– Держи.

– Минутку. Я только пущу воду. – Она зашла в ванную и что было сил повернула кран вправо. И еще. – Рон?

– Что такое?

– Кран заело. Попробуй, может быть, у тебя получится. Мне сил не хватает.

– Конечно, детка. Ты знала, к кому обратиться.

Пока он возился с краном, Самира бросила в бокал две таблетки, которые растворились почти моментально. Она пригубила свой и, провожаемая сальными намеками Рона, ушла в ванную.

Через четверть часа, когда Самира выглянула в гостиную, ее криминальный партнер уже храпел, съежившись на маленьком диванчике. Сон сморил беднягу, не дав ему даже стащить носки. Две таблетки гарантировали не менее восьми часов покоя. Она разделась и с удовольствием нырнула под чистую прохладную простыню.

Что делать? Что делать?

Мысли снова и снова кружили по избитой колее. Нет денег. Нет документов. Стоп. Документы можно вытащить у Рона. А деньги? На триста евро далеко не уедешь. Допустим, она выберется из Голландии и даже доберется до Парижа или Лондона. Что дальше?

И тут память, словно устав от постоянных тычков, выдала глубоко скрытую информацию. Рафик Шахрир. Двоюродный брат матери. Уехал из Ливана лет двенадцать назад и обосновался в Копенгагене. Следующий пункт остановки «Маркиза» – Копенгаген. Остается три дня.

Ты продержишься три дня?

Самира задумалась. А если дяди уже нет в Копенгагене? Если он просто не узнает ее? Или, хуже того, проклянет?

Что ж, тогда придется придумать что-то еще.

– Ну что, нашла что-нибудь подходящее? – поинтересовался Сэм, выходя из ванной.

– Нет… нет, ничего интересного, – смущенно ответила Софи, поспешно выключая телевизор.

– Неужели? – Он подошел к полке. – По-моему, тут есть кое-что познавательное. Но, может быть, это только мне так представляется, а? Диковатому Тарзану.

– Перестань, Сэм. Ирония не твой конек. – Она потянулась, и его взгляд снова прилип к колыхнувшимся под халатом грудям.

Черт, ну кто их придумал, эти халаты! Шили бы что-нибудь этакое… вроде мешков. Нос снова уловил волнующий аромат лаванды. Сэм резко отвернулся, зацепился за край пушистого оранжевого ковра и едва не упал.

– Эй, ты в порядке? – встревожилась Софи.

– Да. Да, в порядке. Просто устал.

– Я тоже. Пойду ложиться. – Она зевнула, снова потянулась, поднялась неохотно с дивана и направилась в спальню. – А ты?

– Я тоже. Лягу здесь, если ты не против.

– На этом диванчике? Сэм, это же смешно. На нем даже я едва помещаюсь.

– Ничего. Как-нибудь устроюсь. – Он картинно зевнул. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Спокойной ночи? Пожелание звучало насмешкой.

Проклятый диван, казавшийся мягким, упругим и комфортным, на поверку оказался бугорчатым, продавленным, а самое главное, невероятно маленьким. Разместиться на нем целиком можно было только в позе зародыша, которая полностью исключала возможность уснуть. Впрочем, уснуть не получалось и со свешенными с дивана ногами. Молчавшие весь вечер пружины к ночи ожили и отзывались на малейшее перемещение центра тяжести унылыми старческими стонами. Из-за окна за мучениями гостя молча наблюдал бледно-желтый глаз уличного фонаря. В довершение всего на щеку после долгого кружения уселся комар, и Сэм вложил в удар всю накопившуюся злость, о чем тут же пожалел.

Скрипнула дверь. Он повернулся – в проеме стояла Софи.

– Сэм…

Он попытался сделать сонное лицо.

– Мм?

– Не притворяйся. Я же слышу, как ты ворочаешься. Не мучай себя. Этот диван… Мне больно на тебя смотреть. Так нельзя.

Сэм повернулся к ней и едва не свалился на пол.

– Не беспокойся, я в порядке. Бывало и хуже.

– Но это же глупо. В спальне огромная кровать. Я едва ли занимаю десять процентов ее площади.

– Софи, не мешай мне спать. Пожалуйста…

– Ты не уснешь здесь. Подумай, стоит ли так страдать.

– Не уговаривай. Я буду спать здесь. Это мое последнее слово.

– Хорошо, раз ты такой упрямый, то и я буду спать здесь. На полу. – За словом незамедлительно последовало дело – Софи разлеглась на ковре в опасной близости от дивана.

Несколько минут он пытался не обращать на нее внимания, но диван продолжал скрипеть, стонать и охать.

– Черт! – возопил Сэм. В следующую секунду он вскочил, схватил Софи за руку, рывком поднял с пола и потащил за собой в спальню. – Ложись! И хватит на сегодня! Понятно?

– Конечно, босс. Как скажете. Жаль, у меня нет меча, а то я положила бы его между нами, дабы не задеть вас ненароком.

Он не ответил и, молча упав на край, с головой накрылся простыней.

Несколько минут прошли в благословенной тишине, и Сэм уже начал подумывать, что все не так уж плохо. Но потом превратившиеся в антенны уши уловили тихое, ровное дыхание, нос ощутил сводящий с ума аромат лаванды, а воображение принялось расписывать картины, одна соблазнительнее другой.

Сняла ли Софи халат?

Мысль эта, совершенно глупая сама по себе, овладела им настолько, что в конце концов Сэм осторожно повернул голову.

И тут же пожалел об этом.

Поверх гладкой оранжевой простыни – похоже, в чертовой стране тюльпанов все повернулись на оранжевом – лежала бледная обнаженная рука. Представить все остальное не составляло труда. Он торопливо отвернулся.

Фонарь в спальню не заглядывал, но в просвет между шторами заглядывала молочно-белая луна. Узкая полоска рассеянного серебра пролегала через подоконник, пересекала пол, делила надвое прикроватную тумбочку и тянулась к кровати.

Нет. Он не позволит себе прикоснуться к ней. Он сможет удержать напрягшуюся внутри пружину. Он мужчина, а не какой-нибудь мальчишка, которым управляет не воля, а разбушевавшиеся гормоны. Он…

Софи причмокнула губами и порывисто вздохнула.

Проклятье! Уж лучше бы он остался на диване. В крайнем случае улегся бы на полу. Ковер там толстый и пушистый.

Толстый и пушистый…

Мягкий и нежный…

Как ее груди…

Боже, за что же ему все эти муки!

Интересно, спит она или притворяется? Уж лучше бы повернулась, позвала шепотом, протянула руки или пощекотала ногой. Так нет же – затаилась. Или спит? Неужели не понимает, что рядом с ней мужчина? Что у этого мужчины есть вполне естественные желания. Что долго так продолжаться не может.

Будь прокляты женщины! Коварство и лицемерие – вот им имя! Уж лучше пригреть гадюку на груди, чем поддаться вашим сладким речам, поверить вашим невинным обещаниям и вдохнуть ваш дурманящий запах. Запах греха.

Сэм почувствовал, что в нем просыпается проповедник, обличитель древнего зла, незадачливый потомок Адама, отведавшего яблока из рук обольстительницы Евы.

– Сэм?

– Да.

Она повернулась, и он замер как натянутая тетива лука.

– Послушай, – осторожно начала Софи. Он почувствовал, как ее пальцы касаются его волос. – Послушай, Сэм. Может быть, довольно мучить себя, а? Мы оба этого хотим. Лучший способ не изводить себя – уступить и забыть.

– Нет. – Он решительно убрал ее руку со своей подушки.

– Уверен?

– Да. Спи. Пожалуйста. – Сэм подвинулся еще ближе к краю. Луна как будто застыла на одном месте. Уступить и забыть, а? Худшего варианта, чем заняться с ней любовью, он не мог и представить. Надо же так вляпаться. Они знакомы меньше недели, а он уже спит с ней в одной постели. Неужели Софи думает, что стоит им дать волю чувствам, как все мгновенно прекратится, узелок развяжется и они преспокойно разойдутся в разные стороны? Нет, так не бывает. Стоит только уступить – и все. Он уже никогда не сможет ее забыть. Не сможет жить в мире и согласии с собой и без нее.

Ты находишься здесь с единственной целью – найти шантажистку и выручить давнего друга. Других целей нет. Софи Грин – сопутствующее обстоятельство, не более того. Если тебе удастся завершить дело завтра, ты кивнешь ей невзначай и уйдешь не оглядываясь.

Да, Софи прекрасная во всех отношениях девушка, но у нее свой путь, а у тебя свой. Достаточно того, что ты на протяжении нескольких дней изображал из себя ее мужа, играл в идиотские игры и терпел придурков вроде Джеки. Ты, в конце концов, не прощелыга, не искатель приключений, не любитель сорвать легкий куш. У тебя есть принципы. Свои представления о том, что хорошо и что плохо. И что же, поступиться всем этим ради женщины, ворвавшейся в его жизнь как будто из иного мира?