Человек у микрофона, в последний раз напустив риторического дыму, наконец соскочил с захлебывающегося пеной Пегаса и отпустил его пинком, свернул бумажку, по которой читал, и примкнул к группе, которую возглавлял мэр. Оркестр заиграл Реквием Моцарта. Воспользовавшись музыкальной паузой, Герман приказал дюжим парням, с которыми прибыл сюда на тридцати авто, выдвинуться, чтобы их все видели, а сам быстрым шагом срезал угол площадки, лишь однажды споткнувшись о ржавую консервную банку, и ловкой фигурой приблизился к Старикашке.
Они обменялись сначала подавленными улыбками, а затем рукопожатием, причем Герман нарочито долго удерживал в своей клешне слабовольную руку главы города.
Герман. Кто этот павлин сладкоголосый?
Старикашка. Представитель президента. Титаник прислал с ним даже личное соболезнование.
Герман. Ух ты! А я думал, он из филармонии…
Старикашка. Если честно, хотя Странник меня и ограбил подчистую, мне его жаль. Искренне жаль!
Герман. Мне тоже… Хотя жизнь продолжается, надо думать о будущем.
Старикашка. И вы, конечно, о нем уже подумали?
Герман. Йес, овкоз! Я, как известно, по справедливости, правопреемник Странника! Я исполню волю покойного, я продолжу его дело!
Старикашка. Нисколько не сомневался. И какую же роль в этом деле вы отведете мне?
Герман. Самую почетную, амиго!
Старикашка. Почета мне только и не хватало!
Герман. Я имею в виду — самую привлекательную с финансовой точки зрения. Я верну тебе весь твой бизнес, я сделаю тебя пожизненным мэром. Мы опять будем работать рука об руку как в старые добрые времена.
Старикашка. Годится. Что с меня?
Герман. Да ничего. Только поддержка. Полная безусловная поддержка! И, чур, без кидалова, мазер факинг!
Старикашка. Ради бога, Герман, какое кидалово?! Клянусь честью!
Герман. Ох-ссы-ха-ха! Надо клясться тем, что у тебя есть! Клянись детьми!
Старикашка. Клянусь детьми!
В это время к ним приблизилась Чернокнижница, извинилась и протянула Герману отпечатанные листы.
Герман. Что это?
Чернокнижница. Твоя речь. Тебе сейчас выступать.
Герман. Мне?!
Он заглянул в текст. Первые фразы показались ему преисполненными достоинства, точными, искренними и одновременно легкими для прочтения.
Герман. Кто это написал?
Чернокнижница. Профессионал. Давай же! Время уходит!
Герман. Ладно-ладно!
Вот он — момент истины! Сейчас он взойдет на трибуну и подчинит себе всех странников!
Запись 14
«Ежедневная» «Странник мертв?»
…Неожиданное сообщение о гибели Странника повергло общественность в шок. Телерепортажи с места трагедии оккупировали эфирное пространство. Что это, задаются вопросом журналисты, действительно техническая неполадка аттракциона или изощренное убийство? Ваш покорный слуга, знавший, между прочим, Странника лично, решил попытаться ответить на этот вопрос. Однако, просмотрев телевизионные материалы в покадровом режиме, мне пришло в голову совсем другое. На самом ли деле Странник мертв, или мы стали жертвами гениальной мистификации?..
Сантьяго Грин-Грим
Первые полстраницы Герман, прочитал на хорошем минорном подъеме и ощутил себя Цицероном, хотя на самом деле со стороны смотрелся мелковато и мешковато, в особенности после ураганной речи предыдущего оратора. Но затем он все чаще стал сталкиваться со словами, резко меняющими нравственный полюс, начал заикаться, спотыкаться, подолгу останавливаться, вчитываясь, а вскоре и вовсе умолк. Он растерянно заглянул в конец текста и там изумленно прочитал: И пусть я буду вечно гореть в аду за все чудовищные преступления, совершенные мною лично и по моему приказу моими прислужниками! И я никогда себя не прощу за то, что ненавидел Странника, что возжелал его власти и богатств, что подло и изощренно организовал его убийство, оставив всех, обездоленных, сиротами!
Герман похолодел, скулы налились свинцом, он ощутил, как в виски с вибрирующей болью вошли крупные сверла.
В этот момент Странник шевельнулся на своем смертном ложе, а затем запросто приподнялся на локте, явив участникам траурной процессии свое чудесное воскрешение. Свалка ахнула. В толпе случилось несколько сердечных приступов.
Сильвин сунул руку под декоративную подушечку, на которой секунду назад покоилась его голова, выудил очки, надел их и жадно осмотрелся.
Сильвин. Концептуально! Примерно так я себе это и представлял… Герман, что же ты остановился? Нам было бы весьма интересно дослушать твою кантату.
Герман. Ты жив?!
Сильвин. Скорее да, чем нет. Ты же знаешь — умирать мне не привыкать.
Герман. Что это за комедия?!
Сильвин. Комедия? Как, ты не узнаешь? Это же твой сценарий. Начало сочинил ты. Помнишь, В{дВеп и инженера китайца, который по твоему наущению переделал аттракцион, превратив его в адскую машину смерти? Ну а мне пришлось дотрубадурить окончание…
И Сильвин по памяти с пафосом произнес заключительную часть подготовленной для Германа речи: Я" пусть я буду вечно гореть 0 аду… Странники на площадке, преодолев первый шок, постепенно начинали вникать в суть происходящего и уже поглядывали на Германа с нескрываемым вызовом.
Сильвин. Нравится? Я старался.
Герман. Бред! Все бред! Я видел по телевизору репортаж о твоей гибели. Показывали твое мертвое тело! Ты мертв, тля!
Сильвин. Увы, мой бедный котангенс, прежде смерти не умрешь.
Герман. Я ни в чем не виноват! Где доказательства?
Сильвин. Доказательств хватит на пять гамбургеров, две большие картошки и еще на пирожок с вишней останется. Будешь кушать здесь или с собой?
С этими словами Странник при помощи рук братьев Бо-бо спустился на грешную землю, дружелюбно потрепал подбежавшего Сатану и щелкнул пальцами, подавая команду. В тот же миг колоритные силачи вытолкнули на авансцену до неузнаваемости избитых людей. В одном из них можно было угадать азиата, скорее всего китайца. Прочие были в разодранной и заляпанной кровью униформе аттракциона Щ Веп.
Герман. Ох-ссы-ха-ха! Да это, тля, самая дешевая подстава, которую только мне доводилось видеть!
Произнеся это, он принял вид человека до глубины души оскорбленного, но вдруг схватил металлическую ногу микрофона и, угрожая ею направо и налево, бросился бежать. В несколько широких прыжков, сбив по дороге жестокими ударами железки двоих странников, выскочивших наперерез, он достиг своего отряда и тут же спрятался за мощные спины соратников.
Дело затевалось нешуточное. Представителя президента и мэра тут же окружили личные телохранители и, прикрывая размашистыми грудными клетками и угрожая неизвестности короткими автоматами, увлекли прочь. Вслед поспешили ретироваться напуганные чиновники, повергнутые в ужас музыканты и мало что разобравшие в происходящем иностранцы, тем более что их переводчик давно уже проглотил язык.
Сильвин поднял с земли брошенный Германом микрофон и поднес его к губам.
Сильвин. Наконец мы остались одни. Ведь негоже чужакам быть свидетелями нашей внутренней распри. Братья и сестры! Надеюсь, вы все простите меня за то, что я не уведомил вас о своем счастливом спасении. Но мы должны были соблюдать конспирацию, чтобы обмануть врага и заманить его в западню…
В этот момент Сильвин заметил неподалеку Капитана, который со всем отчаянием, на которое был способен, жестикулировал, умолял о чем-то со слезой, даже упал на колени.
Да, я помню наш уговор, мысленно ответил ему Сильвин, и призрак вроде бы уловил этот посыл.
Сильвин. Итак, друзья, вы, наверное, уже сообразили, что произошло? Герман хотел при помощи перепрограммированного аттракциона превратить меня натурально в отбивную для трупных червей. Чтобы стать главным странником, вашим пророком вместо меня. Но у него ничего не вышло. Какой же кары заслуживает изменник? Я, со своей стороны, всецело прощаю его самым беспрецедентным образом…
