Упадок Рима

Несмотря на все речи знати и внешнюю лояльность к императору, она была враждебна ему, его окружению и советникам. Тяжело складывались отношения богатых собственников и с армией, поскольку они не хотели делать для укрепления обороноспособности страны ничего. Тревожным сигналом было и то, что средний класс, опора Рима, также нищал: «вся старая цивилизация среднего класса пришла в упадок», так что Риму не на кого было и опереться. Самые «умные» из собственников, так называемые космополиты, что более других имели собственности в других провинциях, боясь краха Рима, который был неминуем (они это, видимо, понимали), успели-таки продать «свою собственность перед приходом варваров» (Алариха, Аттилы). Некогда великий Рим перед распадом представлял собой лишь тень могучей Империи. Правда, ее поздние правители не были, по словам Ш. Монтескье, лишены некоторой политической мудрости. Они надеялись, что удастся «спасти Италию, которая была некоторым образом головой и сердцем Империи». Поэтому попытки спасти ее были закономерны и разумны. Однако большая протяженность границ, армия, состоящая из наемников чужеземцев, цинизм, продажность, коррумпированность правящих слоев, полнейшее равнодушие богатейших людей страны к нуждам и бедам своего народа, наконец, разделение бывшей Империи на Западную и Восточную (фактически начавшийся процесс распада) сделали Рим практически беззащитным перед варварами. Они продвигались все ближе к границам Рима, скрывая, однако, свои истинные намерения и заверяя Рим в дружбе (обычная история).

Освальд Шпенглер

Если говорить о финансово-экономической стороне вопроса, то вряд ли будет преувеличением считать одной из причин гибели великой Империи слепое следование целям ее многовековой деятельности, т. е. обретению богатств, денег, земель, рабов. Мощь цивилизации – деньги, дух денег проник «во все исторические формы жизни народов», зачастую вовсе не меняя их и не разрушая (так считал немецкий историк Шпенглер). Но есть и другое мнение. Деньги – важный инструмент, который, однако, не может заменить других, гораздо более важных и основополагающих элементов цивилизации – семьи, любви, армии, крепости устоев, ума, образования, культуры, науки, веры. И когда деньги не как абстрактная, а вполне конкретная величина начинают отрываться от глубинных истоков силы и морального здоровья нации, когда они лишены вдохновения и смысла, они напоминают не «живую воду», возвращающую к жизни, а «воду мертвую», губящую все и вся… Такова правда истории. Шпенглер видел причину гибели Рима, а затем и Запада в чудовищном социальном расслоении. Читаем в его «Закате Европы»: «Я вижу символы первостепенного порядка в том, что в Риме, где триумвир Красс был всемогущим спекулянтом земельными участками, отведенными под строительство, красующийся на всех надписях римский народ, перед которым даже на расстоянии трепетали галлы, греки, парфяне, сирийцы, в неимоверной нищете ютился в густонаселенных многоэтажных домах неосвещенных предместий… что многие благородные семьи родовой аристократии, отпрыски победителей кельтов, самнитов и Ганнибала, вынужденно отказывались от своих родовых поместий и снимали жалкие квартиры, поскольку не участвовали в опустошительной спекуляции; что в то время, как вдоль Via Appia высились удивляющие еще и по сей день надгробные памятники денежных тузов Рима, тела покойников из народа вместе с трупами животных и городским мусором выбрасывались в ужасающую братскую могилу.» Таким образом, вывод напрашивается сам собой: «Нам не надо ставить вопрос, почему Римская империя рухнула, наоборот, мы должны удивляться тому, что она сохранялась так долго». Помимо экономических, военно-политических, материальных причин, были и другие – духовно-нравственные и культурные признаки упадка Рима.

При всем огромном разнообразии взглядов и оценок причин падения Рима удивляет почти всеобщее единодушие ученых, на первое место среди причин гибели поставивших чудовищное социальное расслоение в Римской империи. Одна часть Империи оказалась в тысячи раз богаче другой, и, соответственно, другая часть огромной империи, а именно – беднейшая часть населения, имела все основания испытывать горькие и далеко не дружеские чувства к избранникам судьбы и рода. Видный философ С.Н. Булгаков, выступая сто лет тому назад с публичной лекцией в Москве (22 февраля 1909 г.), говорил, что наш «политико-экономический век стремится даже и Новый Завет, насколько это возможно, перевести на язык политической экономии». KI это очень правильно, поскольку и наш век наконец-то от создания мифов и легенд перешел к языку политической экономии, ибо язык этот, словно язык давно вымершего племени, был основательно нами подзабыт. Однако и сегодня старые и вечные истины античного строя могут дать нам нужные подсказки и решения. С. Булгаков пишет: «Если отвлечься от этих сравнительно второстепенных деталей и остановить внимание на самых крупных подразделениях общества, то можно сказать, что в эпоху зарождения христианства социальное неравенство и концентрация имуществ в руках немногих оптиматов (от лат. optimus – «наилучший», здесь, в широком значении, «римская знать») при пролетаризации или порабощении остального населения были основной особенностью эпохи. Правда, если сравнить эту концентрацию капитала с теперешней, она кажется слабою; ибо что значат первые богачи древности Рима, какой-нибудь авгур Лентул или вольноотпущенник Нерона Нарцисс с их капиталом миллионов в 35–40, приносящих всего около 1 млн рублей годового дохода, по сравнению с сегодняшними миллиардерами Америки – Рокфеллером, Морганом, Карнеги или же Ротшильдом?

Аппиева дорога – из Капуи в Рим (Via Appia)

Но ведь этому богатству зато противостояли такая бедность и порабощение масс, по сравнению с которыми положение среднего американского или европейского рабочего… кажется недосягаемым благополучием. (Впрочем, все такие экономические сближения отдаленных исторических эпох благодаря различию психологий вообще более чем рискованны, и, может быть, правильнее от них совсем воздержаться.)» Однако, несмотря на то что современное общество по части наук, капиталов, технологий и уровней образования лидеров да и трудящихся, их социальных прав и т. п., казалось бы, далеко ушло от эпохи рабовладения, все же подобные сравнения уместны. Прежде всего для некоторых обществ и стран переходного периода, где как раз психология знати, правящего класса (самовлюбленного Нарцисса, любующегося своим отражением в зеркале Запада), подобна психологии рабовладельца. Сегодня человек даже в демократической стране остается «рабом окружающего внешнего мира» (Н.А. Бердяев). Он в экономическом отношении зачастую порабощен не в меньшей степени, чем раб в каменоломнях Сицилии… Уже не говоря о том, что: «Боги назначили на долю свободы почти столько же бедствий, сколько и на долю рабства» (Ш. Монтескье).

Дж. Уторхаус. Нарцисс и эхо

Римское общество трагически раскололось уже не на враждебные классы, это было уже и ранее, а внутри самих классов, на «чужих» и «своих», «наших» и «не наших», на христиан и язычников. Далеко не просто выглядело противостояние христиан и язычников. Идеологи нового мировоззрения готовы были выбросить «в корзину истории» все старые ценности. Как пишет российский и болгарский историк и философ П.М. Бицилли, для них все одинаково «ужасно», «греховно» и «мерзостно» – кровавые цирковые зрелища и. «многоплодие язычниц-матерей». Всю культуру старого мира они отвергают как завершившийся, умерший период, как «старый мир». Отметим, что среди этих разрушителей Империи было немало евреев христиан, которые ненавидели римских императоров, имея для этого основания. Клавдий по этой причине изгнал из Рима иудеев, которые подстрекали народ к государственному перевороту.