– Боже мой, ну что ты за ребенок! – нетерпеливо вскричала она. – Конечно же, нет! Крэн женат уже тридцать лет, он по-своему очень любит жену и растит четырех дочерей. Видимо, все же придется объяснить тебе все поподробнее.
Через несколько дней я отвезу тебя к Джереми Винтеру – это законник, который обеспечивает юридическую сторону нашего бизнеса, и он объяснит тебе все связанные с этим тонкости. Пока же могу только сказать, что, выражаясь деловым языком, в предложении того или иного джентльмена проявляется интерес определенного рода. Тут необходимо предусмотреть несколько важных финансовых аспектов. Во-первых, аванс наличными – это является залогом его добросовестности и того, что по той или иной причине в конце месяца ты не останешься без гроша. Кроме того, обычно заключается соглашение, предусматривающее ежемесячные выплаты определенного характера: тут оговаривается, возьмет ли он на себя содержание твоих слуг, какие твои счета он готов оплачивать и так далее. Главное различие между мужчинами даже не в том, сколько у них денег, а в том, сколько каждый из них готов за тебя выложить.
В обмен на все это они получают твою персональную благосклонность. Во всех отношениях ты становишься чем-то вроде их жены – на тот срок, пока действует соглашение. Если выясняется, что ты не заслуживаешь доверия или не удовлетворяешь их в ином смысле, соглашение утрачивает силу, но во всех случаях это прекрасно отлаженная и юридически выверенная система взаимных обязательств.
Ты удивлена, почему я фыркнула при упоминании об Эгертоне? Что ж, могу объяснить. Да, он богат, у него обширные связи, и он также вполне может сделать тебе предложение. Но он не годится именно потому, что молод. Молодому повесе ни к чему вторая жена – он хочет резвиться на воле. Ты можешь заинтересовать его в лучшем случае на несколько месяцев. С Крэном совсем другое дело. Если он сделает предложение, для тебя это будет означать как минимум целый год обеспеченной жизни, а возможно, и больше. Принимая во внимание щедрость Крэна, а он щедр до безрассудства, я уверена, что его не остановит даже требование чрезмерного аванса наличными, если, конечно, он решится на это всерьез. Кроме того, Крэн – светский человек, который знает всех, и все знают его. – Белль задумчиво улыбнулась собственным мыслям. – Он побывал везде, и никому не удастся обвести его вокруг пальца. Здесь у меня ты только начала свое обучение, но если ты будешь держать уши и глаза открытыми, то, находясь рядом с Крэном, узнаешь в два раза больше того, что следует знать любой женщине. А окажись ты с Эгертоном, вы двое так и останетесь беспомощными сосунками. От него тебе вряд ли удастся узнать что-либо ценное.
Видишь ли, дорогая, – продолжала она, – мы ведь предоставляем мужчинам не просто возможность периодически получать наслаждение в постели. До тех пор, пока общество остается таким, каково оно сейчас, всегда сохранится и место для нас, и необходимость в нас. Действительно, к нам приходит много мужчин и все они разные, но все они хотят чего-то большего, чем просто постель. Многие из них женились только ради карьеры и денег, поэтому у себя дома они не в состоянии найти любви. Многие уже состарились, и теперь все, что у них осталось, – это морщины и пожилые жены. Они смотрят на нас в надежде, что мы вернем им хоть что-то из утраченного. Многим нужна просто милая и приятная подружка, с которой можно провести досуг после того, как окончены дела. И мы, в свою очередь, если только у нас есть голова на плечах, не должны гоняться за случайными распутниками или юнцами, которым только и нужно, что задирать нам юбки, причем чем чаще, тем лучше. Учитывая все это, вряд ли тебе стоит надеяться, что хоть один из твоих любовников будет слишком молод.
Все, что говорила Белль, оказалось чистой правдой. Я убедилась в этом гораздо позже, когда уже имела возможность подумать о собственном удовольствии, но тогда вдруг поняла, что у меня начисто пропал вкус к неоперившейся юности. Однако в тот момент, слушая пространную речь Белль, я чувствовала, что во мне нарастает какое-то холодное, враждебное чувство. От ее слов веяло жестокостью, они напоминали об аукционах рабов в Древнем Риме, о которых мне приходилось читать. В наше время никто, конечно, не разденет вас и не выставит обнаженной на мостовой, чтобы продать подороже первому попавшемуся покупателю. Теперь все делалось гораздо цивилизованнее: нас наряжали, пудрили и вели на балы, чтобы точно так же продать в рабство.
– Значит, – взорвалась я, – меня продадут тому, кто даст самую высокую цену?
– Как жутко у тебя это звучит! – вздохнула Белль. – Нет, вовсе необязательно. Разумеется, нет смысла засовывать тебя в постель к человеку, который внушает тебе отвращение. Хотя бы потому, что ничего хорошего из этого не выйдет. Но, с другой стороны, если мужчина высоко тебя ценит и имеет соперников, также положивших на тебя глаз, вполне естественно ожидать, что он сделает наиболее выгодное предложение. Кроме того, вряд ли он будет так стараться заполучить тебя, если ты, в свою очередь, не проявишь к нему определенной симпатии. Я надеюсь, ты видишь логику в моих рассуждениях?
Однако я ее уже не слушала. Я понимала только, что должна вырваться отсюда и вернуться домой. Здесь оставаться я больше не могла. Постаравшись, чтобы мой голос звучал как можно жестче, я произнесла:
– Белль, в прошлом году я обещала всего лишь побыть у тебя некоторое время и выучиться всему, чему ты захочешь меня научить. Что ж, этот год прошел, и теперь я намерена ехать домой.
Как ни странно, мое заявление, казалось, вовсе не удивило Белль.
– Конечно, – сказала она, – ты поедешь домой, и я не понимаю, почему ты до сих пор этого не делала.
Это был сильный удар. Действительно, на протяжении последнего года я ни разу не выразила намерения навестить свою семью.
– Я уверена, что твои родные будут счастливы повидаться с тобой, хотя я и рассказывала им о твоих успехах, когда навещала своих. – С этими словами Белль испытующе посмотрела на меня.
– Я имею в виду, – твердо возразила я, – что собираюсь вернуться домой насовсем.
Белль окинула меня ласковым взглядом.
– Я велю запрячь карету. Поезжай домой и обсуди все со своими родными. Если ты не изменишь своего решения, пришли мне весточку, и я велю собрать твои вещи. Я понимаю, каково тебе сейчас.
Белль была спокойной, как всегда, и, как всегда, ей удалось одержать надо мной верх.
Август в том году выдался жарким, поэтому на следующий день в ожидании кареты я надела белое шелковое платье, вышитое незабудками и примулами, а на плечи набросила белую кашемировую шаль. Туалет дополняла итальянская соломенная шляпа с желтыми лентами. Когда я спустилась в зал, из двери напротив появилась Белль.
– Вручи им это, дорогая, – сказала она, вкладывая в мою руку кошелек. – Ты же знаешь, чего они всегда ожидают от нас.
И, засмеявшись, закрыла дверь.
Дорога до Рыбной улицы показалась мне долгой. Карета въехала в Сити, и сразу же дома теснее обступили нас, улочки сузились и превратились в мрачные туннели между закопченными стенами. Карета остановилась, я вышла. Меня немедленно окружила толпа изможденных ребятишек в лохмотьях. Они стояли и молча смотрели на меня, словно чего-то ожидая. В нос ударило отвратительное зловоние. Нет, я не забыла его – наоборот, слишком хорошо помнила. С трудом проложив себе дорогу сквозь толпу маленьких голодранцев, я открыла дверь и очутилась дома.
Прошло, наверное, несколько минут, пока глаза мои привыкли к скудному свету, сочившемуся сквозь крохотные оконца. Когда наконец ко мне вернулась способность видеть, я разглядела трех человек, смотревших на меня с открытыми ртами. На одном конце лавки, что стояла вдоль кухонного стола, сидел мой брат, рядом с ним – светловолосая девушка с невыразительным лицом. Напротив них, на отцовском стуле, сидела моя старшая сестра Нелли и чистила картошку. Младшая сестричка ползала по полу, подбирая упавшие картофельные очистки и вешая их себе на уши. Она была чудовищно грязной.
