Несмотря на шутливый тон, в глазах Джеймса читалась тревога. И нежность. И тоска.

Как же тяжело он, наверное, пережил разрыв с женой, подумала Луиза, машинально принимая кольцо вместе с бархатной коробкой. Мы словно два солдата-инвалида, подорвавшихся в свое время на пехотных минах: теперь пробуем и проверяем каждый дюйм земли, опасаясь, что катастрофа постигнет нас снова. Смеемся, шутим, отпускаем язвительные замечания, а сами боимся, боимся… Что кто-нибудь близкий нанесет нам такой же удар, от которого мы с трудом оправились раньше. Что все снова не сложится. Что одиночество станет невыносимым. Что решение будет неправильным. Мы боимся сделать выбор, боимся показаться слабыми, боимся всего, что может обнажить наши чувства, хрупкие и уязвимые, как морская пена…

Сколько нас таких, игрушечных солдатиков в многомиллиардной армии жизни, стойко, из последних сил сопротивляющихся страхам и невзгодам, но с улыбкой на устах держащих хлипкую оборону. Гордых и неприступных. Одиноких. Господи, каких одиноких!

Ну что стоит хоть на секунду перестать бояться? Протянуть руку тому, кто так же безнадежно и отчаянно сражается рядом с тобой, даже не рассчитывая на любовь и поддержку?

– Сдаюсь, – тихонько произнесла Луиза, отвечая своим мыслям. – Я, пожалуй, сдаюсь.

– Это значит «да»? – прошептал Джеймс, вдруг каким-то чудом превратившийся из случайного, хоть и приятного знакомого в будущего мужа, нежного возлюбленного и верного спутника жизни.

Как это произошло? Когда? Может быть, в тот самый момент, когда он заглянул в неприглядную туалетную комнату в подсобке супермаркета, чтобы утешить горько плачущую женщину? Или когда протянул ей руку, поднимая с холодного пола? Или когда отвез домой и обмотал пластырем с ног до головы?

Бывший полицейский, такой непривычно жизнелюбивый для холодного Далтона, в своей смешной легкой курточке, с коричневым от солнца лицом и тягучим южноамериканским акцентом, явственно напоминающим о том, что где-то на свете ярко светит солнце и шумит море…

В настоящий момент Луиза и сама уж не знала, когда полюбила Джеймса Митчелла, но именно теперь окончательно поняла одну вещь: она не желает с ним расставаться ни при каких условиях и ни за какие блага мира.

– Так, значит, я та самая? – спросила она на всякий пожарный случай, уже надевая на палец сногсшибательное кольцо. – Не врешь, а?

– Да чтоб я сдох! – не нашел ничего лучшего сказать романтический возлюбленный.

– Ну тогда конечно… Кто может усомниться!

Забавно чувствовать себя просватанной невестой! Луиза уже была замужем, но как-то не успела прочувствовать всю радость этого события. В первый раз поторопилась по молодости лет, а во второй – вышла замуж назло первому мужу. Так что получается, что толком и не осознала, как это здорово – закрутить лихой роман с будущим мужем.

То есть обычно люди встречаются, а потом уже объявляют о помолвке, но эти двое сначала решили, что поженятся, а потом уже начали встречаться. Все вверх дном, но в этом-то и вся прелесть, решила в итоге счастливая невеста, размышляя о том, что Джеймс сначала переехал к ней жить, потом сделал предложение, а теперь взялся осаждать ее ухаживаниями и дарить конфеты.

Получилось что-то вроде истории из «Алисы в Зазеркалье»: сначала нужно раздать торт, а потом уже резать… Впрочем, кто сказал, что так хуже? Интереснее и веселее, это точно!

К тому же ухаживания получились тоже какими-то нестандартными: Джеймс не нашел ничего лучше, чем притащить свою избранницу в боксерский клуб, который сам с удовольствием посещал, и перезнакомить со всеми инструкторами и посетителями.

Луиза, решившая, что снявши голову, по волосам не плачут и что более странной соседи ее все равно считать не будут, потому что страннее некуда, нацепила перчатки, примерилась к тяжеленной кожаной груше и неожиданно втянулась.

Теперь романтические свидания проходили в основном в гулком тренировочном зале, где раздавались недовольные крики инструкторов, смачные шлепки и удары тренирующихся и пахло вовсе не розами.

– Если бы знал, что ты отсюда вылезать не будешь, я бы тебя ни за что не притащил, – пропыхтел Джеймс, заканчивающий серию подтягиваний на брусьях, недовольно глядя на подругу, с удовольствием избивавшую налитый водой ростовой манекен. – Что за детский сад!

Видимо, новоявленную спортсменку привлекало то, что резиновый бедняга не может ей ответить.

– Сам виноват! – весело откликнулась Луиза, которая в тренировочном костюмчике и с завязанными в хвост взмокшими светлыми волосами выглядела лет на двадцать пять. – Ты просто не представляешь, как это бодрит. Я словно заново родилась! Билл говорит, что у меня прекрасный удар с правой и что он сделает из меня настоящую чемпионку. Только надо тренироваться побольше.

Похваставшись, она прытко заскакала вокруг тренажера, нанося удары то с левой, то с правой и заставляя синюю фигуру раскачиваться из стороны в сторону.

– Ну, если так… – пробурчал несчастный, видимо соображая, что ему в будущем делать с женой, которая не хочет ни в кино ходить, ни в рестораны, ни на танцы, а все время торчит в тренажерном зале или молотит грушу. – И все-таки я уже и сам не рад…

– Да брось, Джеймс! Мне давно так весело не было. Почему-то раньше в голову не приходило, что со всеми неприятностями можно разобраться вот так: раз и готово! Ага! Получай! Что, не нравится? Еще раз получай! Проси пощады, негодяй!

Судя по всему вместо несчастного манекена разошедшейся Луизе представлялись разнообразные ее враги и обидчики, а их много накопилось за всю жизнь. Джеймс спрыгнул с брусьев, пожал плечами и встал рядом. Надо было совершенствовать навыки, а то глупо было бы потом наполучать от собственной жены…

В целом у Джеймса сложилось впечатление, что его избранница с удовольствием сорвалась с цепи, на которую в свое время сама себя посадила. Она с наслаждением пила с ним светлое пиво, вместо того чтобы киснуть в чопорных кафетериях, напросилась на ночную рыбалку и даже собственноручно вытянула двух здоровенных форелей, а теперь активно подбивала свою подругу Лилиан уехать на неделю за город и помимо прочих подобающих женщинам развлечений вместе прыгнуть там с парашютом.

Неуправляемые красотки собирались проделать это вдвоем, потому что Джеймс, когда ему по секрету сообщили о предстоящем подвиге, обозвал их сумасшедшими бабами и наотрез отказался участвовать в этом занимательном мероприятии.

– Я еще не обезумел, – с трудом отбивался он от ехидных нападок. – Нет, нет и еще раз нет! Прыгайте, пожалуйста, я не против. Но без меня!

Хотя отбиться от двух женщин, засевших на кухне и к тому же занятых маникюром, не так-то просто. Процесс наведения красоты придавал им какую-то особенную бодрость и настырность.

– И очень даже странно, – засмеялась Лилиан, полируя ярко-розовые ногти. – Как это: полицейский, а так боится высоты…

– Если бы я обожал очертя голову прыгать с высоты четырех километров, то пошел бы, к примеру, в десантные войска, – отрезал бедняга, защищавшийся как лев.

И больше от него ничего не удалось добиться.

– Ну и пусть его! – фыркнула Луиза, занятая страшно ответственным делом – наложением на ногти второго слоя лака. – Мы соберем вещички и уедем до следующего воскресенья, а ты останешься дом сторожить. От этих мужиков одни хлопоты, правда, Лил?

– Точно! – Лилиан критически осмотрела ноготь на мизинце, осталась чем-то недовольна и открыла баночку с жутко вонючей жидкостью, на стенке которой красовалась надпись «Для снятия лака».

Джеймс не выдержал и отступил к двери кухни.

– Я то думал, что все эти женские штучки пахнут конфетами или там цветами, – пробормотал бедняга. – А вы тут целый химический завод устроили. Господи, пахнет в точности как у Майкла в комнате, когда он своих несчастных бабочек усыпляет. Брр!

– И к тому же они все дико трусливые и слабонервные, никакого проку, – припечатали подруги. – А мы сейчас сделаем маникюр, причешемся, разоденемся как картинки и поедем пить пиво.