— Уже ночь, — наставительно сказал он, вновь подвигая к себе чашу с вином. — Как ты пойдешь одна по вонючей Мессантии? Луна и то еле светит… Клянусь Кромом, я провожу тебя домой, хочешь ты этого или вет.

Эту речь произнес однажды Ши Шелам (тот самый, что почитал духа желудка), соблазняя в дешевом кабаке на окраине города такую же дешевую сорокалетнюю Банну, огромную краснолицую торговку зеленью. Конан запомнил сие выступление Ловкача слово в слово, так что сейчас ему осталось только заменить Шадизар на Мессантию, а покровителя воров Бела на гораздо более достойного Крома, и, если не считать того обстоятельства, что луна-то как раз светила вовсю, первый ход в зарождающихся отношениях с девушкой был сделан. Вполне собою удовлетворенный, киммериец допил вино из чаши, а потом из бутыли, прямо из горлышка.

— Я не одна, — качнула головой Данита и улыбнулась, увидев, как при этих словах брови варвара съехались у переносицы. — Со мной Плипсо.

— Слизняк твой Плипсо, — презрительно скривил губы Конан. — Отпустил тебя в грязный трактир, полный всякой швали, а сам… Где же он? На улице?

— Нет. Он со мной.

Все еще улыбаясь, девушка сунула руку в глубокий карман мужской куртки что была накинута на ее плечи, и… В тот же миг варвар почувствовал такое необычайное волнение, что хмель мигом вылетел у него из головы. На ладони Даниты, широко растопырив клешни, лежал огромный живой розовый краб…

Первое число найдено. Оно должно указать ему дорогу — значит, теперь Конан непременно последует за Данитой, куда бы она ни вздумала направиться. С трудом оторвав взгляд от краба, он посмотрел на девушку, которая по юности своей была чрезвычайно обрадована произведенным на такого большого и взрослого мужчину впечатлением.

— Почему он живой? — спросил киммериец, сам толком не понимая, зачем это ему понадобилось знать.

— Он особенный, — с улыбкой ответила Данита, позабыв недавнюю печаль по поводу пропавшего отца. — Он может жить и в море и на суше. Мне подарил его брат…

Но при последних словах губы ее дрогнули, и в глазах снова появилось нечто близкое слезам. Конан отлично знал подобное выражение глаз у женщин, а потому торопливо перевел беседу в другое русло: уж слезы ему были совершенно ни к чему.

— Расскажи мне про отца, Данита. Он что, часто бывает в этой дыре? — И киммериец выразительно обвел взором зал трактира.

— Нет. Кажется, он вообще никогда тут не бывал… У него… О, Конан, мне трудно говорить об этом, но у него случаются такие провалы в памяти… Он вдруг исчезает из дому, и потом я нахожу его в самых неожиданных местах… Две луны назад я искала его всю ночь и еще немного утром, а в полдень, когда я думала, что моего бедного отца уже нет в живых, его привели домой портовые рабочие. Оказалось, он спал под перевернутой лодкой и… О, нет…

Длинные темные ресницы ее опустились на вздох и тут же намокли. Все-таки слезы! Конан заерзал на табурете, понимая, что или она немедленно перестанет плакать, или ему придется искать первое число где-нибудь в другом месте.

— Кромом клянусь, девочка, — морщась, проворчал он. — Твои слезы не помогут ему, хоть ты затопи этот поганый кабак до самой крыши. Когда он пропал?

— Перед сумерками. Я вышла во внутренний дворик — мы с ним любим сидеть там вечерами — и увидела, что светильник уже зажжен и стол накрыт, а отца… — Данита всхлипнула, но сдержала очередную слезу. — А отца нет.

— Прах и пепел! Так, может, он еще не успел туда спуститься!

— Я спрашивала у слуг. Они сказали, что искали его в доме… Все напрасно…

— Хм-м-м… Ну что ж… Вставай. Пойдем, порыскаем по улицам, и если он не свалил из Мессантии, мы найдем его, девочка. Вставай же!

Если Плипсо с Данитой собираются искать пропавшего старика, то Конан тоже займется именно этим. Жаль, что придется отложить на время встречу с рыжим талисманом и Кармио Газа, но, в конце концов, он может навестить их после — или после того, как найдется отец девушки, или после того, как Конан получит от Учителя в гирканских степях ту великую Силу…

Луна освещала окрестности немногим лишь бледнее солнца, упиваясь своей безграничной, хотя и временной властью. Оказавшись на улице, киммериец вдохнул свежий воздух, пропитанный морем и солью, повертел головой, с неприязнью обозревая полузабытые места. Сейчас Данита как обладательница Плипсо — первого числа — выберет дорогу, по коей и пойдут они вместе до поры, а потом… Но такой прекрасной ночью Конан не желал думать о потом. Он обернулся к девушке, зябко пожимавшей узкими плечами за его спиной. Несмотря на безветрие, она и правда замерзла: карманы ее огромной куртки надулись, так что сразу было ясно, что она сжала кулачки, а кончик точеного носика чуть покраснел.

— Тебе холодно? — с недоверием поинтересовался варвар, но ждать ответа не стал.

Видно, старая Низа еще дышала воздухом их общей земли, ибо сердце Конана, зажатое переполненным желудком, снова дрогнуло — на этот раз не в сладостном предчувствии ночи любви, а охваченное лихорадкой приключения. Надо спешить! Какая разница, тепло Даните или холодно, если они не медля и вздоха двинутся в путь? Скорый шаг и согреет ее и подбодрит. Перебив девушку на полуслове, варвар наклонил к ней лицо и, заглядывая в серые ночью глаза, быстро сказал:

— Плипсо не потеряла?

Данита отрицательно покачала головой.

— Тогда что мы стоим? Говори, куда идти!

— Домой… — после мига замешательства прошептала она. — Да, домой.

— Ты уверена? — рыкнул весьма раздосадованный Конан, коему вовсе не улыбалось тащиться к ней домой, а потом снова по вонючей Мессантии в поисках второго числа. Кстати, что там старуха толковала о нем? Кажется, оно должно подсказать, где остановиться… Ладно, тогда киммериец пойдет с Данитой куда угодно, раз уж в кармане у нее Плипсо, но как только он увидит дохлую мышь…

— Уверена. Может быть, отец уже дома. До того, как я пришла в «Искалеченного в боях Свилио», я полгорода обошла… За это время он мог и вернуться… А если нет — я снова буду его искать… Но тебе ведь не обязательно ходить со мной… — прибавила девушка, почувствовав ноту раздражения в голосе спутника.

— Ну уж нет, — буркнул Конан. — Я тебя одну не оставлю. Только… Данита, да пойдем же скорее!

По просьбе киммерийца девушка несла Плипсо не в кармане, а в руке, чем краб, кажется, остался очень доволен. Он уже не двигал недовольно клешнями, и только усы его топорщились в разные стороны, то подрагивая, то опускаясь вниз — но, возможно, он просто тоже наслаждался чудесным ночным воздухом…

Время от времени поглядывая на столь необычного проводника, варвар резким шагом шел чуть поодаль, стараясь не слишком обгонять и без того запыхавшуюся девушку. Она же спешила изо всех сил. Темные волосы ее, поблескивающие под серебристым светом луны, растрепались, а глаза сверкали тревожно-радостно, как если бы два этих чувства равно завладели ее душой. На деле так оно и было: тревога за отца смешалась с возбуждением от встречи с киммерийцем. Прежде Даните не приходилось не только быть знакомою, но даже и вообще видеть подобных мужей — могучих, немногословных, уверенных в себе и… И с такими красивыми синими глазами… В доме отца она встречала лишь неповоротливых жирных или юрких тощих торговцев, что в преклонном возрасте своем почти вовсе не обращали внимания на семнадцатилетнюю Даниту; к тому же их несравнимо более интересовали товары и деньги, о чем и велись беспрестанные разговоры меж ними и отцом. А еще раньше, в доме матери… О, там она тем более не могла увидеть кого-либо достойного внимания — мать жила замкнуто и с мужчинами не вела ни дел, ни — и в особенности — дружбы.

Этот северянин Конан с первого же взгляда не просто понравился Даните — он поразил ее до глубины и сердца и души. Она и на миг не ощутила беспокойства, вкладывая свою руку в его и затем следуя за ним к его столу. В нем совершенно не было ничего такого, чего ее учила бояться в мужчинах мать. Данита подавила вздох, родившийся при следующей, не очень подходящей для юной девы мысли, и тайком взглянула на Конана.