— А я почем знаю?

— Подумай! У Ноя было три сына. Кто был их отец?

— Понятия не имею!

— Ну, вот тебе пример. У нашего барабанщика, — указал белый на оркестр, — есть три дочери: Вера, Надежда и Любовь. Кто их отец?

— Не знаю…

— Ну как не знаешь? Барабанщик.

— Правильно, барабанщик! — захохотал дядя Донат. — Как это я раньше не догадался! Ха-ха-ха!

— Ну, а теперь скажи, если у Ноя было три сына: Сим, Хам и Иафет — кто был их отец?

— Знаю! — снова захохотал рыжий. — Барабанщик!

Борька зашелся от смеха. Кепка его съехала набок.

— Хочешь, я угощу тебя шоколадом? — спросил у рыжего белый.

— Я не люблю шоколад! Я люблю манную кашу!

— Манной каши у меня нет, а вот печеньем угостить могу!

— А откуда оно у тебя?

— Я сейчас его испеку! Дайте сюда мою кухмистерскую!

На манеж вынесли столик, на котором лежали мука, сахар, яйца и другие продукты. Не было только кастрюли.

— В чем же ты будешь печь печенье? — удивился рыжий.

— В любой шляпе.

Рыжий поспешно спрятал свою шляпу за спину. Белый направился в зрительный зал, где ему охотно одолжили шляпу. Клоун вылил в неё два яйца, насыпал муки, добавил сахару и зажег свечу. Подержав шляпу над свечой, не переставая помешивать в ней палочкой, белый сказал: «Готово!» — и высыпал из шляпы на поднос целую горку печенья.

Шляпу вернули хозяину. Печеньем угостили зрителей. Борька с Власом печенья не получили и очень позавидовали Леше и Нине, которым досталось по штучке.

Белого срочно вызвали к телефону, и он ушел, запретив рыжему трогать кухмистерскую. Но рыжий заявил:

— Уважаемая публика! Я тоже умею жарить печенье! Я истеку целый пуд и угощу каждого! Дайте мне шляпу!

Все побоялись дать шляпу рыжему, а Борька не побоялся.

— Вот вам кепка, возьмите, дяденька! — крикнул он.

Рыжий взял Борькину кепку, уронил её на пол, быстро нагнулся за ней и поднял. В руках клоуна была уже не Борькина кепка, а другая, очень похожая.

Глаза Борьки и клоуна встретились. Клоун понял, что он неловко подменил кепку и что Борька заметил подмену. В первое мгновение Борька хотел крикнуть: «Так нечестно, дяденька, вы подменили кепку», но, увидев рядом глаза клоуна, ставшие на миг очень серьезными, передумал и чуть сощурился: «Не волнуйтесь, дяденька, не выдам!»

Клоун понял Борьку. Глаза его снова стали веселыми и озорными.

— Спасибо тебе за кепку, мальчик! — громко сказал дядя Донат и, подмигнув Борьке, перешагнул через барьер на манеж.

Никто ничего не заметил.

— Тра-ли-ля-ля! Тра-ли-ля-ля! — беззаботно напевал рыжий, выливая в кепку яйца.

Он швырнул в кепку и скорлупу:

— Вкуснее будет! Цирк хохотал.

Рыжий сыпал в кепку муку, сахар, соль, перец, горчицу — Борька смеялся вместе с остальными, но вдруг понял, что не имеет права смеяться. «Я же подведу артиста. Если бы это была моя кепка, я бы не смеялся, наверное…»

— Что вы делаете? — завопил Борька, скорчив обиженную физиономию.

Клоун посмотрел на него с благодарностью: «Так, так, молодец! Помогай мне, помогай!» — и громко крикнул:

— Как — что делаю? Печенье пеку!

Подбежав к барьеру, рыжий захватил несколько пригоршней опилок и швырнул их в кепку. Потом налил в неё из ведра воды и стал размешивать граблями.

— Отдайте мою кепку! — вскочил с места Борька. «Молодец, молодец, так, так!» — прочел он во взгляде артиста.

Клоун крикнул:

— Не волнуйся, милый мальчик, сейчас печенье будет готово! Отнесешь его бабушке и прапрабабушке!

Рыжий поднял кепку над свечой и, подержав немного над пламенем, перевернул. На поднос вылилось грязное месиво. Люди стонали от смеха.

«А что, если выбежать к клоуну и отнять кепку? — осенило Борьку. — Ещё смешнее получиться может…»

— Отдайте кепку! — крикнул Борька.

Рыжий с интересом наблюдал за Борькой. Тот осмелел и, перескочив через барьер, выбежал на манеж.

Цирк снова застонал от смеха. Из-за бархатного занавеса выскочили артисты. Такого ещё никогда не было.

— Отдайте кепку! — как поросенок завизжал Борька.

— Бей меня, бей, — еле слышно шепнул клоун. Мальчик задубасил по спине клоуна кулаками, стараясь, однако, ударить так, чтобы было не очень больно. Рыжий пустился наутек. Борька устремился за ним. Догнав дядю Доната, он вцепился обеими руками в его штанину:

— Отдайте кепку-у-у!

Рыжий отскочил в сторону. От гнева у него зажегся и замигал нос и поднялись вверх волосы. На манеже появился белый.

— Сейчас же отдайте мальчику кепку! — приказал он.

— Сейчас отдам! Выстираю только! — ответил рыжий.

Он сунул кепку в ведро с водой, прополоскал её и вынул… совершенно сухую Борькину кепку.

Борька обалдел. Кепка была его!

Рыжий подмигнул мальчику и сказал:

— Извиняюсь! Возвращаю по принадлежности!

Раздался гром аплодисментов.

Счастливый Борька нахлобучил кепку и сел на место. Он был в центре внимания.

Шпреху долго не удавалось объявить следующий номер. Снова и снова вызывали клоунов.

Наконец, когда воцарился порядок, униформисты установили на манеже ресторанный столик, мольберт для рисования, круглую мишень, в центре которой была прикреплена горящая свеча, и положили на барьер несколько ружей и пистолетов.

Шпрех объявил:

Ребята, разбросанные по зрительному залу, с радостью переглянулись друг с другом.

Раздалась барабанная дробь. Из-за занавеса появился Сандро — во фраке, длинной черной накидке и цилиндре. Он приветливо кивнул шпреху и направился к середине манежа.

Быстрым движением он сбросил с правой ноги туфлю, поднял ногу вверх, снял ею цилиндр, подкинул его высоко к самому куполу и снова ловко поймал ногой.

Цирк ахнул. Влас крепко вцепился в Борькину руку и прошептал еле слышно:

— Калеку… калеку били…

«Так вот почему он рук из карманов не вынимал… — с ужасом вспомнил Влас. — Вот почему на уроках не писал ничего. Ногами все делает вместо рук, потому и носки не носит… Вот почему он усмехнулся, когда Маргарита Александровна сказала, что руки в карманах держать неприлично. Вот почему… Вот почему…»

— Подожди! Видишь, руки у него в белых перчатках, — испуганно сказал Борька.

— Протезы это. Калеку били… Кровь прилила к лицу Борьки.

«Теперь ясно, почему дядя Проня так встревожился, когда узнал, что Сандро помогал грузить фургоны; почему его нищий показывал. А как он зубами одеяло натянул, когда Минька его сбил… Значит, он ногами и рисует, и пишет, и мастерит все, и шьет. И перчатки… А мы ещё расспрашивали, дураки…»

На манеже появилась Нонна в костюме официантки. Сандро небрежно перебросил ей цилиндр, молниеносным движением надел туфлю, перешел к столу и опустился на стул… Нонна положила перед Сандро ресторанную карточку. Сандро снял обе туфли, достал правой ногой из внутреннего кармана фрака очки, подбросил их вверх и, поймав на переносицу, стал листать меню.

— Смотри-ка, у него на левой ноге часы, — сказал жене гробовщик.

Сандро поднес ногу к уху. Часы, по-видимому, остановились. Он снял их, переставил стрелки, завел и отложил на стол.

Нонна безуспешно старалась вытащить пробку из бутылки. Сандро быстро ввинтил штопор, вырвал пробку и, подбросив их вверх, поймал на лету ногой.

— Это уму непостижимо… — прошептала Риммина мама и спросила, глядя на дочь: — Почему ты плачешь? Что с тобой?

— Ничего…

Ромка Смыкунов боялся даже посмотреть на ребят.

— Неужели спичку сумеет из коробка вытащить и зажечь? — спросил фотограф у сына.

Валька не ответил. Вынув носовой платок, он усиленно сморкался.

А Сандро, размяв пальцами ноги папиросу, постучал ею о портсигар, вставил в рот, достал из коробки спичку, подбросил коробку вверх и на лету зажег об неё спичку.