Он замер, съежившись на полу, и несколько секунд не двигался. Тепло. Из бокового проема струится ласковый серебристый свет. Поблескивает в полумраке квадрат окна. Издали доносится привычный городской шум.

Морис не сразу понял, что находится дома. А когда понял, не сразу смог поверить, что это по-настоящему, без подвоха. Здесь все было таким, как должно быть, но он все равно сомневался, дотошно исследуя собственное жилище и опасаясь заметить хотя бы мизерное несоответствие.

Все вещи его, до последней мелочи. Вероника тоже в порядке, словно и не было никакого наваждения с ее портретом. Механическая черепаха, запертая в нижней секции шкафа а-ля ампир, не подает признаков жизни. Комнаты расположены гроздью, а не анфиладой. Нигде ни фруктов, ни мертвых двойников. Лишних дверей не обнаружено. За окном все в норме: возле дома курсирует мобильный фонарь, озаряя газон, засеянный морозоустойчивой травой, над крышами разливается оранжевое зарево ночного Портаона.

Охранная система – вообще-то, о ней Морис вспомнил лишь после того, как все осмотрел и перетрогал, своим ощущениям он доверял больше, чем дешевой серийной автоматике, – постороннего вторжения в квартиру не зафиксировала.

Это все доводы в пользу того, что странное приключение ему померещилось. Сон, в крайнем случае галлюцинация.

Но есть и доводы против. Боль в растянутой лодыжке. Ссадины на плечах и на руках. Заноза в ладони (участок кожи покраснел и припух). Джинсы, испачканные рыжей глиной. Допустим, оступиться спросонья, неудачно упасть, занозить руку можно и дома, но глина-то откуда взялась? Из галлюцинации?

Здесь оставаться нельзя. Если такое случилось хоть один раз, оно может повториться снова.

Вздрагивая от каждого намека на звук, Морис торопливо переоделся. Стянув джинсы, по привычке обшарил карманы – не завалялось ли что-нибудь нужное и ценное, – нащупал бумажку… Когда посмотрел, его передернуло: еще один сувенирчик из страны сновидений!

Розовая этикетка, содранная с консервной банки. «Свинина в яблочном соусе». На картинке жизнерадостная желтая хрюшка жонглирует наливными яблоками – она еще не знает, что по ней плачет мясокомбинат.

Перед тем как выйти из квартиры, Морис отправил сообщение Дигне: «Опять началось. Надо срочно встретиться и поговорить. Госпожу Балчуг это заинтересует».

Второй час ночи. Он побрел, прихрамывая, мимо голого кустарника, подстриженного в виде зубчатой крепостной стены, к спуску в подземку. Туда, где побольше народа! Подкрашенный оранжевым светом иней сверкал на «крепостной стене», успокаивающе похрустывал под подошвами.

Морис не думал над тем, где найдет убежище, после пережитого кошмара он был не в состоянии строить планы. Только цеплялся зрением, слухом, обонянием, осязанием за все подряд детали окружающей реальности, такие привычные, такие замечательные.

Ноги сами привели его, куда надо, а именно – в Макаду, к Софье Мангер.

Макада находится в тропиках и вдобавок в другом часовом поясе, здесь еще не было одиннадцати вечера. Фешенебельный курортный городок в преддверии южного сектора Исторического Парка. Много отелей, дорогие квартиры.

Софья жила в пригороде, на шикарной вилле, которая принадлежала ее знакомым с Неза, и в их отсутствие присматривала за домом. Она умела хорошо устраиваться, вот бы Морису так научиться! Работала она в ЗИПе, статисткой узкой специализации: изображала знатных дам. Большинству статистов выбирать роли не приходится – делай, что скажут, сегодня ты благородный рыцарь, завтра прокаженный в рубище и с колокольчиком, послезавтра советский управдом с портфелем под мышкой – однако Софья находилась на привилегированном положении.

Надо сказать, ее маркизы и герцогини выглядели самыми что ни на есть подлинными – столько в ней было утонченного аристократизма, величавой холодноватой сдержанности и того, что называют хорошим тоном. Именно эти качества Мориса и привлекали: встречаться с такой девушкой – это круто, все равно что летать на машине престижной марки или носить костюм, который стоит больше, чем ты способен заработать за месяц.

Даже то, что у нее не тот тип внешности, какой ему больше всего нравится, не имело особого значения. Статная пышнотелая Софья напоминала женщин с полотен Рембрандта и Ренуара – ничего общего с тоненькой, узкобедрой, божественно изящной Вероникой Ло, которую называли «вечным подростком».

Двигалась она плавно и неторопливо, с королевской грацией. Кожа молочно-белая, на щеках слабый нежный румянец – тоже как на старинных картинах. Софье приходилось пользоваться специальными лосьонами, чтобы спастись от ультрафиолета. Элегантная стрижка придавала ей сходство с бизнес-леди из глянцевого журнала, а для ЗИПа у нее была целая коллекция париков.

Она прилетела с Неза, и гражданство у нее было незийское. Почему такая девушка перебивается на скромную зарплату парковой статистки – Морис мог только строить догадки. Он знал, что у нее есть трое обожаемых малолетних племянников, Эдвин, Стив и Лаура, о них она поговорить любила, а об остальном не распространялась. Вроде бы затяжной семейный конфликт, типа, мать не одобряет женитьбу Софьиного брата, а Софья хочет сохранить хорошие отношения с обеими сторонами, вот и сбежала от этих мыльных перипетий на Землю-Парк, чтобы ее не пытались втянуть в межродственные разборки.

Морис решил, что у нее на вилле сможет спрятаться от той непонятной жути, которая ползет по его следу. Во-первых, у Софьи Мангер есть какие-то влиятельные друзья – это он вывел из рассеянной информации. Во-вторых, она до того рассудительная, флегматичная, пунктуальная, хорошо воспитанная, что в ее присутствии сверхъестественное просто постесняется вылезать из темных углов и устраивать где попало свои ловушки. По крайней мере, Морис на это надеялся.

Хрустальная вилла, вся мерцающая, дивной сказкой вырастала из темной пены тропической растительности, озаренной расставленными вокруг цветными фонарями. В какую сумму влетела Софьиным знакомым одна только работа дизайнера – мысль об этом вызывала у Мориса благоговейную оторопь: сразу видно, что проект эксклюзивный и проектировщик постарался от души. В этом зачарованном мини-дворце могла бы жить сама Вероника Ло!

Лишь бы Софья оказалась дома. Звонить с полпути Морис не стал – вдруг скажет, что к ней сейчас нельзя, а раз он уже здесь, хорошее воспитание не позволит ей захлопнуть дверь перед носом у гостя.

Эта хитроумная уловка сработала – его впустили, хотя и выказали почти неуловимое недоумение. Выражать не полновесные чувства, а, скорее, вежливые намеки на них, едва осязаемые подобия эмоциональных реакций – это Софья Мангер умела, как никто другой.

Как бы там ни было, а Морис наконец-то оказался в уютной гостиной с веселым желтым полом, нежно-зелеными стенами и бирюзовыми креслами. В безопасности.

– Вот! – он показал Софье свою ладонь с двумя ссадинами и занозой – словно занозы было достаточно, чтобы она догадалась обо всем остальном.

– Это стоит обработать, – невозмутимо заметила Софья. – Подожди, принесу медавтомат.

На ней были домашние брюки и махровое кимоно, короткие белокурые волосы покрывал, словно студень, блестящий гель. Видимо, нежданный-негаданный визит Мориса оторвал ее от каких-то косметических процедур, и она ушла в ванную, оставив его в компании портативного медавтомата.

Сначала Морис, избавленный от потусторонней занозы, мерил шагами гостиную и разглядывал веселые цветочки, нарисованные вразброс на зеленых стенах, – их разделяла пустота весеннего луга, и двух одинаковых среди них не было – но спокойствия от этого не прибавлялось. Наоборот, лезли всякие предположения: а вдруг, стоит ему отвернуться, в стене прорежется дверь, ведущая черт-те куда…

Тревога и замешательство существовали как будто сами по себе – зверушки вроде крыс, с остренькими мордочками и свалявшейся сосульками серой шерсткой, они бесцеремонно вторглись в его внутреннее пространство и устроили там сумасшедшую беготню, заодно поопрокидывали и расшвыряли все то, что до сих пор находилось в каком ни на есть порядке. Например, усвоенные в школе представления о незыблемых законах природы.