Освеженные ночным путешествием, они пожелали гондольеру счастливого плавания и, беззаботно болтая, поднялись наверх. Там Никола чуть отстала и, обернувшись, еще некоторое время следила глазами за тем, как разглаживается на воде узкий след, оставленный черной лодкой. И потом, завороженная ночной тишиной, попрощалась в холле с Боженой, сказала Иржи, что хочет немного побыть одна, и поднялась к себе.

Божена, которой спать совсем не хотелось, пристально посмотрела на рыжего молодого человека с живыми, чуть печальными глазами. Не надо было обладать особой проницательностью, чтобы понять, как ему не хотелось отпускать сейчас эту удивительно гибкую девушку, медленно, будто в полусне, поднимавшуюся по каменной лестнице, и оставаться в эту волшебную ночь одному. Но Божена отдала должное его покладистости – он ни словом не возразил желанию Николы и даже попытался шутить.

– Ну и характер у вашей сестры – от нее всего можно ждать. Видели, как она шепталась с гондольером? – Иржи прищурился, его голос стал таинственным. «А ты все такой же рыжий сорванец! – думала Божена, глядя на него с нежностью. – И все так же влюблен в нашу вольную птицу. Представляю, каково тебе было там, в Праге, все это время…» – Сейчас возьмет и сбежит обратно на площадь. А уж какой-нибудь Казанова тут как тут! Сцапает глупую красавицу – и попробуй верни ее потом.

Увлекшись, он изобразил все это в лицах: как она, довольная собой, сбежит, потом увидит соблазнителя и как тот сцапает ее – смешно и плотоядно двигая коготками.

«И тут балаган!» – Божена искренне расхохоталась:

– А ты опереди его, укради ее спящей. – Шаловливые огоньки зажглись на мгновение у нее в глазах. – А то и вправду упорхнет. Карнавал – это опасное время, ни в чем нельзя быть уверенным…

Иржи смотрел на эту спокойно красивую, внешне уверенную в себе женщину и не знал, шутит она сейчас или же говорит серьезно. В этом они с сестрой были похожи. Никола иногда, неся какую-нибудь веселую чепуху, смотрела на него чрезвычайно серьезными глазами. И ее взгляд, особенно глубокий в такие минуты, проникал в самую его душу. А иногда взгляд Николы становился каким-то плоским, словно скользящим. И тогда она просто переставала его замечать и, находясь рядом, была где-то совсем далеко.

Но усталость все-таки брала свое, и он, благодарный Божене за этот короткий разговор, который будто поставил на место что-то упавшее в его душе, улыбнулся и тоже пошел спать.

У дверей номера Божену ждал сюрприз – записка от приехавшей Фаустины, и, не заходя к себе, она постучалась в дверь подруги.

Босая Фаустина разгуливала по мягкому ковру в костюме Арлекино, в котором она была похожа на стройного юношу. И прежде чем Фаустина заговорила, Божена услышала серебристый звон бубенцов, поющих на ней.

Фаустина подбежала к Божене и обняла ее гибкой рукой – так, что та почувствовала себя Коломбиной.

Выпалив это, Фаустина расхохоталась и сняла с лица красную маску.

– Ну как я тебе нравлюсь?

– Как мужчина или как друг?

– Брось паясничать. Это моя роль. Лучше примерь то, что я привезла.

И она извлекла из большой круглой картонки нечто – сначала Божене показалось, что это громадный веер из белых перьев и пуха. Но Фаустина плавно подняла руки, и веер превратился в длинную накидку. Изумленная Божена подставила плечи, и их тут же окутало белое пушистое облако. Потом Фаустина ловко застегнула невидимые пуговицы и накинула ей на голову капюшон.

Из темного венецианского зеркала в бронзовой раме на Божену смотрела огромная птица с женским лицом в лебяжьем оперении. Она чуть повернулась – и легкое облако заколыхалось и затрепетало на ней.

– Чудесно… – прошептала Божена, не отрывая от зеркала восхищенных глаз. И вдруг вздрогнула – рядом с высокой птицей стояла другая, пониже. Но оперение было ей явно великовато, и из-под капюшона свешивалась гроздь крошечных колокольчиков.

– Твоя сестра уже приехала? – спросил белоснежный двойник.

– Ах, Фаустина! Не лучше ли тебе было одеться феей?!

– О, нет уж, увольте – только не это. Не люблю волшебниц без возраста.

– И когда ты только успела?

– Не буду лукавить – костюмы из старых запасов. Одна дама уже пользовалась этими перьями. И, надо сказать, успешно.

– О, оказывается, у тебя большой бракоразводный опыт!

– Да нет же! Те птицы вели себя иначе. Как-нибудь расскажу. И потом, кто знает, чем для тебя обернется этот карнавальный полет. Ну, все, снимаем.

Птицы исчезли из зеркала, а их перышки вновь спрятались в коробки – до поры до времени.

– Фаустина, скажи мне наконец, что ты задумала? Завтра – открытие карнавала, и уже вечером Томаш будет здесь.

– Может быть, поговорим об этом утром? Одно могу тебе сказать: лучше уж выспаться сегодня. Когда нам снова доведется заснуть – никто не знает.

И она, отнюдь не сонно зазвенев бубенцами, притворно склонила голову на грудь.

А Божена, делая вид, что взлетает, выпорхнула из номера Фаустины в полутемный коридор и там, поскользнувшись, упала между двух дверей.

Она сидела на полу и, смеясь, поправляла рассыпавшиеся по плечам густые волосы. Настроение было такое, будто завтра – ее именины и она с удовольствием поджидает веселых гостей, которые готовы прожигать жизнь вместе с ней, отодвинув на дальний план рассудительные будни…

Но тут она услышала шаги – кто-то поднимался по лестнице. Божена быстро встала, вошла в свой номер и, торопливо повернув в замке ключ, захлопнула за собой дверь.

Томаш чувствовал себя не в своей тарелке с тех пор, как получил приглашение на карнавал – этот рождественский подарочек, сюрприз в духе той, которую он так хорошо знал… Или обманывал себя, думая, что знает?

Все это было неспроста. Или он стал слишком мнителен в последнее время… Да и произошло ли вообще что-нибудь между ними? Но ведь она уехала – а точнее сбежала – от него во Флоренцию. И ни разу не позвонила, не написала ему оттуда. Но и не сказала ведь, что уходит от него. Может быть, это приглашение – добрый знак и она хочет вернуться? И о чем они на прощание говорили с Николой – почему та так легко согласилась занять место сестры, тогда как раньше и слышать не хотела о том, чтобы приехать к нему в отсутствие Божены?

Никола… Когда она поселилась у них дома – Томаш так и не поверил еще, что их дома больше не существует, – он не знал, как избавиться от ее постоянного, ненужного ему присутствия. Он не мог уйти, когда ему вздумается, и так же непредсказуемо вернуться. И много еще других неудобств. Но когда Никола сама ушла от него, он не поверил и в это. Наоборот, он охотно верил, что она просто уехала к родственникам, хочет немного развеяться, отдохнуть от своей любви…

Он перестал себя обманывать лишь тогда, когда увидел Николу под руку с рыжим мальчишкой: эти двое поспешно удалялись от его дома, явно избегая встречи с ним.

Тогда он хотел поехать вслед за ними… Но почувствовал, что и сам не желает сейчас попадаться к ним на глаза, видеть их счастливые лица. Он не хотел оказаться в положении Божены.

Он развернул машину посреди улицы и поехал в обратную сторону. Все сразу встало на свои места: еще совсем недавно он придумывал, как обмануть Божену, а теперь его водила за нос Никола. Он остался ни с чем, точнее, ни с кем!

Так удрученно думал Томаш, стоя на открытой палубе катера, приближающегося к Венеции. Но в его душе все же таилась надежда на лучшее. Может быть, встретясь с Боженой в этом сказочном городе, он сумеет вновь завоевать ее – не сердце, так тело? Ведь она сама позвала его сюда! И все пойдет по-прежнему: они вместе вернутся домой и забудут о том, что произошло.