По ночам ей очень часто не хватало того тепла, что дарил ей Клод, его силы, его близости, а днем недоставало его общества, его бесед и наставлений. Алексис часто вспоминала то время; когда Клод расплетал ее косу и причесывал волосы щеткой до тех пор, пока они не начинали искриться. Иногда ей казалось, что она наяву ощущает прикосновение его пальцев к коротким завиткам на затылке, и она вздрагивала, испуганная реальностью ощущений. Алексис с поразительной отчетливостью помнила, что чувствовала, когда его пальцы лениво соскальзывали с ее шеи вниз, на плечи и спину, как деликатно массировали кожу, как все более возбуждающими становились ласки.

Тогда она обычно поворачивалась к нему лицом, дерзко подставляя рот для поцелуя. Она предлагала ему всю себя: губы, грудь, ноги — все, что рождает взаимное наслаждение. Были случаи, когда он принимал предложенное ею с жадностью, не в силах отказать себе в том, что считал своим и только своим. Но иногда он мог протянуть удовольствие, поддразнивая ее. Губы его едва касались чувствительного участка кожи за ухом, ее шеи, сгиба локтя, и она натягивалась, как струна, в предвкушении следующей ласки. Его губы лениво потягивали ее сосок, и ее грудь твердела и наливалась, поднимаясь навстречу его горячему языку.

Иногда он сажал ее к себе на колени и продолжал ласкать, пока она не начинала извиваться, желая заставить его прекратить эту дьявольскую пытку, давая понять, что она готова принять его в себя. Тогда он опускал ее на пол или относил на кровать — и тут уж для платонических ласк не оставалось места. Их соитие всегда было восхитительным и жарким, исполненным любви и удовлетворения. И потом они шептали друг другу нежные слова или засыпали легким, светлым сном и крепко спали, пока новый прилив Желания не будил их ради новых наслаждений.

От этих воспоминаний Алексис становилось беспокойно и жарко. Она откинула ногой одеяло и выпростала ногу. Клод всегда смеялся над этой ее привычкой скидывать одеяло во сне, но никогда не возражал против того, что она прижималась к нему потеснее, чтобы согреться.

Алексис не раз спрашивала себя, что будет с Клодом дальше. Скорее всего его призовут на войну, неизбежность которой становилась все очевиднее. Америке необходимо было отстоять недавно приобретенные территории, некогда принадлежавшие британской короне. Знал ли он, что она решила для себя после расправы с Траверсом присоединиться к нему, поддержав его страну в борьбе против британцев? Он должен был знать это так же, как она должна была сражаться на его стороне рядом с ним.

В тот момент, когда Таннер дал ей возможность бежать, Алексис поняла, что вторая клятва, данная ею в конце того страшного дня, уже нарушена. Она сказала ему об этом, но он не мог слышать, так как был без сознания. Как только будет покончено с Траверсом, она повторит ему эти слова вновь.

Алексис вздохнула и произнесла вслух слова, которые должны были поддержать ее мужество. После Траверса. Все будет твоим после Траверса.

В это же время в тысячах миль от Алексис, в тихом порту на Атлантическом побережье ждал отплытия «Конкорд» — отлично спроектированное и недавно укомплектованное судно военно-морских сил США. Казалось, кораблю не терпится поскорее покинуть свое временное убежище в помчаться как ветер, делая положенные ему тринадцать узлов в час.

В таверне, недалеко от того места, где стоял на якоре «Конкорд», моряки, служившие прежде на «Гамильтоне», пили, стремясь забыться и не думать о том, что за работа ждет их на новом судне. Их можно было понять. Капитан корабля зачитал приказ, согласно которому им предстояло найти и захватить в плен Алекс Денти. Не нашлось ни одного человека, у которого слова капитана не вызвали бы недоумения и недовольства, но никто не посмел отказаться выполнить приказ — быть может, не столько из-за страха наказания, сколько из-за того, что, как понимал каждый из них, переживаемое ими гнетущее чувство не шло ни в какое сравнение с тем, что довелось испытать их капитану. На сердце Клода Таннера лег камень, тяжесть которого трудно было измерить.

Как они ни старались, расслабиться и забыться им так и не удалось. У Майка Гаррисона и Гарри Янга невзначай завязался разговор с одним незнакомым матросом. Беседа принимала интересный оборот, и моряки с «Конкорда» понимали, что о ее содержании необходимо будет доложить капитану Клоду. В глубине души оба они желали, чтобы Мэтт Джонс был посдержаннее в своих откровениях. Тогда, может быть, они не узнали бы, что молодой человек служил на одном из кораблей Квинтонской компании. Теперь по долгу службы они были обязаны доложить своему командиру о том, что Квинтонской компанией управляет некто мистер Грендон, хотя, как уточнил Мэтт, хозяином компании был другой человек. Из рассказа Мэтта выходило, что владелец судов дважды за последние восемнадцать месяцев возвращался в Род-Таун, а в перерывах поддерживал контакты с Грендоном через другие корабли своей компании. Более того, на горе или на счастье, от болтливого Мэтта моряки узнали, что одним из портов, в котором Алексис получала сообщения, был Вашингтон. Гарри едва не передернуло при мысли о том, что Алексис могла находиться у них под самым носом. Немного успокаивало лишь то, что, по словам Мэтта, хозяин компании уже заходил сюда и, взяв груз, был сейчас на пути к Лондону. Мэтт объяснил, что ему, мол, все равно — ведь он с хозяином не плавает, а вот за своих товарищей переживает — в опасное дело они ввязались. Хозяин возит контрабандный товар, запросто и ограбить могут. И еще, по секрету сообщил Мэтт, некоторые ребята поговаривают, будто хозяин занимается кое-каким опасным промыслом. Гарри и Майк, понятно, не стали рассказывать Мэтту о своей осведомленности в том, что касалось опасной миссии хозяина Корабельной компании Квинтона. Нечего было знать этому болтуну, из-за чего рискует Алексис.

После того как Мэтт, покачиваясь, вышел из таверны, друзья остались сидеть, угрюмо уставившись в кружки. Неожиданно к ним подошел еще один моряк, тот, что, сидя за соседним столиком, с интересом прислушивался к рассказу хмельного Мэтта.

Нагловатый незнакомец без спросу уселся за стол и заявил:

— Меня зовут Скотт Хансон, и, если вы хотите что-то узнать о хозяине компании Квинтона, спрашивайте у меня.

— Ничего не хочу больше слышать, — раздраженно ответил Гарри. — Желаете поделиться новостями — идите прямо к капитану Клоду и докладывайте.

Майк под столом поддел товарища коленом, прошипев:

— Придержи язык, Гарри.

Скотт Хансон усмехнулся. Оказывается, язык после выпитого развязался не только у матроса, работающего на его корабле.

— Как, говорите, зовут вашего капитана? — переспросил незнакомец, стараясь не показать удивления.

— Капитан Таннер Клод, — ответил Майк. — Мы с Гарри служили на его корабле, «Гамильтоне». Мы плаваем с ним уже три года, — добавил Майк, давая понять Хансону, что если он что-то знает об Алексис Денти, то и им кое-что о ней известно.

— Вот даже как, — протянул Хансон, по-приятельски улыбаясь этим двум парням, чей интерес к Алексис давно уже беспокоил бывшего первого помощника капитана Денти.

Хансон понимал, что опасность подстерегала Алексис повсюду. Не угадаешь, с какой стороны ждать удара. Корабль ее — судно торговое, одним своим статусом привлекало к себе пристальное внимание каперов, как английских, так и французских. А теперь Алексис заинтересовались еще и американцы.

— Что это, вас так волнует Корабельная компания Квинтона? Мы никаких законов не нарушаем, — как бы невзначай заметил Хансон.

— Нам до Квинтонов дела нет, — ответил Майк. — Это ваш Мэтт разболтался, нарассказывал всякого про своего таинственного хозяина. Никто ни разу в глаза не видел этого человека. Разве не странно? Ну вот мы и потрепали языками немного. Что плохого?

— Врать всегда нехорошо, и вы об этом знаете, — раздраженно сказал Хансон. — Я все слышал. Это вы задавали вопросы и вытягивали у Мэтта ответы. Чего вам надо?