Последняя фраза показалась Юрию не совсем понятной: что имел в виду Фруст под словами «ваша пространственно-временная реальность» — уж не хочет ли он сказать, что сам к ней не принадлежит, или это намек на некое знание обстоятельств, связанных с появлением на Земле-2 Яровцева, Крушинского, да и всех остальных сотрудников базы? Но иностранец, тем более инопланетянин, никоим образом не должен был знать того факта, что вербовочные службы Федерации вот уже много лет незаконно использовали в собственных интересах случайно обнаруженный на одной из планет пространственно-временной туннель, связавший между собой Землю-1 с Землей-2.

Инопланетянин вызывал в нем стремительно возраставший интерес, настолько большой, что он уже не раз пожалел о том, что беседа фиксируется подслушивающими устройствами, заставляя его избегать опасных вопросов. Он словно шел по заминированному полю.

Фруст между тем продолжал свой рассказ:

— Долгие поиски привели меня на вашу планету, и теперь я должен рассказать вам о самой Книге, вырезанной на липовых досках. Причем резались на ней не только письмена. На первой доске изображен витязь, едущий на белом коне. Да, да, это так, хотя в это трудно поверить! — воскликнул Фруст, подливая в бокал Крушинского новую порцию тоника. — Несмотря на то, что Книга выполнена резной клинописью, на ее первой странице есть цветная фреска. Насколько мне известно, это единственный случай рисунка на подобной книге. Но дело не только в этом. — Неожиданно голос Фруста снизился до едва слышного шепота: — Говорят, эта картина со временем изменяется. Витязь может уехать, появятся новые персонажи, вот только пейзаж всегда остается прежним. На рисунке виден город на берегу озера с четырьмя церквями с белокаменными стенами… Если выйти из ворот вашей базы и пройти три километра к северу, вы сможете увидеть этот город…

Фруст остановился с кувшином в руке, его глаза горели каким-то мрачным внутренним огнем.

— Мне нужна эта Книга — и поверьте, я не остановлюсь ни перед какими расходами. Мой род очень богат, вознаграждение за помощь может быть очень большим. Его хватит для того, чтобы навсегда расстаться с вашей солдатской жизнью. Вы поселитесь на лучшем планетарном курорте — любые женщины, любые сокровища — все, что вы пожелаете, будет к вашим услугам.

— Но позвольте, — прервал наконец Крушинский этот сладостный поток обещаний, — я никогда не слышал ни о чем подобном! У русичей полно резных досок, которые заменяют им бумагу, но я никогда не видел на них картин.

— Возможно. Но у вас есть друг, который наверняка видел эту Книгу.

— В таком случае, почему бы вам не обратиться к нему самому?

— Это достаточно сложно. В настоящий момент он находится в осажденном городе. И, кроме того, для переговоров с ним мне понадобится ваша помощь.

Фруст, словно ему было жарко, расстегнул ворот рубахи и нагнулся, подливая Крушинскому в стакан очередную порцию напитка. На его мертвой искусственной коже не блестело ни единой капли пота, но зато на шее сверкнула золотая цепочка — единственное украшение, которое Юрий заметил.

Когда Фруст нагнулся, тяжелый предмет величиной с наперсток выскользнул из-под рубашки и закачался в метре от лица Крушинского.

Золотой столбик, обвитый врезанной спиралью, заканчивался перекладиной с тремя углублениями. Эту форму невозможно было не узнать и невозможно было спутать с чем-нибудь другим.

Если до этого Крушинский позволил себе несколько расслабиться, уж слишком все происходящее смахивало на дурной любительский спектакль, то теперь он вновь весь подобрался, словно хищная кошка, готовая к прыжку.

— Вы ведь видели его, не так ли? — спросил Фруст, вновь пряча спираль под рубахой.

Нет ничего более изматывающего, чем длительное ожидание штурма в осажденном городе. Но именно в такие моменты в людях проявляются те скрытые от постороннего взгляда черты, которые составляют суть каждой личности, а слагаясь вместе, и суть целых наций.

В любом народе в периоды больших потрясений или бедствий на поверхность всплывает различный мусор. Воспользовавшись благоприятными условиями, по ночам на улице Китежа появились шайки мародеров и грабителей, но просуществовали они недолго, княжеской дружине не пришлось даже увеличивать ночную стражу — горожане сами разобрались с этими любителями поживиться за чужой счет.

Общее несчастье сплотило горожан. Почти никто из них не надеялся остаться в живых, и люди перестали ценить вещи, которые создавались тяжким трудом. Город превратился в большую общественную коммуну.

В одном из купеческих теремов, ставших городской собственностью после гибели хозяина, сделали общественный продовольственный склад. Туда жители сносили оставшиеся у них ценности. Каравай хлеба равнялся нескольким дням человеческой жизни. И тем не менее никто не отказывался делиться последними жалкими крохами съестного с ранеными и воинами дружины. Впрочем, теперь весь город превратился в одну большую дружину. Даже женщины и дети несли на стенах ежедневные дежурства.

После первой успешной экспедиции за серой Бронислава создала свой собственный подвижный отряд по доставке продовольствия и почти все время проводила в походах вне города. Припасы, которые ей удавалось доставлять, помогли им продержаться в самые суровые дни. К сожалению, вьючные животные не могли пройти сквозь подземный ход, а на себе много не принесешь, к тому же Бронислава могла провести рядом с собой незаметно лишь небольшую группу людей.

Тем не менее через две недели после начала этих регулярных походов за продовольствием им удалось даже создать небольшой неприкосновенный запас.

К счастью, с водой в городе все обстояло благополучно, его стены с северной стороны шли по самому берегу, и сейчас, в период поздних осенних дождей, воды озера обильно наполняли колодцы и подземные ключи свежей чистой водой.

Ежедневно разведка доносила о подходе новых крупных татарских орд. Со дня на день нужно было ожидать штурма, а от Васлава не поступало никаких известий, даже Крушинский молчал, хотя от базы до города всего несколько километров.

Видимо, не все гладко прошло с его возвращением после самовольной отлучки. Глеб хорошо знал, каким непреклонным, а порой и жестоким может быть полковник, когда дело касалось неугодных ему людей. Малейший повод использовался для того, чтобы избавиться от них, и самым простым способом был перевод в штурмовую группу.

Постепенно Глеб погружался в трясину второстепенных дел и незначительных событий, все больше заслонявших собой нечто важное. Недаром Книга молчала с тех пор, как он вернулся в Китеж. Что-то он сделал не так, ошибся в чем-то очень важном, и теперь приходилось рассчитывать лишь на собственные силы. С каждым днем он ощущал, как нарастает сопротивление в причинно-следственном потоке событий.

Совершенно неожиданно возникла проблема с батарейной прислугой. Никто из русичей не желал иметь дело с огненными демонами. Эти мужественные, закаленные в боях воины становились испуганными детьми, как только слышали о чародействе или волховстве. Кто-то упорно распространял по городу слухи о дьявольских машинах и неизбежной божественной каре. Глеб подозревал в этом церковников, не простивших ему насильственного изъятия колоколов, но доказать ничего не мог.

В конце концов он решил продемонстрировать мортиры в действии, у него просто не оставалось другого выхода. Если сейчас ему не удастся приобрести сторонников и помощников из числа княжеских воинов, к началу решающих боев некому будет стрелять.

После долгих размышлений Глеб пришел к выводу, что подобная демонстрация перед близким штурмом может оказаться даже полезной, показав татарам, с какой страшной силой им придется иметь дело. Если его план удастся, звука выстрелов будет достаточно, чтобы посеять среди атакующих панику.

Одну из мортир по его приказу подняли на стену и установили на виду у татарского войска. Осаждающие не обратили на нее никакого внимания, видимо, приняв это металлическое сооружение за обычный котел для смолы.