На закате все отправились к куче камней, которые благодаря своей любопытной форме считались религиозной святыней этих мест. Тени скручивались и сплетались среди древних развалин. Могучие дубы зевали черными дуплами, и между ними блуждали жуткие зеленые и розовые огоньки.

И тогда наступила ночь, и пришло время последний раз напиться, перед тем как принять неизбежный укол. А потом в постель, и живо!

Прилетели сны, помахивая крыльями противоречий. Но мы пока не будем исследовать их, поскольку они займут свое достойное место в следующем цикле лекций. Поэтому, переходя непосредственно к рассвету, мы пропустим остаток ночи – тем более что в ней не было ничего интересного. Хотя, знаете что? Давайте пропустим и рассвет. Все равно Джордж думал только об одном: о встрече с пришельцем.

На следующее утро, яркое и раннее, но не такое уж и раннее, чтобы там не хватило места для нескольких чашек кофе, в дом пришел Инопланетный Историк.

До нас дошло несколько описаний Инопланетных Историков. К сожалению, ни одно из них не является точным, потому что пришельцы имели текучую форму. Например, Историки меняли свои взгляды и остальные части тел почти с той же регулярностью, с какой мы трансформируем наше настроение. А надо сказать, что Инопланетный Историк тоже имел гамму чувств и его форма часто отражала их состояние.

Тем утром он находился в слегка неуверенном настроении, и это отразилось на его формах соматотипа. Он долго не мог решить, в каком образе явить себя миру. Выбрать что-нибудь античное, аскетическое, с вытянутым носом и поджатыми губами? Или, наоборот, что-то яркощекое, улыбчивое и общительное? А что, если попробовать какую-нибудь новинку? Допустим, взять две головы с разными на вид физиономиями. Или лучше вообще без физиономий. Пустые лица! Это всегда воспринималось как хорошая шутка и хороший тон.

Пока Инопланетный Историк примерялся к различным формам, тетя Тез представила гостя.

– Любезный друг, я хочу представить вам Джорджа, моего племянника и очень хорошего мальчика, хотя мне и самой в это часто не верится.

– Очень рад познакомиться, – ответил Джордж.

– Деге Ерат, – произнес Инопланетный Историк.

– Не понял?

– Это традиционное торжественное восклицание, которое используется склеротиками планеты Аделдис.

– А-а, – ответил Джордж. – Я этого не знал.

– У вас не было причин знать об этом.

– Да, думаю, не было.

– Вы тут поговорите друг с другом, а я займусь делами, – сказала тетя Тез.

Она вернулась в дом. Подходило время ставить ловушки на ячменные оладьи, которые грызли мебель и превращали все в муку.

– Вот такие дела, – произнес Джордж, когда они остались одни на заднем дворе за маленьким переносным столом для пикников – почти у самых кустов черной смородины, но относительно далеко от сливового дерева.

– Да, можно сказать и так, – ответил Инопланетный Историк.

В конце концов он решил превратить себя в очень высокого двучленного мужчину, с розовыми глазами и зеленоватым цветом кожи.

– Вы, как я понимаю, с Земли? – спросил он.

– Как вы догадались?

– По выражению недоумения. У вас, землян, это получается просто превосходно.

– Да, мы в этом часто практикуемся, – сказал Джордж. – А могу ли я спросить у вас, что здесь делает Инопланетный Историк?

– Историю, – ответил пришелец. – Жестокую владычицу наших судеб. В принципе мы знаем, каким образом должны складываться события. И универсальная история всего бытия написана давным-давно. К сожалению, жизнь не желает копировать ее в скромной и соответствующей манере. Вот почему мы, Инопланетные Историки, вынуждены вмешиваться в ход эволюции и расставлять все по своим местам.

– Неужели? – спросил Джордж.

– Да, – ответил Инопланетный Историк.

– Но почему вы тогда сидите здесь?

– Из-за вас, Джордж. Только из-за вас.

– Из-за меня? Неужели со мной что-то не так?

– Хорошо, что вы сами догадываетесь об этом, – ответил Инопланетный Историк. – Джордж, вы все время находитесь в самом себе и, вероятно, не понимаете, какое впечатление производите на окружающих. Скажите, вам не кажется, что вы все время блуждаете вокруг да около? Вам не кажется, что большую часть времени вы вообще ничего не делаете?

– А разве это плохо?

– Это было бы неплохо для незначительного и второстепенного персонажа. Но вы здесь главное действующее лицо!

– Я главное лицо? – с испугом спросил Джордж. – Вы в этом уверены?

– Конечно, уверен, – ответил Инопланетный Историк. – И все это время вы палец о палец не ударили.

– Что же нам теперь делать? Я полагаю, у вас есть какие-то соображения по этому поводу?

– Кое-какие идеи у меня действительно есть, – сказал Инопланетный Историк. – Но перед тем как приступить к решительным действиям, нам не мешало бы промочить горло.

Семь молочных рек с кисельными берегами[13]

Там были две двери, и сначала я решил идти в правую – так, без всяких на то причин, просто потому, что надо же войти в какую-нибудь, а обе двери казались мне совершенно одинаковыми, и ни одна не сулила чего-то особенного. Но когда я подошел поближе и мой угол зрения изменился, я заметил третью дверь, ранее скрытую за изгибом стены, в которую они все были вделаны. Эта дверь находилась справа от выбранной мной вначале и теперь превратившейся в центральную.

Эта третья дверь появилась столь неожиданно, что вызвала у меня некоторое беспокойство. Я ведь и без того чувствовал себя выбитым из колеи. Путешествие после отбытия с КОЛУМБА было долгим и утомительным, а тут еще та печальная история с МОРТОМ. Указатели, попадавшиеся мне в пути, имели какой-то двусмысленный характер. Никогда ведь не уяснишь себе истинного значения того или иного знака, пока уже не будет поздно что-либо изменить. Мой рюкзак был тяжел, набит всем необходимым для путешествия, а также дюжиной или даже больше вещей, в которых, возможно, нужды никогда не возникнет, но которые вряд ли найдешь, если такая нужда появится.

Когда отправляешься в путешествие, то фактически засовываешь в рюкзак всю свою жизнь, только в миниатюре, а вовсе непросто то, в чем наверняка нуждаешься, ибо никто с уверенностью не может сказать, что именно является жизненно необходимым. Поэтому берешь то, что может понадобиться, или то, что ты надеешься использовать, или то, без чего боишься оказаться. Неудивительно, что лямки врезались мне в плечи под той тяжестью, что висела у меня на спине.

И умненькая маленькая машинка-чепушинка ГЛИННИСА, которую я захватил в последнюю минуту, вылезла из своей мягкой обертки и теперь вгрызалась в меня как раз где-то в районе бедра. Однако останавливаться и перепаковывать рюкзак мне сейчас не хотелось, поскольку вход в Фокис лежал прямо передо мной за одной из этих трех дверей. Подойдя к ним, я пригляделся, но отнюдь не пришел в восторг от того, что увидел. Между ними не было никаких различий. Возможно, даже не имело значения, в которую из них я толкнусь. Или все-таки имело? Я вспомнил совет СЕСИЛИ: бойся очевидного! Тогда-то я глубокомысленно кивнул, но теперь, хорошенько подумав, понял, что будет весьма и весьма затруднительно определить, в чем именно заключается эта самая очевидность, а еще труднее – уяснить, как избежать грозящей опасности. Мое решение храбро шагнуть в центральную дверь стало слабеть, и я обругал присущую уму склонность к сомнениям, которая заставляла меня снова и снова возвращаться к проблеме выбора. Что-то в этом роде уже происходило со мной во время краткого знакомства с МОРТОМ, и я поклялся, что оно послужит мне уроком. Но как подобное намерение должно отразиться на ситуации с тремя дверями?

Думаю, я мог бы еще долго торчать перед ними с режущим плечи рюкзаком и машинкой-чепушинкой ГЛИННИСА, впившейся в мой бок, да еще с громким бурчанием в желудке. Самая примитивная часть моего мозга безоговорочно знала, что желудок не получит ни крошки еды, пока я буду колебаться на пороге входа в Фокис. Поэтому я рванулся к центральной двери, но в последний момент вдруг изменил направление рывка и, без всякой на то причины, вошел в левую дверь.