– Он дал мне маленький зеленовато-голубой стебелек, – ответила принцесса.
– Были ли на нем оранжевые крапинки?
– По-моему, да.
– Замечательно, – вздохнул евнух. – И что же ты сделала с ним?
– Не знаю, – сказала принцесса. – По-моему, я его выбросила.
– Деяние, не подобающее принцессе, – заметил евнух, ввернув в предложение свой любимый причастный оборот.
– Откуда же мне было знать?
– Помоги мне найти божедар, подаренный тебе ифритом, – сказал евнух, который любил причастные обороты, потому что любил ко всему быть причастным.
Принцесса не возражала, по крайней мере вслух.
Оба они приступили к поискам, призвав чуть позже на подмогу всю свиту. Пришлось придворным снять с себя маски и широкие плащи, чтобы немного поработать, и вскоре вся компания разбрелась по болоту, топча траву при свете свечей и факелов, поскольку уже стемнело. Но божедара они так и не нашли, поэтому евнух сказал:
– Не расстраивайся, все эти события предопределены расположением звезд. Идем со мной, принцесса, и я научу тебя языку Маленького Мохи.
И принцесса дала себя утешить, и поутру караван тронулся в путь. А божедар лежал на месте, похожий на сквайр пятнистый или сэгуэ пурпурный – в общем на любую обычную травку, – пока сын и дочь рассказчика не начали собирать стебли на ужин. И меж трав и впавших в спячку насекомых, собранных детьми, оказался божедар. И дети отложили его в сторону, потому что не знали, что с ним делать.
Они развели костер и бросили в него растения, и пламенные языки взлетали высоко. Вскоре в котелке забулькала похлебка. Но когда дети хотели опустить в нее черпак, поднялось большое облако пара, и из него вышел олень – маленький белый олень с розовым носиком и золотыми копытцами, – и олень этот столь очевидно был волшебным, что дети пали ниц и поклонились ему.
– Не надо поклоняться мне, дети, – сказал олень. – Я просто говорящий олень, ничего сверхъестественного: я такой же слуга Первопричины всего сущего, как и вы. Но я хочу кое о чем вам поведать для вашей же пользы.
– О да, поведай! – воскликнула Дири, ибо была она молода и беспечна и не знала о существовании табу, запрещающих – кстати, не без оснований – вступать в разговоры с волшебными оленями.
– Вы пойдете на ярмарку, – сказал олень, – и разложите там свой товар, как наказал вам отец. Чуть погодя к вам подойдет купец, и посмотрит книгу, и возьмет ее в руки, и небрежно бросит ее, и скажет наконец: «Книга старая, ни на что не годная, но я бы мог взять ее на растопку. Сегодня утром я великодушно настроен. Сколько вы хотите за нее?»
– И что мы должны сделать? – спросил Сингар. – Содрать с него как можно больше? Отец рассердится, если мы отдадим книгу задешево.
– Нет, вы не должны драть с него втридорога, – сказал олень. – Такой совет вам мог бы дать любой прохожий. Но в вашем распоряжении волшебный олень, а это открывает перед вами не учтенные ранее перспективы. Вы ответите купцу такими словами: «Поскольку книга ни на что не годится, добрый господин, возьми ее от нас в подарок».
– Ты хочешь, чтобы мы отдали ее просто так? – изумился Сингар. – Но тогда мы ничегошеньки за нее не получим!
– Неверно, – сказал олень. – Мы получим парадокс продуктивного вида. Потому что купец почувствует себя обязанным вам и скажет: «Чудесно, я принимаю ваш щедрый дар. Чем я могу отблагодарить вас?»
– Понимаю! – обрадовался Сингар. – И тут мы попросим у него кучу денег!
– Слушай меня внимательно и не будь болваном, – заявил олень. – Ты скажешь ему: «О купец, мы не хотим обычной награды за эту священную книгу. Но если ты хочешь нас отблагодарить, дай нам ту первую вещь, что попадет к тебе в руки, когда ты пойдешь навестить башмачника Ахава».
Сингар был изумлен советом волшебного оленя.
– Какого черта? Этот Ахав наверняка будет держать в руках пару башмаков или молоток с гвоздями!
– Послушай, – сказал олень, – я не виноват, если ты не понимаешь механизма действия волшебного совета. Конечно, звучит он безумно. Но разумный совет тебе может дать кто угодно, а такой – только я, волшебный олень. Я предлагаю вам обоим последовать моему совету по двум причинам. Во-первых, потому, что, если вы этого не сделаете, рассказ не сможет продолжаться, а во-вторых, потому же, что и во-первых, в чем даю вам честное слово волшебного оленя, который может порою заблуждаться, но не способен на прямую ложь.
– Но я же об этом не знал! – проговорил Сингар. – Конечно, мы последуем твоему совету. Да, Дири?
– Конечно! – сказала Дири, и столь решительно прозвучал ее ответ, что внимательный наблюдатель невольно решил бы – мы не знаем, насколько он был бы прав, но не можем его за это упрекать, – что в самой горячности ее согласия кроется некая двусмысленность. Хотя, возможно, то были шутки ночных теней, игравших на лике луны.
– Чем мы можем отблагодарить тебя за твой замечательный совет? – спросил Сингар.
– Дайте мне кусочек божедара из своей похлебки!
Олень почуял запах божедара, когда травяной настой в кожаном котелке, подогреваемый веселым костерком, который ярко пылал и выстреливал искрами, пожирая сухой бамбук и другую необходимую для горения пищу, нагрелся до такой степени, что наполнил воздух своими благовонными ароматами. Волшебные олени крайне чувствительны к благовониям, недаром в старой пословице говорится: хочешь поймать волшебного оленя – не забудь сварить божедар.
Дири подошла к котелку и, взяв длинную ветку, предусмотрительно оказавшуюся возле костра, начала помешивать похлебку, разгребая травы и листья, пока не нашла зеленовато-голубой стебелек в оранжевую крапинку. Она выудила его из котла и положила на землю подле оленя.
– Он твой, о олень! – сказала Дири. – Но что ты будешь с ним делать?
– Этого тебе знать не положено, – ответил олень. – Однако позволь тебе напомнить, что все нынешние события были спровоцированы ифритом, укравшим у принцессы григри.
Тайное так и не сделалось явным, но подобные материи столь явно находились за пределами понимания детей, что они не стали допытываться, чем вызвано явление волшебного оленя и не явилось ли оно одной из шуток освещения. Олень грациозно поклонился и ускакал в лес. Какое-то время они еще слышали постукивание его копытцев, а потом не стало слышно ничего, кроме слабого и тревожного звона тишины.
Дети заночевали в лесу. Похлебали своего несытного травяного варева и уснули, завернувшись в одеялко, прихваченное Сингаром из дома. Утром они продолжили свое путешествие в Джайпур.
День выдался прекрасный, и они снова шагали по широкой дороге, которая соединяет все чудеса Индии. Дети глазели по сторонам, разглядывая достопримечательности. По дороге сновали люди – кто в одну сторону, а кто, как водится у людей, в другую. Это было так интересно – ведь брат с сестрой всю жизнь прожили в родной деревушке Далган, чье население составляли всего пять десятков душ, пара дюжин изнуренных коров да несколько облепленных мухами собак и высокомерных кошек. Лица некоторых прохожих вызывали у детей удивление и любопытство, какое вызывают порой слова с непонятным и темным обличьем. Но большей частью брат с сестрой держались особняком.
Впрочем, как-то они разговорились с одной старушкой, ехавшей верхом на муле. Мул тоже был старенький и вдобавок хромой, шагал еле-еле, и дети поспевали за ним без труда. Что же до самой старушки, то во рту у нее остался всего один нижний зуб, сморщенное лицо напоминало чернослив, но глаза блестели задорно, а улыбка лучилась весельем. Старушка рассказала детям, что едет из Порт-Саида, где она была наложницей арабского шейха, владевшего одним из самых больших дау в округе.
– Видели бы вы меня тогда! – сказала старушка. – Я была красавицей. Глядя на меня теперешнюю, и не поверишь. А все из-за того, что я дразнила птицу-пересмешника: любой, кто так поступает, завсегда расстается со своей красотой.
Дети хотели услышать о происшествии с птицей-пересмешником поподробнее, но не успела старушка начать свою историю, как впереди раздался шум, и вся дорожная процессия остановилась. Дети пытались разглядеть, что же задерживает движение. Они увидели группу стражников в стальных шлемах с острыми наконечниками и протиснулись сквозь толпу вперед, чтобы узнать, в чем дело.
