В глубине души Морис уже остановился на втором, благоразумном, варианте, но ему нравилось само по себе предвкушение безрассудного поступка, пусть даже этот поступок не будет совершен. Номер Генри мерцает на дисплее – вроде как вызов брошен! А когда в шею кольнуло, Морис понял: у него есть всего несколько секунд, чтобы позвать на помощь.

Палец на кнопке. Нажав, он слабеющим голосом пробормотал:

– Генри, на меня напали те самые, меня утаскивают…

Передатчик выхватили. Впрочем, в этом не было необходимости – Морис уже утратил способность сопротивляться. Вектин или какой-то другой препарат аналогичного действия.

Его выдернули из кресла, поставили на ноги, повели по проходу между столиками. Сквозь голограмму с актиниями – когда вошли внутрь, она превратилась в неосязаемое цветное облако. Потом сквозь другую, с танцующими саламандрами, которые становились то золотыми ящерицами, то огненными женщинами, то языками пламени.

Видимо, ведут к ближайшей двери.

Люди вокруг смеялись, ели, разговаривали, не обращая внимания на пробирающуюся к выходу компанию.

Краем глаза Морис заметил, что Генри и Лейла поднимаются из-за столика.

По ажурной лесенке наверх, на перекинутую через весь зал открытую галерею, с которой свисает множество причудливых светильников и сверкающих украшений. Он спотыкался, но его с двух сторон поддерживали под руки.

На площадке в центре зала начался «танец машин» – абстрактного вида механизмы, все назначение которых состоит в том, чтобы видоизменяться под музыку. Поступая в технический колледж, Морис вначале хотел выучиться на наладчика таких штуковин – те ребята, по слухам, гребут деньги лопатой, – но не прошел по конкурсу.

Он увидел, что Генри и Лейла тоже поднялись наверх и идут по перпендикулярной галерее, дистанция сокращается. Если киллер хочет его выручить, зачем он взял с собой девушку, это же опасное дело!

Нет, скорее всего, Генри так и не услышал призыва о помощи, но решил все-таки познакомить Мориса с Лейлой. А может быть, она сама об этом попросила?..

Так или иначе, уже поздно. На Мориса нахлынуло горькое удовлетворение: он обречен, но хотя бы кто-то из окружающих понял, что поступал с ним черство, и стремится загладить свою вину.

Парочка остановилась. Ухватившись за перила, Лейла стащила свои блестящие сапожки на высоченных шпильках – один, потом второй, отдала их Генри.

Поворот. Похитители Мориса торопились. Спуск по лестнице, он полетел бы кубарем, если бы его не придержали.

А вот и дверная арка, над ней нависает внушительных размеров кинетическая скульптура с цепочками и шестеренками. Рядом табличка:

Генри и Лейла бегом сбежали по другой лестнице, бросились наперерез.

«Как она торопится, чтобы со мной познакомиться… Даже обувь ради этого сняла! По крайней мере, я успею крикнуть, что люблю ее, люблю с первого взгляда. Я смогу закричать или нет?..»

Собственные губы казались Морису резиновыми.

«Ничего, она по глазам прочитает, что я люблю…»

Слезы горького умиления затуманили обзор, но он все-таки рассмотрел, что арка ведет не в Комнаты, из которых нет возврата, а на площадку с аэрокарами. Его увезут отсюда обычным способом, и все будет шито-крыто.

Лейла и Генри остановились. Видимо, почувствовали, что происходит что-то неладное.

Мориса волокли к проему, а он мог только покорно переставлять ноги и беспомощно смотреть на Лейлу.

Когда «Часы в прострации» обрушились со стенки вниз, перекрыв проход, он в первый момент решил, что это одна из запрограммированных метаморфоз, регулярно происходящих с кинетической скульптурой.

Рядом закричали. Его уже никто не держал и не тащил, по полу катались четыре воющих живых факела, по ним хлестали струи пены из автоматических огнетушителей, выли сирены, посетители вскакивали из-за столиков. Под потолком вспыхнули плазменные лампы, залив помещение ярким дневным светом. Среди всей этой катавасии Лейла сохраняла царственное самообладание, на ее фарфоровом лице не отражалось никаких следов беспокойства.

У Мориса подогнулись ноги, и он уселся прямо в шипучую ледяную лужу извергнутой из огнетушителя жидкости.

Похитителям было не до него – они возились на полу, голые, мокрые, покрытые ожогами, от их одежды остались обгорелые лохмотья. Вокруг валялись принадлежащие им предметы – передатчики, пряжки, кнопочные ножи, обугленные карманные компы, россыпь монет.

Перед дверным проемом громоздилась внушительная куча шестеренок, шкивов, цепей и прочего металлолома, красиво отливающего золотом и бронзой.

Лейла присела на ступеньку прислоненной к стене стремянки и позвала все тем же мурлыкающим голосом:

– Генри, будь лапочкой, надень сапожки обратно, пока я ноги не промочила.

Генри, галантно опустившись на одно колено, с энтузиазмом выполнил ее просьбу. Хотел бы Морис быть на его месте! Если бы хватило сил доползти до Лейлы, сам бы это сделал…

– Что здесь произошло?!

Подоспели представители администрации. Двое менеджеров Фата-Морганы, трое охранников, полицейский. По мнению Мориса, вели они себя до крайности странно, как персонажи театра абсурда, потому что с ходу начали предъявлять какие-то претензии к Лейле, особенно упирая на то, что разбившееся произведение искусства было приобретено за большие деньги, а теперь придется отправить его на реставрацию.

– Господа, вы меня поражаете, – кротко глядя на них из-под длинных ресниц, ответила Лейла. – Мне эта штуковина не нравилась – банальная до безобразия, такие есть на каждом аэровокзале. Ради всего святого, повесьте вместо нее что-нибудь другое.

Ей ответил хор возмущенных, упрекающих, однако достаточно вежливых голосов.

Морис также заметил, что все они стараются держаться на почтительном расстоянии от Лейлы, словно перед ними не прекрасная, как сон, девушка, а опасное животное, которое в любой момент может наброситься. Один из охранников, судя по гладкому черному браслету на правом запястье – киборг, и вовсе прятался за чужими спинами, нарочно сутулясь, чтобы его не было видно.

Генри, как и полагается истинному киллеру, держался в тени. Вместо того чтобы оградить от нелепых нападок беспомощную девушку, он подошел к Морису и осведомился:

– Как себя чувствуешь? «Скорая помощь» будет с минуты на минуту.

– Не… Не надо… – Морис испуганно замотал тяжелой головой.

Из больницы его без труда похитят. Особенно если это будет та же больница, куда повезут четверку обожженных злоумышленников.

– Тогда лучше вставай.

Он с помощью Генри поднялся на ноги.

Лейлу наконец-то оставили в покое. Она подошла к ним и предложила:

– Идемте отсюда. Пусть попытаются доказать, что я имею к этому какое-то отношение!

– Они дду-у-у-ураки… – через силу заставляя свои резиновые губы двигаться, выдавил Морис.

Генри поддерживал его под руку. На площадку с машинами вышли через другие двери, и последнее, что Морис увидел за ярко освещенной аркой, за кучей больших и маленьких бронзовых шестеренок – это округлый бок белого с красным крестом аппарата, зависшего над местом происшествия.

Салон аэрокара обит розовым и черным бархатом. Наверное, это машина Лейлы. Повинуясь ее кивку, Генри сел в пилотское кресло, девушка свернулась в другом, сбросив сапожки из мягкой посеребренной кожи и уютно поджав ноги.

Под тонкой, как паутина, тканью кимоно обрисовывалась высокая грудь, изгиб бедра, и Морис от этих изгибов глаз не мог отвести, хотя его немилосердно отвлекали: бортовой медавтомат взял кровь на анализ, сообщил результат – «обнаружены следы препарата «Вектин-гамма», вколол нейтрализатор и что-то укрепляющее.

Генри и Лейла болтали между собой, как старые друзья, не обращая на него внимания.

– А Хинар где?

– Пошел в шиайтианский театр. Знаешь, у них есть театр «Акануат-сефра», где все действие – один небольшой эпизод, который имеет много смыслов и толкований, и его проигрывают снова и снова, каждый раз с другим смыслом. Название в переводе означает «спектакль-звезда», потому что эти смыслы – как лучи у звезды. Хинар это очень любит, а у меня сегодня настроение неподходящее, хотелось чего-нибудь попроще и погорячее. Завернула в Фата-Моргану – и тут заварушка с твоим Морисом, как на заказ.