– Отныне и навеки дацан Синих Скал и все дацаны берут на себя заботу о тебе, Великий Посланец Будды, – низко кланяясь Павлу, торжественно сообщил настоятель. – Отныне ты будешь именоваться Посланец Вечности!

Два других монаха неслышно подошли и, уважительно взяв Сарычева под локти, повели его следом за торжественно шествовавшим настоятелем в кумирню. Следом потянулись остальные.

Павел решил не сопротивляться. На крайний случай, если тут задумали какую пакость, у него есть маленький браунинг, уже выручивший в поединке с Дасти и его людьми. Но, похоже, опасаться нечего. Они действительно рады? Чему? Статуэтке? Как много и как мало нужно людям! Они сами создают себе кумиров и поклоняются им.

Войдя в кумирню, Сарычев невольно вздрогнул – перед ним стояла точная копия «Золотого Будды», только размером в полтора человеческих роста. То же загадочное выражение на бронзовом лице божества, такое же ожерелье на шее, точно такой же, только значительно больший, цветок лотоса в руке.

Несколько раз поклонившись скульптуре, настоятель показал ей статуэтку:

– Она вернулась!

Коснувшись подставки «Золотого Будды», он начал легко вращать ее, и вскоре взгляду изумленного Павла открылось удивительное – подставка отделилась и оказалось, что она скрывала стержень, прорезанный различной глубины бороздками.

«Ключ! – понял заинтригованный есаул. – В статуэтке, оказывается, был ключ. Вернее, она сама является ключом, но к какому замку?»

Бормоча молитвы, настоятель торопливо поднялся к цветку лотоса в руке большой скульптуры и вставил в него «Золотого Будду». Теперь в чашке цветка сидел точно такой же божок. Повернув его, настоятель спустился вниз.

Заскрежетали невидимые шестерни, большой Будда качнулся на пьедестале и медленно поехал назад, открывая под собой темный провал ниши. Монахи возбужденно загудели.

Дав знак прекратить шум, настоятель подошел к нише и, сунув в нее обе руки, вынул сверток из плотного, чуть желтоватого шелка.

– Невероятно! – пробормотал пораженный Сарычев.

Дрожащими от волнения пальцами настоятель разворачивал шелк, и вот взглядам присутствующих предстали древние рукописи.

– Откровения Будды! – вскричал настоятель.

По лицу старика текли слезы счастья, и он не вытирал их. Монахи пали ниц, и только есаул стоял, не в силах побороть волнение. Оказывается, вот за чем охотились Дасти, Филиппов и другие, сами не зная, с какими сокровищами связана тайна статуэтки «Золотого Будды». Древние рукописи!

– Посланец Вечности! – забормотали монахи, кланяясь есаулу и подползая к нему, чтобы коснуться его одежды, запыленных сапог, поцеловать жилистую руку, положить ее себе на бритую голову.

«Глядишь, так из меня святого сделают, – усмехнулся Павел Петрович. – Стану буддийским апостолом Павлом?»

Сопровождаемый монахами, настоятель понес на вытянутых руках древние свитки. Есаула опять подхватили под локти и увлекли в процессию. Он не противился – куда идти отсюда, в город? Там его ищет полиция. Пожалуй, он пока останется здесь, а после будет видно, как поступить. Не откажут же монахи в приюте Посланцу Вечности?

И Сарычев, придав лицу приличествующее случаю выражение, пошел, уважительно поддерживаемый монахами, к высоким, красно-золотым воротам дацана Синих Скал, медленно раскрывшим перед ним свои створки…

Господин начальник полиции чувствовал себя явно неудобно. Он не знал куда девать руки, беспрестанно улыбался и забегал вперед, открывая перед Джорджем Хансеном двери.

– Надеюсь, досадное недоразумение не повлияет на наши добрые отношения? – заботливо придерживая дверь, чтобы она не задела по раненой руке Хансена, покоившейся на перевязи, бормотал начальник полиции. – Мы можем на это надеяться, сэр?

– Пустяки, – поморщился Хансен. – Главное, поймать злоумышленников. Преступники на свободе! Законность еще не восторжествовала.

– Конечно, конечно, – выходя вместе с ним на крыльцо, согласился начальник полиции и подобострастно улыбнулся, – у вас завидное мужество, сэр.

– Не надо, – сделал вялый протестующий жест Джордж, глядя на шофера, вышедшего из машины и распахнувшего дверцу. Сам Хансен, ввиду ранения, вести автомобиль не мог.

– Мы примем все необходимые меры, – заверил полицейский. – Преступник будет обезоружен. Примите наши искренние извинения. Виновные сотрудники понесут наказание.

– Не стоит, – чуть улыбнулся Хансен и внимательно окинул взглядом улицу, высматривая, нет ли где притаившихся газетчиков? Проклятые писаки всегда готовы наделать ненужного шума, а если наказывать полицейских, которые приволокли его в участок в ту ужасную ночь, то дело может получить нежелательную огласку.

Улица выглядела, как обычно, – вывески, прохожие, витрины. У ступенек крыльца стоит авто, и шофер, сняв фуражку, ждет у распахнутой дверцы, пока хозяин простится с начальником полиции, спустится вниз и прикажет ехать домой. В конце улицы показался молодой китаец-рикша с коляской под паланкином. Китаец был крепконогий, широкогрудый – он легко бежал, чуть запрокинув голову. Но, главное, нигде не видно репортеров. Начальник полиции сдержал слово и не дал им информации о случившемся в доме Хансена.

– Не стоит их наказывать, – повторил Хансен-Дасти, – они выполняли свой долг, как умели.

– Конечно, конечно, сэр, – облегченно вздохнув, согласился начальник, решив, что с сегодняшнего дня выставит постоянный пост у особняка господина Хансена.

– Всего доброго, – Джордж подал начальнику полиции здоровую руку, повернувшись спиной к бегущему мимо крыльца рикше.

– Не забывайте нас, сэр, – почтительно поклонился начальник полиции.

Рикша с коляской поравнялся с ними, и тут раздался какой-то тугой щелчок. Господин начальник полиции хотел посмотреть, что случилось, но Хансен вдруг навалился на него, словно желая обняться на прощание. Глаза у него вылезли из орбит, лицо страшно побледнело, а из горла вырвался не то стон, не то хрип. Испуганно вскрикнул шофер, указывая вслед удалявшемуся рикше, уже успевшему свернуть в переулок.

– Господин Хансен! – пытаясь удержать падавшего Джорджа, закричал начальник полиции. – Да помогите же кто-нибудь!

Но прежде чем успели подскочить полицейские, Хансен сполз вниз и распластался на крыльце, странно подогнув под себя ноги и загребая мелкий сор пальцами здоровой руки.

– Господин Хансен?! – нагнулся к нему начальник полиции и отшатнулся.

В спине хозяина контор, магазинов, доходных домов и особняков торчала толстая, оперенная стрела. Прямо под левой лопаткой.

Начальник полиции попятился – какой кошмар! Теперь это обязательно попадет во все газеты, о случившемся непременно узнает весь город и, кто знает, удастся ли ему после грядущего громкого скандала сохранить свое место?

На бегу доставая из кобур оружие, полицейские кинулись в тот переулок, куда свернул рикша, но он словно сквозь землю провалился. Только сидел у ворот дешевой гостиницы старик-китаец в драном черном халате, что-то невразумительно бормотавший о сыне, умершем от опиума, и воле Неба, двигающего рукой судьбы…

Маленький цветной японский телевизор показывал программу новостей: президент Соединенных Штатов Америки отправлялся с визитом на Дальний Восток, где должен был встретиться с главой Советского Союза.

Очень старый, совершенно седой человек с выцветшими синими глазами равнодушно глядел на мелькавшие на экране картинки – самолеты, крейсера, президентов, оркестры, почетные караулы…

Молодой послушник, гордый и счастливый доверенной ему высокой честью, сидел рядом, бдительно следя, чтобы пиала не оставалась пустой, – старик любил пить китайский чай редкого сорта Мушань, по поверью предохраняющий от слабоумия в старости, и сердился, если его дрожащая рука подносила ко рту остывший напиток.

Старик был одет по-европейски – в рубашку с короткими рукавами из тонкого белого полотна, легкие фланелевые брюки и очень мягкие туфли из прекрасно выделанной кожи. На шее у него висела массивная золотая цепь с замысловатой фигуркой из нефрита, означавшей посвящение в высшие таинства веры. Поджав под себя ноги, он устроился на расшитых шелком подушках и что-то шептал, почти беззвучно шевеля бледными губами. Послушник попытался вслушаться, но ничего не понял – старик бормотал на незнакомом ему языке.