Но вот еще одно донесение: в 1939 году туристом выезжал в Советскую Россию. После возвращения опубликовал серию статей об их Сельскохозяйственной выставке, о строительстве в СССР. Статьи — симпатизирующие большевикам.

Сын мэра — бравый офицер — известный адвокат — коммунист… Удивительная цепочка. Действительно ли существует связь между Пеевым и сигналами, что уносятся в эфир из дома на улице Царя Самуила?..

Генерал Кочо Стоянов лично знаком с адвокатом. Александр Пеев — олицетворение интеллигентности и добропорядочности: с мягкими внимательными глазами, с седыми висками, мягким зачесом волос. И голос мягкий…

Такой может обвести вокруг пальца кого угодно, но только не генерала Стоянова. Чем значительнее противник, тем более интересным предвещает быть единоборство. А если Александр Пеев действительно советский разведчик, то можно представить себе, какие у него обширные связи! Впрочем, на самом верху, во дворце и среди генералитета, знакомств у него вроде бы нет. Так что получаемые им сведения, надо надеяться, не представляют особой ценности: железнодорожный рабочий, писарь в штабе округа, какие-нибудь докторишки-инженеришки… Кажется, его брат Янко Пеев год назад уехал послом в Японию, а до этого был посланником в Албании, Румынии, Египте… Что ж, любопытно. Но самое главное и прежде всего: есть ли действительно связь между Пеевым и Поповым?.. Как это установить?

Доктор Отто Делиус^- внимательно просмотрел досье, легким движением поправил очки:

— У вашего друга увлекательная биография… А что сообщают станции прослушивания?

— Рация выходит в эфир регулярно, через день, в 22.30. Позывные ВМП… — ответил Стоянов. — За сеанс передает по 200–250 пятизначных групп.

— А как часто жена Попова встречается с женой Пеева или бывает у них в доме?

Генерал Стоянов вопросительно посмотрел на Недева. Полковник достал агентурный бланк:

— Регулярно, через день… — он нахмурил клочковатые брови. — Черт побери, в те же самые дни, когда выходит в эфир рация!

— Отсюда можно предположить — пока только предположить, — что донесения составляет Александр Пеев, а жена Попова — связная, — продолжал доктор Делиус.

— Возьмем прямо на улице эту Белину, выпотрошим — и узнаем! — полковник Недев уже готов к действию. — При ней должна оказаться и радиограмма. Не на память же она заучивает текст.

— А если ничего не окажется? Только спугнем.

— Можем устроить автомобильную катастрофу. Обыщем в мертвецкой.

— А если радиограмма окажется зашифрованной? Так оно, видимо, и есть, если Пеев серьезный разведчик, — абверовец закурил, глубоко затянулся. — Нет, господа, наберемся терпения и выясним еще кое-что…

— Хорошо. А пока установим агентурное наблюдение за Пеевым и за всеми, с кем он вступает в контакты, — добавил Кочо Стоянов.

Так в сферу внимания контрразведки попали еще несколько десятков человек. В том числе даже те, с кем адвокат просто раскланивался на улице или случайно оказался за столиком в кафе. В список попал даже генерал Никифор Никифоров, выпивший чашку турецкого кофе в сладкарнице на углу против Городского сада. Впрочем, заподозрить в чем-то самого начальника судебного отдела военного министерства не было никаких оснований — и Кочо Стоянов самолично вычеркнул Никифорова из агентурного списка.

Александр Пеев принимал посетителей прямо на квартире, в своем кабинете. Кабинет достаточно полно характеризовал своего хозяина. Старая, красного дерева мебель. Шкафы и стеллажи, заставленные книгами: преимущественно тяжелые тома со сводами законов, книги по философии и истории. Много поэтических сборников. На полках — черепки древних амфор, старинное оружие, безделушки — в большинстве поделки народных умельцев. Стол завален ворохом бумаг. Лишь в центре освобождено место для чистых, не тронутых еще пером листков.

Принимая клиента, адвокат усаживал его в мягкое потертое кресло, к журнальному столику. Сам располагался напротив. Старое кресло, сосредоточенное внимание — сама обстановка кабинета располагали к доверчивой беседе.

Но на этот раз клиент оказался каким-то взвинченным. Хозяин небольшого магазина колониальных товаров с городской окраины, которого обижают завышенными налогами, и он намерен обжаловать их через суд. Однако вместо того, чтобы внятно отвечать на вопросы, он ерзал, бегал глазами по сторонам, словно бы оценивая каждую вещь на столе и полках, стыдливо уводил взгляд в сторону. Наверное, сутяга, и налоги справедливы, просто хочет урвать побольше. Симпатии он не внушал, профессионального интереса не вызывал, Пеев постарался поскорее отвязаться от него, переадресовав к другому адвокату.

И даже тени подозрения не шевельнулось в его душе после того, как захлопнулась дверь за посетителем.

Поздний вечер 16 апреля 1943 года. Отшумел легкий дождь. У здания военного министерства — часовые в набрякших шинелях. Из-за штор кабинета полковника Недева — полоски света. Полковник насупленно смотрит на Кочо. Стоянов поворачивается к доктору Делиусу. Лицо немца бесстрастно. Глаза мерцают за толстыми, высокой диоптрии, стеклами. Лицо матовое, под умелым налетом пудры. В белых артистичных пальцах — неизменный мундштук сигареты. Доктор легко затягивается и кивает.

Стоянов приказывает Недеву:

— Давай!

Полковник снимает трубку внутреннего телефона.

В казарме батальона службы безопасности взвывает сигнал тревоги.

Раздвигаются окованные ворота. Набирая скорость, крытые автомашины вылетают на вечернюю улицу.

По тротуару улицы Царя Самуила спешат запоздавшие прохожие. Машины останавливаются за квартал от дома № 35. Подхватывая полы шинелей, придерживая автоматы, из кузовов высыпают солдаты. Прохожие шарахаются в подворотни: «Снова облава!..»

За углом дома, в глухой темноте — автобус-пеленгатор. Оператор настроился на волну тайной радиостанции. Торопливо записывает точки, тире, точки. Он едва поспевает: радист той станции — высшей квалификации, ас эфира.

Солдаты окружили дом — мышь не выскользнет. Большая группа, предводительствуемая офицером, поднимается по лестнице. Офицер шепотом передает по цепочке:

— Ни в коем случае не стрелять! Брать обязательно живым!

У двери на четвертом этаже вперед выходит узкоплечий человечек — вор Крючок. Шмыгая носом, он ловко вставляет отмычку в замочную скважину. Придерживает ручку. Бесшумно открывает дверь.

Радист поглощен работой. Ключ, зажатый в правой ладони, торопливо стучит. Будто передался ему лихорадочный озноб, который трясет мужчину. Его болезненное лицо с злым румянцем на скулах и темными кругами под глазами сосредоточенно. Мозг весь во власти пятизначных цифр, которым испещрен лежащий под лампой листок. Рядом с ключом, у руки по давней привычке лежит многозарядный пистолет.

Под наушники, в разноголосицу эфира просачивается приглушенный шум из соседней комнаты.

— Что ты там, Белина? — не поворачивая головы, спрашивает радист.

Дверь распахивается. Мужчина поворачивается. Хватает пистолет.

В дверях — Белина и сын. За ними — солдаты.

— Руки! — командует из-за спины женщины офицер. — Движение — и мы всадим в них!

Радист оставляет пистолет. Поднимает руки. В наушниках, все еще прижатых скобкой к голове, писк, и треск, и сигналы далекой станции Центра…

В эти же минуты крытые автомашины останавливаются на улице Адольфа Гитлера, у дома № 33. Здесь живет Александр Пеев. Несколько десятков солдат перекрывают все входы и выходы. В дом входит начальник отделения «А» Гешев.

— Чему обязан? — поднимается из-за стола адвокат.

От Николы Гешева не ускользает движение руки Пеева, которым он хочет втиснуть в стопу рукописей на столе какую-то книгу.

— Вы арестованы! Вот ордер.

— В чем дело? Одну минутку… — Пеев начинает собирать бумаги.