Спустился по проходке вниз, подозвал Петренко:

— Помогите, Иван Николаевич, перебазировать к колодцу детей и больных.

Сам отправился к работающим. Теперь людей можно было партиями отправлять к колодцу. Казавшаяся неминуемой гибель была предотвращена. Исцелил людей воздух, придал силы. Подналегли. И вот уже запахла земля корнями трав, обвалилась — засияло над головой усыпанное звездами небо.

Измученные люди катались по терпко пахнувшей, хотя и пожухлой уже, степной траве, слизывали языком иней, ловили порхавшие снежинки — они благоухали какой-то особой свежестью. После могильной затхлости катакомб это было сказкой, сном. В шутку щипали друг друга: «Наяву ли?» — «Наяву».

А вдалеке тарахтели нагнетавшие газ компрессоры, мелькали в световых пятнах черные каски эсэсовцев Тут, в степи, с детской безудержностью ликовала жизнь — там вершила свои могильные дела смерть.

Молодцов сидел, подставив лицо полынно-горьковатому степному ветру Много нужно претерпеть человеку, чтобы по-настоящему оценить минуты счастья. Да, это были минуты неоценимого счастья — спасены жизни людей, не будут чугунеть их лица, не будут хрипеть и шуршать легкие. Надолго ли, нет ли, но одна схватка со смертью выиграна.

Херсон, год 1916-й. Сравнительно небольшой город на юге России: около 60 тысяч жителей. Но зато несколько тюрем! И самая большая — каторжная, для «политических», заклятых врагов самодержавия

Расположена каторжная тюрьма у въезда в город, на форштадте. Отсюда город как на ладони — видны улицы, сбегающие к широкой реке, ломаные линии причалов, пустынных в это вьюжное декабрьское утро.

Маша долго стояла перед стенами каторжной, прежде чем поборола страх и решилась позвонить у служебного входа мрачной каменной громадины

Бесшумно отворилось смотровое оконце. На девушку уставилась физиономия жандарма.

Маша молча протянула бумагу. Это было прошение. Прочитав его, вахтер отпер дверь.

Несколько минут спустя девушку привели в канцелярию. Здесь Маша ответила на вопросы какого-то чина. Как она узнала о том, что нужна работница в тюремную оранжерею? Боже ты мой, да из газетного объявления! Но и без этого на Привозе, где торгуют розами и хризантемами из этой оранжереи, известны все новости… Что, она слишком молодо выглядит? Пожалуйста, вот метрики — ей уже шестнадцать. А это рекомендация управляющего имением барона Фальц-Файна, где уже не одно лето она выращивает цветы Она очень любит цветы. Господин ротмистр может не сомневаться: она будет старательно работать и на новом месте ею останутся довольны.

Вечером того же дня Маша Фортус сообщила руководителю своего революционного кружка: первая часть задания выполнена — она принята цветочницей в оранжерею каторжной тюрьмы.

Маша не жалела сил на работе в тюремной оранжерее: тщательно вскапывала землю, высаживала в нее цветочную рассаду. И зорко наблюдала за арестантами, которых жандармы каждое утро выводили на тюремный двор.

Так прошло две недели. Наконец она увидела человека, из-за которого, собственно, и проникла в тюрьму. То был высокий худой каторжник в сером колпаке и разодранной на спине серой куртке. Под присмотром жандарма он катил к оранжерее тележку с бочкой воды. Маша давно изучила его фотографию и тотчас узнала заключенного, видного революционера. Подпольная организация намеревалась во что бы то ни стало вызволить его из тюрьмы.

В тот же день Маше удалось установить контакт с заключенным. Подпольщики стали готовить его побег. Но побег не потребовался. В первые дни весны 1917 года город облетела ошеломляющая весть: в Петербурге произошла революция, царя скинули с трона.

Народ заполнил улицы Херсона. Люди обнимали друг друга, смеялись и плакали. В эти же часы боевые группы подпольщиков осадили все тюрьмы города.

В операции против каторжной тюрьмы участвовали и Маша с братом Михаилом. Вместе с другими они ворвались в тюрьму, обезоружили охрану, отобрали у надзирателей связки ключей.

Одна за другой распахиваются тяжелые двери камер. Появляются узники — бледные, истощенные, с горящими от возбуждения глазами. Их подхватывают десятки дружеских рук, с них стаскивают тюремную робу, облачают в пиджаки, куртки, пальто — рабочие, студенты наперебой предлагают свою одежду…

Потом все запевают революционные песни и направляются на Соборную площадь.

Здесь уже пылают большие костры. Летят в огонь и вонючие арестантские балахоны, и портреты царя, и дела из тюремных архивов.

В том году иноземные захватчики вторглись во многие районы Советской республики. Близ Херсонского порта стояли на якорях крейсеры «Мирабо», «Жюстис» и другие корабли французского военного флота.

Контрразведка интервентов свирепствовала на берегу, вылавливая подпольщиков-коммунистов, которые говорили французским морякам правду о революции. Но даже контрразведка не могла помешать офицерам и матросам заводить знакомства с симпатичными горожанками.

…Две миловидные девушки, взявшись за руки, прогуливаются в Александровском парке. Их маршрут пролегает неподалеку от огромного старого дерева, которое все в городе знают как «потемкинский дуб». Здесь этим девушкам назначено свидание.

Ага, вот и кавалеры!

Со стороны форштадта, где расположены казармы французов, спешат два юных гардемарина. Их зовут Габриэль и Анри. Маша и ее подруга встречаются с ними уже третий раз, были в синематографе, в кондитерской… Сегодня должно свершиться то, из-за чего и затеяна вся эта интрижка: моряки повезут своих дам сердца на военный корабль.

Французы приблизились, галантно раскланиваются. Они рассказывают о трудностях, которые пришлось преодолеть, прежде чем девушкам разрешили посетить корабль. Но, слава богу, сейчас все в порядке.

Анри достает часы. Надо спешить — очередной катер отойдет от стенки причала всего через полчаса.

Корабль. Гостьи встречены с чисто французским радушием. Им демонстрируют орудийные башни, торпедные аппараты, прочее вооружение. Не правда ли, интересно? Впрочем, моряки и сами видят, что девушки восхищены — во все глаза глядят то на одно, то на другое.

— Ну, а где здесь… танцуют? — вдруг спрашивает Маша.

Французы хохочут.

Корабельный салон. Появляется граммофон, шампанское. Девушки лихо отплясывают, поминутно меняя партнеров, чтобы никому не было обидно.

Но вот Маша схватилась за сердце. Прислонившись к переборке, она закрыла глаза, тяжело дышит.

Гардемарин Анри встревожен, хлопочет, подает воды.

Маша слабо улыбается. Пустяки, это скоро пройдет. Где здесь можно освежиться, привести себя в порядок?

Анри и Габриэль показывают славной мадемуазель, где расположен туалет, и скромно удаляются.

А в салоне продолжается веселье. В отсутствие Маши подружка отплясывает за двоих. Моряки столпились вокруг, ревут от восторга: девчонка выделывает такие коленца!..

Вернулась Маша. Девушки переглянулись. Вдруг заторопились — им надо домой, они отпущены до вечера, а сейчас уже стало темнеть.

Ночью, когда паровой катер свез двух девушек на берег, в помещениях корабля были обнаружены большевистские листовки.