Искреннее сочувствие, которое Юрий Владимирович испытывает к своим героям, не может скрыть от него еще одной навязчиво-тоскливой темы, имя которой – нечаевщина. Ей посвящен роман Давыдова «Соломенная сторожка» (другое название – «Две связки писем»), она постоянно дает о себе знать в его работе «Герман Лопатин, его друзья и враги», отзвук нечаевщины слышен в блистательном «Бестселлере» и в «Коронованной валькирии». Конечно, не обошлось без упоминания о ней и в «Глухой поре листопада». Да и как могло быть иначе, если сам писатель отмечал: «Еще при жизни Нечаева возникло что-то вроде мифа о его бессмертии». И как печальный диагноз звучат слова: «...болезнь нечаевщины сидит глубоко». Не хватает лишь еще более пессимистичного: «В каждом из нас».

Что же это за недуг и в чем заключалась его опасность не только для революционного или в целом общественного движения в России, но и для ее властей, а может, и для нравственного здоровья нации в целом? В конце 1860-х годов Сергей Геннадьевич Нечаев всеми правдами, но в основном неправдами, создал революционную организацию «Народная расправа». Расправляться она должна была, конечно, со старым режимом и его виднейшими представителями во имя счастья и процветания народных масс, однако прославилась совершенно иным. Стремясь найти средства для борьбы с самодержавием (откуда брались деньги на эффективное функционирование подполья и подпольщиков, это вообще интереснейший и малоизученный сюжет), нечаевцы проявили недюжинную сноровку. Здесь были и фиктивные женитьбы на богатых невестах, и планы убийств состоятельных родителей с целью получения наследства их прогрессивно мыслящими отпрысками. Сторонников же нечаевцы вербовали не только среди искренних социалистов, но и среди колеблющихся, угрожая будущим единоверцам предусмотрительно собранным на них компроматом.

Вершиной этой уголовно-политической вакханалии стало убийство Нечаевым и его сторонниками студента Ивана Иванова. Вина несчастного слушателя земледельческой академии заключалась в том, что он осмелился усомниться в подлинности мандата, выданного Нечаеву некой «Всемирной революционной организацией» (мандат от имени несуществующей структуры был выписан Сергею Геннадьевичу известным анархистом М. А. Бакуниным, так что действительно являлся фальшивкой). Все исполнители убийства (кроме Нечаева, арестованного позже в Швейцарии) были задержаны и судимы. Вот тут-то, в ходе судебного разбирательства выяснилось самое ужасное. Оказалось, что обман, шантаж, убийства считались совершенно в порядке вещей, установленном Нечаевым для себя и своих единомышленников. Именно тогда потрясенному обществу стал известен документ, пропитанный цинизмом, абсолютной безнравственностью и каким-то убежденным в своей правоте людоедством, – «Катехизис революционера», написанный Нечаевым в соавторстве с Бакуниным.

Попытки пересказать его бессмысленны, а потому позволим себе лишь одну небольшую цитату. «У революционера, – пишут авторы «Катехизиса», – нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Все в нем поглощено единым исключительным интересом, единою мыслию, единою страстию – революцией. Он... разорвал всякую связь с гражданским порядком и со всем образованным миром, со всеми законами и приличиями... Нравственно для него все, что способствует торжеству революции. Безнравственно и преступно все, что мешает ему. Все... чувства родства, дружбы, любви, благодарности и даже самой чести должны быть задавлены в нем единою холодною страстью революционного дела... У товарищества нет другой цели, кроме полнейшего освобождения и счастья народа, т. е. чернорабочего люда. Но... товарищество всеми силами и средствами будет способствовать к развитию тех бед и тех зол, которые должны вывести, наконец, народ из терпения и понудить его к поголовному восстанию...»[36]

Выведение новой породы людей – занятие, издавна привлекавшее деспотов и тиранов всех мастей, и, как показали события XX века, не всегда безнадежное. Другой вопрос, как долго действует на людей магия подобных заклинаний, во что в итоге превращается «холодная страсть революционного дела» и каково жить без родства, дружбы, любви и чести? Однако бацилла нечаевщины опасна не только и даже не столько этим. Страсти-мордасти «Катехизиса революционера» потребовались Сергею Геннадьевичу для того, чтобы утвердить в умах и душах своих сторонников новый (на самом деле старый как мир) вид нравственности. Главный постулат его морали был позже подхвачен большевиками и звучит, напомним, так: нравственно все то, что способствует торжеству нашего дела. Безнравственно то, что ему препятствует. Иными словами, нравственность здесь совершенно ни при чем, однако безапелляционность этого заявления освящена, как водится, обещанием счастливого будущего для народных масс, путь к которому известен, понятно, только революционерам.

Подобные теоретические построения возводились, собственно, с одной целью – провозгласить правоту известного лозунга, прославленного еще Н. Макиавелли и иезуитами, а именно: «Цель оправдывает средства». Вряд ли кто-нибудь знает цель выше и гуманнее, чем обеспечение счастливого будущего своего народа, а то и всего человечества. Именно на роль пастырей – поводырей народов на пути к светлому будущему и претендовали социалисты 1860 – 1880-х годов. Посему любые средства и методы достижения этой цели оказывались допустимыми, честными и высокими. Обман, шантаж, торговля живым товаром, убийства единомышленников – все превращалось в пусть и крайние, но допустимые методы действия. Аморальность, возведенная в ранг политики, становилась средством необыкновенно действенным и смертельно опасным. Не увлеклись ли мы, однако, обличая нечаевщину, не переступили ли дозволенные объективностью границы? Посмотрим.

Чем, спросим себя, грозило революционному делу разоблачение студентом Ивановым нечаевского обмана? Да ничем, кроме исчезновения замешанной на уголовщине «Народной расправы» и возникновения на ее месте другой, более чистой в нравственном плане, народнической организации. Так что же, Нечаев, оболгав товарища и убив его, спасал только свой авторитет, свое ведущее положение в «Народной расправе»? Подобное объяснение было бы самым простым и по-человечески понятным: ну, что поделаешь, нашелся в политическом движении, в народнической семье моральный урод – от такого никто не застрахован.

Послушаем, однако, совсем не сторонника Нечаева, а обыкновенного правоверного революционера начала 1870-х годов В. Дебагория-Мокриевича: «Один из важных принципиальных вопросов, возбужденных у нас показаниями и объяснениями Успенского, которые он давал суду, в частности по делу об убийстве Иванова, был вопрос о средствах, допустимых или недопустимых, для достижения известной цели; и хотя мы отрицательно отнеслись к мистификациям, практиковавшимся Нечаевым, так как, по нашему мнению, нельзя было обманывать товарищей по делу, но в вопросе об убийстве Иванова, после размышлений, мы пришли к другому заключению, – именно: мы признали справедливым принцип: цель оправдывает средства”»[37]. Так вот чего добивался Сергей Геннадьевич – утверждения в умах молодых радикалов старого принципа иезуитов.

Да не просто так, а «после размышлений»... Интересно, о чем размышляли молодые социалисты? Верно, никак уж не о гибельности этого принципа для того дела, на алтарь которого они готовились принести свои жизни. Не размышляли они и о природе нечаевщины, столь точно вскрытой Ф. М. Достоевским на страницах знаменитого романа «Бесы», написанного как раз под впечатлением процесса над нечаевцами. Не поняв главного в этой страшной ситуации, народники не смогли или не захотели прийти к выводу, четко и бесстрашно сформулированному философом и культурологом Г. С. Померанцем: «Дьявол начинается с пены на губах ангела, вступившего в бой за святое и правое дело»[38]. Ненависть к несправедливости, неистовость, с которой социалисты боролись с режимом, их злоба по отношению к отжившему неожиданно оказывались путем назад, к тому злу, от которого они так яростно отталкивались. Бесами и нелюдями делаются именно те, кто считает себя выше остальных смертных, кто полагает, что может осчастливить человечество, зная путь к его спасению, и готов на все, чтобы подтолкнуть людей на этот путь.