Дэвид отплыл прямиком в Португалию, где принял участие в кровавом, но победоносном штурме Ролики. Он был ранен, но, по счастью, в самом конце сражения. Его тут же вынесли с поля боя, иначе он неизбежно истек бы кровью. Затем ему пришлось выиграть еще одну битву – против лекарей, которые намеревались отрезать раненую ногу. Первым же кораблем его как безнадежного больного отправили в Англию. Здесь он попал в Гринвичский госпиталь, где провалялся несколько недель, будучи на грани смерти. С больничной койки ему удалось отправить весточку Белль, но, когда она в конце концов добралась туда, кризис уже миновал и дела Дэвида пошли на поправку. Белль поведала ему о том, что я живу в Солуорпе, однако она ничего не знала о моей предстоящей свадьбе, а потому не представляла точно, в каком качестве я нахожусь в доме Денмэна. Я намеренно ничего не говорила ей о запланированном бракосочетании, поскольку не хотела ее присутствия на торжестве, опасаясь, что она своей вульгарностью шокирует гостей. О том же, чтобы рассказать Белль о своих матримониальных планах, но не пригласить ее на свадьбу, не могло быть и речи: смертельная обида последовала бы незамедлительно.
И все же новости, рассказанные ею, привели Дэвида в беспокойство. Поначалу он хотел написать мне письмо, но тревога отчего-то усиливалась, и Дэвид решил поехать в Солуорп, чтобы самому разобраться во всем на месте. С помощью двух друзей он, улизнув из госпиталя, нанял экипаж, который и доставил его ко мне. Остальное я знала. Излив мне душу, Дэвид в изнеможении лег на подушки и вопросительно посмотрел на меня.
– Ты сердишься? – робко поинтересовался он, не спуская с меня обеспокоенных глаз.
– Сержусь? – Я едва не захлебнулась от гнева. – С чего бы это? Нужно быть круглым идиотом, чтобы ожидать от солдата верности и порядочности. Это известно любому взрослому человеку.
Лицо Дэвида сморщилось как от боли.
– Господи, да ты и в самом деле рассердилась не на шутку! Именно этого я и боялся. Дорогая, но ведь все эти женщины ничего не значат для меня, пойми же. Эти увлечения – чисто физического свойства. К тому же все давно уже в прошлом и не имеет к нам ни малейшего отношения. – Он умоляюще протянул ко мне руки. – Ну же, Элизабет.
Но я словно бы не заметила его жеста, и он бессильно уронил руки на одеяло.
– Я мог бы рассказать тебе о своих злоключениях такое, от чего ты рыдала бы в моих объятиях, – грустно произнес Дэвид, – и слез хватило бы не на один десяток лет. Да, я многое мог бы поведать тебе. Но мне казалось, что ты, как и я, предпочтешь услышать только правду, какой бы неприглядной она ни была. Мои чувства к тебе никогда не менялись и не изменятся впредь. Надеюсь, что и твои чувства остались теми же, а если это так, то между нами не может быть лжи. Наша любовь не нуждается в фантазиях.
Он бросил на меня неуверенный взгляд. С моих губ готовы были сорваться жестокие и несправедливые слова, но, слава Богу, я сумела сдержать их. «Боже праведный, – вовремя спохватилась я, – чего же я хочу – наказать его лишь за то, что он был до конца откровенен со мной, за то, что верит в силу нашей любви?»
Склонившись над кроватью, я поцеловала его.
– Я думаю, что ты низкий, подлый, безнравственный плут, – произнесла я сладким голосом, – и я без памяти люблю тебя.
Улыбнувшись, он нежно привлек меня к себе. Прошло несколько минут, а может быть, и час. Наконец, оторвавшись от него, я томно пробормотала:
– Ну и жизнь нас ожидает впереди – подумать страшно. Ты будешь рассказывать мне все о своих интимных делишках, я тебе – о своих. Никакой театр с этим не сравнится!
Его руки железным обручем вновь стиснули меня.
– Что было, то прошло, дорогая моя. Ты же знаешь: пока ты рядом, меня до конца жизни не потянет к другой. Но теперь уж если я замечу, что ты хотя бы глазки кому-то строишь, то обещаю переломать тебе все твои нежные косточки.
Это было произнесено с улыбкой, но я знала, что каждое слово сказано им всерьез, и была счастлива.
В последующие несколько дней мы избегали разговоров на щекотливые темы и, обмениваясь воспоминаниями о трех минувших годах, ограничивались лишь событиями вполне приличного свойства. Я рассказала ему обо всех моих путешествиях. Дэвид рассказывал о Вест-Индии, делая в качестве иллюстраций к повествованию карандашные наброски, что служило ему дополнительным развлечением, поскольку он все еще был прикован к постели. Они и сейчас висят в моем кабинете. Хоть я никогда и не видела тех мест, мне кажется, что рисунки Дэвида прекрасно передают тяжелую красоту тропических широт. Стоит мне только взглянуть на них, и дни его жизни в далеких краях как наяву проходят перед моими глазами.
Я начинала беспокоиться о Марте – уже более двух недель минуло с тех пор, как я уехала из Солуорпа, а от нее не было ни слуху ни духу. Однако мои тревоги оказались напрасными.
Вечером мы с Дэвидом решили отметить круглую дату – две недели нашей супружеской жизни – бутылкой шампанского, которая нашлась в винном погребе. Внезапно хлопнула входная дверь, приглушенно зазвучал чей-то голос, раздались тяжелые шаги. Кто-то поднимался по лестнице. Я поспешила к Дэвиду, опасаясь, что к нам пожаловал Ричард, горящий жаждой мести. Дверь распахнулась, и на пороге появилась Марта с посапывающим ребенком на руках. Она подошла к кровати и положила его рядом с отцом.
– Ваш сын, – объявила она сухо, пристально глядя на Дэвида. – Можете полюбоваться на него десять минут, только не вздумайте разбудить. Долго ехали – устал кроха. Вот отдохнет, проснется утром – тогда и рассмотрите его с головы до ног.
Дэвид послушно подобрал руки и уставился на спящего малыша. Мы же с Мартой смотрели друг на друга. Ее губы тронула усмешка.
– Много пришлось вытерпеть? – спросила я дрогнувшим голосом.
– Достаточно, – коротко ответила она, – досталось на орехи и им, и мне.
Какая-то искорка сверкнула и погасла в ее глазах.
– Как тебе удалось выбраться оттуда?
– Я приехала с Джереми Винтером, ваша карета с багажом идет следом. Уж от кого натерпелась, так это от него. Он один мне задал жару больше, чем все они вместе взятые, – выразительно фыркнула Марта.
– Он, должно быть, зол как черт? – боязливо осведомилась я.
– А вы как думали? – ответила она. – Он не из тех, кто согласен оставаться в дураках, особенно в таких делах. – Марта многозначительно повела глазами в сторону Дэвида.
– А Ричард?.. – произнесла я.
– Его вам нечего бояться, – прервала она меня на полуслове. – Преподобный Принс позаботился об этом.
Затем грозный взгляд Марты метнулся на Дэвида, который почти бессознательно потянулся, чтобы погладить Артура. Он отдернул руку, словно обжегшись.
– А я уж боялась, что вы опоздаете, – сказала она ему строго, – совсем заждались вас.
Дэвид ответил плутовской улыбкой.
– Прошу прощения, но вернулся я не целиком. Осталось-то от меня чуть больше половины. – С этими словами он показал на покалеченную ногу, скрытую одеялом.
– Не отрезали? – нахмурилась Марта. Он покачал головой.
– С утра посмотрю, что там у вас. Ничего, может, оно и к лучшему – подольше дома посидите, – вновь фыркнула она.
– Он останется навсегда, – сообщила я ей, тщетно стараясь, чтобы голос мой не выдал ликования. – Мы поженились, Марта.
– Неужто? – Ее черные глаза подобрели. – Ну, тогда у вас впереди много важных дел. Теперь вам надо научиться быть счастливыми.
Она ловко взяла на руки спящего Артура и пошла из комнаты. Остановившись на пороге, Марта обернулась. На ее губах расцвела редкая прекрасная улыбка.
– Теперь и я могу быть счастливой, – добавила она на прощание и неслышными шагами выплыла за дверь.