преувеличиваешь! Роза безнадёжно помотала головой:

— Ходит, ходит, каждый день, иногда два раза на дню... Всё так ужасно, эта жизнь, этот тон... А девочка всё слышит! Нет, ей надо во имя Божье возвращаться назад к матери... Может, Мак всё-таки поговорит с ним, по-доброму, осторожно? Вечное торчание у стойки... это всё так неприлично...

Мак был бы рад утешить свою крестницу, а потому и пообещал ей заняться этим делом.

— Скажи ему, что ни один порядочный человек... Вот теперь рыбаки пришли с Лофотенов, тут бы Николаю как раз и сидеть дома, чтобы люди могли его застать! Не то чем это всё кончится... Подумать только, торчать здесь, перед стойкой — и это адвокат?

— Преувеличение. Другое хуже: он проигрывает свои дела.

— Да, и дела он тоже проигрывает.

— Тебе бы надо выйти за Бенони, — сказал Мак.

— За Бенони? Совсем не надо! — с горячностью возразила она и залилась краской. — Ты это и сам прекрасно знаешь. Мне надо было выйти за того, за кого я вышла.

— И сделала большую глупость. Ты не послушала моего совета...

Роза перебила:

— Значит, я могу просить у Свена кой-какую мелочь в лавке...

Бенони идёт к Сирилунну и встречает по дороге Розу с маленькой Мартой, которые возвращаются из лавки. Увидев, кто идёт ему навстречу, он замедляет шаги, и его словно ударяет в сердце. Бояться Розы ему нечего, да и то сказать, на этой ровной дороге нет возможности разойтись. С другой стороны, попробуйте через столько времени, после стольких событий идти нормальными шагами. Но и она тоже заприметила, кто идёт ей навстречу, и в её походке тоже появилась какая-то неуверенность. Казалось, она готова провалиться сквозь землю.

— Добрый день, — сказал он.

Он с первого взгляда увидел, как изменили её прошедшие месяцы. Маленькая Марта сделала книксен22, очень мило, но Бенони это показалось каким-то чуждым, только у благородных людей дети делают книксены, приседающая в книксене девочка вдруг напомнила ему всем своим видом, что это благородные люди и что Роза с тех пор, как он видел её в последний раз, стала замужней женщиной.