Итак, руководствуясь русской литературной традицией, пытаюсь представить, как в этом Семене происходит перемена, как он расправляет хитиновые крылья. Только что вынужден был подхалтуривать шофером-частником вроде слуга, халдей (ничего, придет и наше время!..), радовался, что ему 500 рублей заплатили, - и вот у него чемодан - эх, повезло! но боязно... да нет, вряд ли этот придурок номер моего "жигуля" запомнил... Воображаю, как ему мерещится, будто он подвез какого-нибудь сына Березовского, как (наслушамшись по телевизору про всякие там ноутбуки, бизнес и кредитные карточки) грезится филиал пещеры Аладдина. Воображаю, как в его кромешном мозгу размножаются красные червячки вымогательской идеи... И наконец - как, возбужденный смесью страха и предвкушения, решает хлебнуть из трофейной красивой бутылки - не все ж буржуям, пусть и нормальный простой человек попользуется, - и, еще не исключая возможности встречи с ее хозяином, думает: что он, мелочиться, что ли, будет - он, небось, виски ящиками жрет.

А имейся вторая бутылка - возможно, наступила бы кондиция, когда, к примеру, прикольно труп покойного барина потрошить и, как выражался А. П. Чехов, ему цигаркой в харю для смеха.

Это не классовая, это видовая ненависть к не такому, как ты. Зачем выкинули Тенишева из могилы? Зачем растащили по частям барский рояль, какая польза в избе от пузатой ножки или пюпитра? Отчего, стоит что-нибудь починить или покрасить - эти твари, слизь земли, прорехи на человечестве, слетаются, как на запах, чтобы разломать, нацарапать, испакостить? А - из видовой ненависти ко всему, что не низменно, не уродливо или хоть попросту чисто.

Ох, хотел бы я следовать совету трезвейшего, мудрейшего и добрейшего Евгения Львовича Шварца: "Садовник. Умоляю вас - будьте терпеливы. Прививайте. Разводите костры - тепло помогает росту. Сорную траву удаляйте осторожно, чтобы не повредить здоровые корни. Ведь если вдуматься, то люди, в сущности, тоже, может быть, пожалуй, со всеми оговорками, заслуживают тщательного ухода".

Не получается.

10 апреля 2002

От романтизма до гонореи

Изящную словесность, доложу я Вам, дорогой Дмитрий Владимирович, на кривой козе не объедешь. Хотя бы потому, что все случаи нашей жизни уже описаны в русской литературе. Вот и эта Ваша история про Семена-якобы-из-Органов продолжает классическую традицию. Извозчик и Мешок, или Совесть и Чужая пропажа - старинный сюжет, он многим авторам снился на рассвете капитализма. Точней, в предрассветных сумерках. (Помните знаменитый критик полтора столетия тому назад вопрошал громогласно: "Когда же наступит настоящий день?" Поколение за поколением покидало русскую историю с этим тоскливым вздохом. Каждое услыхало, закрывая за собою дверь: не твое дело!)

Так вот. Существовал, например, такой писатель, несправедливо забытый, - Николай Полевой. В 1829 году напечатал "русскую быль" (обозначение жанра!) под названием "Мешок с золотом". Очень трогательная вещица. Молодой Иван любит красавицу Груню - она отвечает взаимностью - но она дочь сельского старосты - а тот прочит ее за богатого Москвича... Короче говоря, во что бы то ни стало необходима тысяча рублей, не то прощай любовь и счастье. Иван покидает село, уходит в Москву, поступает в извозчичью артель (полная свобода передвижения! о крепостном праве словно никто и слыхом не слыхал... Соцреализм - единственный, зато бессмертный сын богини Цензуры). Совершенно как в наши дни, предпринимательская деятельность немыслима без множества справок - и без взятки за каждую справку: полиция, санэпидстанция, то да се... "И вот Ванюшу повели в Частный дом, потом еще и еще куда-то; подьячие писали, брали с него на водку, на калачи..." - в общем, понятно. Физиологический очерк - в сторону, трудовую зиму перелистаем - главное событие случается ранним летним утром на Ильинке: "Вдруг лошадь его на что-то наступила, что-то заборонило под колесами. Ванюша смотрит и видит на мостовой среди улицы кожаный мешок, небольшой, чем-то туго набитый. "Находка! - сказал Ванюша, соскочил с Волочка, схватил мешок... Тяжесть необыкновенная!.."

В мешке, вообразите, оказалось сорок тысяч золотыми империалами (сорокарублевая монета) и полуимпериалами: герой повести сосчитал их в лесу за Тверской заставой. Там же и закопал - заглушая изо всех сил угрызения совести отчаянным монологом, - поехал было в город - с полдороги вернулся за деньгами, подгоняемый отчаянной мыслью: ""Они не мои!" - повторял он, и ему представилось, как горько будет ему снова упасть в прежнее свое бедное состояние, ему, обладателю богатства бессчетного!"

А на постоялом дворе, где его обычный ночлег, уже идут рассказы о пропаже у богатого купца, и что полиция рыщет, и что кнут да Сибирь ожидают того, кто найдет да утаит. Жуткая ночь наступает для бедняги героя. Ваш Семен-якобы-из-Органов смеялся бы до колик, читая, какими эффектными красками расписывает автор чувства счастливчика: "Теперь не корысть, не сребролюбие терзали Ванюшу - нет - мысль "я преступник!" тлела в груди его, как труп, на распутий брошенный". Николай Полевой был романтик.

Ванюша, ясное дело, сознается во всем - и проводит остаток ночи в кутузке. И автор еще полагает нужным заступиться за него перед читателем: дескать, не судите строго - ведь раскаялся все-таки; тут же и тезис, что преступление искупается страданием (впоследствии Достоевский, кажется, попользовался этим текстом). Но это все беллетристические уловки: чтобы умилить неожиданным хэппи-эндом - исторгнуть, если удастся, слезу.

И вот наутро обер-полициймейстер вручает мешок с золотом законному владельцу - старому богатому купцу из Меняльного ряда (вроде как содержателю обменного пункта СКВ); тут же и наш совестливый извозчик под конвоем. " Вот ваш мешок, Григорий Васильевич! - сказал обер-полициймейстер купцу... Считайте, все ли, но позвольте начать счет мне. - Он развязал мешок, отсчитал пятьдесят полуимпериялов, отложил к стороне и, обратясъ к купцу, спросил: - Так ли?

- Нет, не так, ваше превосходительство, - отвечал купец, сам подошел к столу, отсчитал еще пятьдесят полуимпериялов, положил к отделенным уже пятидесяти и сказал: - Теперь так".

Вообще Николай Полевой слов не жалел. Следует еще и нотация ("ты чуть было не сделался плутом, но за то суди тебя Бог, а в глазах человека ты достоин награды за свою честность"), - и эпилог: сына, родившегося вскоре у Ивана и Груни, назвали Филаретом.

В 1855 году Николай Некрасов написал на этот же самый сюжет балладу "Извозчик" - совсем в другой тональности. Действие - в Петербурге, извозчик Ванюша - крепостной на оброке, влюблен в горничную - "кралечку лицом", она ставит условие: "Прежде выкупись на волю, Да потом хватай!", а в мешке пять тысяч, и богатый купец просто забыл его в санях - в точности как Ваш знакомый, - а извозчик не заметил: вернулся вечером на постоялый двор, улегся спать - вдруг его будят, ведут к саням, достают из них мешок, считают деньги...

""Цело все!" - сказал купчина. Парня подозвал: "Вот на чай тебе полтина! Благо ты не знал: Серебро-то не бумажки, Нет приметы, брат; Мне ходить бы без рубашки, Ты бы стал богат, - Да Господь-то справедливый Попугал шутя..." И ушел купец счастливый, Под мешком кряхтя... Над разиней поглумились И опять легли, А как утром пробудились И в сарай пришли..."

Удавился, одним словом, наш извозчик. Потому что не видать ему ни свободы, ни, стало быть, кралечки, - упустил свой шанс, - а в России вот уже два месяца новый царь, и дозволено заикаться обо всех этих ужасах.

Согласитесь: даже на таком скудном фоне (а можно прибрать и другие примеры) история про Вашего якобы-Семена, который отнюдь не повесился, выглядит тривиальной и вдобавок благополучной. Меня бесконечно радует, что уже бывают дирижеры и вообще интеллигентные люди, для которых утрата ноутбука - неприятность не из крупных. (Лично я, наверное, с ума бы сошел от горя.) И мне нравится думать, что якобы-Семеновы дети теперь войдут в Интернет, а там, глядишь, и музыку полюбят, и еще будут где-нибудь за границей аплодировать Вашему дирижеру, ныне потерпевшему.