Сарычев сидел с отрешенным видом, силясь понять, что ему говорят. Слова хозяина с трудом доходили до его сознания, временами мутившегося до такой степени, что становилось темно в глазах. «Отравил, сволочь, что ли? – подумал Павел Петрович. – Или дает себя знать напряженная игра трое суток подряд?»

Он поднялся и, сделав нетвердый шаг, выбросил в камин недокуренную сигару. Руки казались вялыми, мутило, хотелось лечь и забыться, оставив все – Тоболиных, коллекцию, Филиппова…

– Ходзуми! – хлопнув в ладоши, позвал Борис Васильевич.

В гостиную вошел японец и поклонился хозяину. Сарычев неуверенно обернулся, недоумевая, зачем здесь слуга? Кажется, речь шла о серьезных вещах, не предназначенных для чужих ушей?

– Проводи господина, ему пора, – велел Филиппов.

– Н-не подходи, – сунув руку в карман, заплетающимся языком предупредил Павел Петрович, совсем забыв, что он безоружен.

Слуга кошачьей походкой приблизился и, увернувшись от удара ноги Сарычева, пытавшегося пнуть его в промежность, ловко врезал есаулу пяткой в живот. Павла сложило пополам и бросило на пол. Он даже не успел толком понять, что произошло. И не хотелось вставать, драться, не хотелось больше ничего.

Японец подхватил под мышки рослого Павла и, кряхтя от напряжения, поволок его к лестнице. На верхней площадке он сбросил тело Сарычева вниз и сбежал следом за съехавшим по ступенькам полубесчувственным визитером. Взяв есаула за ноги, японец потащил Павла к калитке, не обращая внимания на стоны и проклятия, раздававшиеся за спиной. Дотащив гостя до ворот, Ходзуми сильным пинком выбросил его на улицу…

Приземлившись на мостовую, Сарычев услышал, как сзади лязгнул замок калитки. С трудом встав на четвереньки, он помотал головой, разгоняя туман в мозгах. Отдышавшись, Павел поднялся и, держась за стенку, медленно побрел к ресторанчику, где ждал Евгений.

Увидев Сарычева, Тоболин ахнул и бросился помогать ему привести себя в порядок.

– Что произошло? – прикладывая мокрый платок к ссадине на щеке есаула, тихо спрашивал Евгений, боясь привлечь ненужное внимание хозяина заведения. Не ровен час, тот вызовет полицию и потом объясняйся в участке.

– Так, повздорили, – неопределенно ответил Павел Петрович. Проклятый япошка, надо же, как больно стукнул. Будь Сарычев в нормальном состоянии, он сумел бы постоять за себя, не таких еще видали, как этот Ходзуми.

– Господи, – вздохнул Тоболин. – Куда же вы теперь, в таком виде. И что все-таки случилось?

– Придется туда зайти еще разок, – пообещал есаул, рассматривая себя в зеркало. – Поехали ко мне. Кровать, правда, всего одна, но разместимся как-нибудь. Не стоит тебе сегодня возвращаться домой.

– Хорошо, хорошо, – согласился Тоболин. Ему и самому не хотелось оставаться в одиночестве, да и Павла Петровича нужно проводить до дому, пусть этот дом и в меблированных комнатах.

Вид Сарычева встревожил Евгения. Глаза мутные, неживые, язык заплетается, движения неуверенные, вялые, как у сонной мухи. Живого, энергичного Павла словно подменили. Что же произошло в этом таинственном доме?

До меблированных комнат «Бристоля», где квартировал Сарычев, добрались на извозчике. Взяв ключ от своей комнаты, Павел Петрович повел Тоболина наверх. В номере, похожем на узкий гимназический пенал, он долго держал голову под краном умывальника. Евгений, опасаясь, что его другу станет хуже, помог Сарычеву лечь.

Устроившись на кровати, он слушал, как рядом похрапывает Павел Петрович, и думал о том, что не прошло и недели после смерти отца, а жизнь уже несколько раз повернулась в разные стороны. Возможно, скоро придется продать и маленький коттедж…

Всю ночь Сарычеву снились кошмары – жуткие драконы разверзали огнедышащие пасти, усеянные мириадами длинных, острых зубов; копошились в зловонных ямах клубки отвратительных гадов, кто-то душил его, а потом появился Филиппов с графинчиком в руке, и графин был полон темной крови…

Проснувшись, Павел некоторое время лежал с закрытыми глазами, приходя в себя и тревожно прислушиваясь к собственным ощущениям – как голова, руки, ноги? Болят? Похоже, все в порядке? Мозг работает четко, улетучился вчерашний туман, мешавший понять, где ты и зачем здесь, но в теле еще сохранилась некоторая слабость. Протянув руку, Сарычев, не открывая глаза, нащупал спящего у него за спиной Евгения. Но почему он за ночь столь отощал и уменьшился ростом?

Проснувшись, Павел рывком сел и поглядел, кто лежит рядом. К его изумлению, Тоболина на постели не было! Сладко посапывая, подложив маленькие ладошки с накрашенными ногтями под желто-смуглую щеку, на кровати лежала молодая голая женщина. Что за чертовщина?!

На полу в беспорядке разбросаны предметы женского туалета, на спинке стула – Сарычев точно помнил, как Евгений вешал на него свой пиджак! – висели тонкие дамские чулки, а под стулом стояли маленькие изящные туфельки. На столе и подоконнике единственного окна выстроились пустые винные бутылки и грязные стаканы, а Тоболина нигде нет. Ушел? Но куда и зачем?

И китаянка?!

«Все, подставили! – похолодел Сарычев. – Ловко сработано».

Помотав головой в тщетной надежде, что странное видение исчезнет как бред, Павел достал часы и поглядел на стрелки – десять утра! Китаянка не исчезала, и он потряс ее за плечо:

– Эй, ходя! Вставай!

Девица открыла глаза и прикрылась простыней. Подтянув ноги к груди, она сжалась в комок, готовясь закричать.

– Тихо ты! – прикрикнул на нее по-английски Сарычев. – Как ты сюда попала? Отвечай!

Китаянка завизжала – пронзительно, на высокой ноте, так, что разом заложило уши. Орала она самозабвенно, широко открыв рот, во всю силу легких.

– Замолчи! – кинулся к ней бывший есаул, но в дверь уже барабанили, грозя выломать замок. Пришлось открыть.

В комнату ввалились портье и два китайских полицейских в синих мундирах и белых перчатках.

– Вот он! Вот! – показывая на Павла, закричал портье.

Китаянка перестала визжать и вскочила с постели, завернувшись в простыню. Один из полицейских прошел в комнату, а второй истуканом застыл у дверей.

– Салысев? – спросил первый полицейский, показывая на грудь Павла затянутой в белую нитяную перчатку рукой.

– Да, Сарычев, – ответил бывший есаул.

Не драться же ему с полицией? И так вчера наломали дровишек, а сегодня и того хлеще. Ничего себе, начинается денек! Но где Евгений?!

Полицейский повернулся к девице и что-то спросил у нее на незнакомом Павлу диалекте. Та зачастила в ответ, кланяясь и подобострастно заглядывая снизу вверх в лицо блюстителя порядка. Сарычев сумел понять только несколько слов – «виски», «деньги», «улица».

– Вы расплатились с дамой? – спросил полисмен.

– Бред какой-то, – пожал плечами бывший есаул. – Я ее в первый раз вижу. Проснулся, а она лежит на постели. Поймите, вчера я пришел домой с приятелем, а не с ней!

– Где же ваш приятель? – усмехнулся полисмен. – Вы будете платить даме за ночь?

«Кошмар, – взяв свой пиджак, подумал Сарычев. – Голые китайские проститутки, полиция. Надо дать ей десять зеленых и добавить полиции за беспокойство. Не хватало мне скандала».

К его удивлению, денег в карманах не оказалось. Портсигар на месте, зажигалка тоже, паспорт, бумажник, но денег ни гроша. Как будто они испарились волшебным образом. Но вчера он играл и выиграл крупную сумму! Сверток с деньгами оставлен у знакомого китайца, а часть выигрыша Павел положил в карман – это он помнил совершенно точно. Взял сотни три или четыре, не меньше. Где они? Унес Евгений? Маловероятно. Он разбудил бы Сарычева, перед тем как уйти, или оставил записку.

– Ну? – поторопил полисмен.

– Нет денег! – отбрасывая пиджак, признался Сарычев.

– Ай-яй-яй, Павел Петрович, – укоризненно покачал напомаженной головой портье. – Как же вы так?

– Одевайся! – бросил полицейский девице. – Поедем в участок.

– Выйдите, – пискнула она.

– Одевайся, я сказал, – набычился полицейский. – Раздеваться ты не стесняешься?