Для того, чтобы стронуть состав с места и заставить его двигаться, Зурову пришлось истратить весь запас пара, и давление в котле упало почти до нуля. Теперь поезд шел по инерции и скорость оставалась достаточно высокой, а до ворот перехода было не больше двадцати метров. Нужно было немедленно останавливать поезд и ждать Лосева, но Зуров знал, что вторично стронуть состав с места им уже не удастся.

«Мы все останемся здесь навсегда… — думал он, слушая далекое стаккато пулеметных очередей. — В бою особая арифметика, одна жизнь за несколько спасенных вполне приемлемая плата. Но существует и другой расчет.

В бою не бросают товарищей. И если нам суждено погибнуть, мы погибнем все вместе».

Он резко опустил вниз тормозную рукоятку и услышал заунывный визг, напомнивший ему звон похоронных колоколов. Поезд замедлил движение и остановился перед самым переходом.

Радужные круги плыли перед глазами Лосева. Сказалась нечеловеческая жара и напряжение последних часов. Он сидел на платформе, под открытыми лучами солнца, стоявшего в зените, а вокруг летала смерть… Сколько прошло времени? Час? Сутки? Он не знал. Ощущение времени исчезло.

Куда девался поезд? Он должен был быть здесь, рядом с платформой, но его не было… И Лосев уже не помнил своего последнего приказа. Что-то он должен был сделать… Куда-то уйти. Наверно, в этот туннель. Там прохладно, там не будет этого безжалостного солнца… Но для этого надо оторвать руки от пулеметной турели, и тогда демоны, кружащиеся вокруг него, раздерут его тело на части, у него не останется ни малейшего шанса. Да и сил на то, чтобы встать, уже не было. Он будет сидеть здесь, сжимая рукоятки наведения и утапливая до отказа гашетки. Он будет сидеть до тех пор, пока не кончатся патроны.

Он видел ящик, из которого выползали остатки пулеметной ленты, и знал, что этот миг совсем близко…

Он в последний раз нажал на гашетку, вкладывая в эту очередь всю свою ярость и боль. Но прежде, чем небо обрушилось на него, Лосеву показалось, что звуку его пулемета ответил другой. Он знал, что этого не может быть, и повторил это про себя еще раз, теряя сознание.

Очнулся Лосев в паровозной будке. В лицо ему лили воду из фляги. Его окружала почти забытая, сказочная прохлада. Кожа горела, малейшее движение причиняло резкую боль. Полумрак, перечеркнутый знакомыми синими полосами слизи, заставил его отстранить руку Зурова и приподняться.

— Где мы?

— В туннеле. Гарпии, с которыми ты сражался, остались снаружи. Сюда они не залетают, слишком узкое пространство. Состав, как пробкой, закупорил туннель.

— Почему вы не воспользовались переходом?

— Мы ждали тебя. И в котле не осталось пара. Мы не можем тронуться с места.

— Отпусти тормоза… — прошептал Лосев.

— Что? — не понял Зуров. — Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Отпусти тормоза. Здесь уклон в сторону ворот…

Теперь он понял и, схватившись за рукоятку, рванул ее вверх. Колодки скрипнули, но поезд не тронулся с места.

— Подтолкните его. Нужно преодолеть… Это казалось безумием, но безумным было все, что произошло с ними за последние сутки. Упершись в буфер паровоза, двое мужчин и две женщины пытались сдвинуть с места тяжеленный состав. Неожиданно Суркову пришла в голову более здравая мысль. Этого не приспособленного для простейших жизненных ситуаций человека довольно часто посещали ценные мысли.

— Мы должны использовать ракеты! — заявил он, прекращая бессмысленные попытки сдвинуть с места стальной паровоз.

— Каким образом?

— Надо снять с них боевые заряды, привязать к паровозу хвостами назад и поджечь запалы. Реактивная струя сдвинет поезд!

— Что-то вроде реактивного двигателя… — восхищенно произнес Зуров. — Это должно получиться! Ты здорово соображаешь, парень!

Рев пороховых ракетных двигателей в замкнутом пространстве туннеля был таким сильным, что начали вибрировать стены. Казалось, порода не выдержит и не выдержат легкие, в которые вместо кислорода теперь попадал лишь дым отработанных пороховых газов.

Люди все стояли на боковой площадке паровоза, рядом с потухшим котлом, уже не веря ни во что. Они не заметили даже, как поезд медленно стронулся с места, прополз, постепенно разгоняясь, отделявшие его от пространственных ворот метры и навсегда исчез из этого мира.

Огненный вихрь перехода на какое-то время выключает сознание. Когда они пришли в себя, полумрак туннеля сменили мягкие вечерние сумерки.

Рев ракетных двигателей смолк, но поезд еще катился некоторое время по инерции, постукивая на стыках рельсов. Наконец он остановился, и наступила та мирная, земная тишина, которая бывает в лесу или в поле. Заквакали лягушки в далеком пруду, заухала сова, рано вылетевшая на охоту, на небе зажглись первые звезды, и взгляд Лосева жадно скользил по ним, изучая рисунок знакомых созвездий.

— Вас не беспокоят эти звуки? — спросил Сурков, и, когда все с недоумением, написанным на их лицах, повернулись в его сторону, пояснил: — Раньше в зоне захвата не было никаких живых звуков…

— Он прав. Впечатление такое, словно мы уже не в зоне.

— Или не в том мире… Бывают миры, похожие как две капли воды, их отличия настолько незначительны… Но, наверно, это не относится к настоящим мирам, соединенным пространственными туннелями второго типа.

Лосев надолго задумался, наслаждаясь прохладой и этой мирной, полной лесных шорохов, тишиной.

Он думал о стрелочнике и о том новом повороте, который им подготовила судьба. Он не верил в ее подарки. И в легкие пути он тоже не верил. На его поясе, словно отвечая тревожным мыслям, охватившим Лосева, вспыхнул зеленый огонек. Универсальный анализатор и лингвист снова были готовы к работе, и это, возможно, лишь подтверждало, что они оказались в другом мире, лишь внешне похожем на Землю. Во всяком случае, в этом мире не существовало энергетической блокады.

— Давайте спать. Мы все измотаны до последней степени. Оставим сегодня только один пост на уцелевшей платформе. Завтра будем чинить паровоз и решать, что делать дальше.

Он все время помнил о развилке и о стрелке на ней и не мог не думать о том, куда ведет вторая дорога…

Ночь прошла без происшествий. Утром они занялись ремонтом паровоза. И хотя уголь кончился, благодаря предусмотрительности Лосева, погрузившего в товарный вагон среди прочего инструмента топоры и пилы, они смогли заготавливать дрова. Разумеется, это топливо было не таким энергоемким, как уголь, и его требовалось гораздо больше. Найти сухие дрова в лесу было не так-то просто. Но проблему топлива, так или иначе, это решало. Сложнее было с водой.

Поезд остановился посреди лесостепи, вокруг не было видно никакого жилья, и уж тем более не было ни водокачки, ни водопровода.

Воду пришлось носить из ближайшего ручья — а до него оказалось не меньше трехсот метров. Раньше никому из них не приходилось наполнять паровозный котел ведрами из ближайшего ручья, и они плохо представляли себе объем этой работы. К вечеру выяснилось, что котел наполнился едва ли на четверть, хотя воду носили все, включая женщин.

Наспех заделанные дыры в котле не ликвидировали всех течей, и ремонт пришлось повторить.

Лосева раздражала и беспокоила еще одна непредвиденная задержка, но его спутники были ей рады, хотя и старались этого не показывать. Он хорошо понимал их. После мира смерти, из которого они только что вырвались, физическая работа воспринималась как отдых. И еще они были благодарны судьбе за то, что им удалось вернуться в свой родной мир. Лишь один Лосев продолжал в этом сомневаться. Слишком свежи еще были его воспоминания о Земле-два, где он встретил своего двойника. Отличия могут быть едва уловимы, и, возможно, неприятные сюрпризы поджидают их где-то за следующим поворотом колеи.

Однако он держал свои сомнения при себе, не желая ухудшать настроения своим спутникам.

Поднося к паровозу очередное ведро с водой, Лосев с опаской поглядывал в сторону темного жерла туннеля, из которого они вырвались с таким трудом. До него было всего метров триста, и в любую минуту оттуда мог пожаловать какой-нибудь незваный гость, а они даже постов не выставили. Пренебрегая своей обычной осторожностью, он не стал на этом настаивать, поскольку понимал, что этим замедлит ход работ и испортит всем остальным праздник. Кто же выставляет посты у себя дома…