В предисловии честно написал, что в качестве курсовой предлагается «рецензия, написанная давно и для себя, когда автор и не помышлял идти в театроведы». Профессорский отзыв храню: «Работа А.Минкина о „Вишневом саде“ Чехова на Таганке в постановке Ан. Эфроса необычна, оригинальна. Но вместе с тем в работе ощутима и определенная рисовка, она написана явно не для себя». Не поверил.

Русский театр – не симфонический оркестр, не балетная прима. Русскому драматическому актеру нет места на планете. Только в Москву! В Москву!

Таганка уже тогда все знала про Свободу. Любимов поставил «Что делать?» Чернышевского. Предрекали провал неминуемый. Получился шедевр. Ближе к финалу на фонарный столб взбиралось какое-то чучело, визжало женским голосом, махало флагом. Этакое либерте с крыльями. До идиотизма наивный девичий голосок спрашивал из толпы:

– Это был четвертый сон Веры Павловны?

– Да, девочка! – с интонацией безнадежной усталости отвечал Леонид Филатов. Звучало как «да, дурочка, да! Только ради Бога, оставь в покое!».

Зал взрывался от смеха. Ибо это было мгновенное и наповал уничтожение утопии и всего марксизма-ленинизма.

Отвратительная свобода вертелась и визжала, а следовало считать ее «светлым будущим». Да, девочка.

Где еще, кроме Таганки, так могли уделать школьную пластилиновую премудрость! Негодяи! Ничего святого!

– А правда, что Солженицер – литературный власовец?

– Да, девочка.

Другое поношение (сохранившееся до сего дня) – политический театр. У нас, мол, святое искусство, а Таганка – политический театр. Понимай: плакатный, вульгарный…

Да, политический театр. А «Герника» – не политическая картина? А «Борис Годунов» – не политическая пьеса? Если нет, чего ж запрещали? Религия не обижена, порнографии нет… «Бориса Годунова» запрещали исключительно и только за политику. Николай – откровенно, КПСС – лицемерно. Мол, костюмы не те; мол, у сына Годунова «нерусское лицо» (аргумент зам. начальника Главного управления культуры).

Не было никаких сомнений в том, что «Бориса Годунова» запретят до премьеры.

6 декабря 1982-го я вылетел из Еревана (покинув театральный фестиваль) самым ранним рейсом. Из аэропорта – прямо в театр. На дневной прогон. Следующий прогон состоялся 18 мая 1988-го. Через пять с лишним лет…

Тогда же, в 1988-м, режиссер Александр Михайловский и автор сценария Александр Минкин сняли документальный фильм «Маленькие трагедии Юрия Любимова».

Мастер репетировал Пушкина. Мастер был раздражен: Пушкин не получался (получался не такой, как мечталось). Но тем больше он рассказывал байки. А мы и рады были снимать. Юрий Петрович изображал в лицах разговоры Хрущева с Буденным («Помните, Семен Михалыч, как вы рубали контру? Так вот этих модернистов, пидарасов, аб-сракционистов тоже надо порубать!»), изображал Сталина с кинорежиссером Александровым («Ви хатэли этой Золушкой нам угодить. А нам угодить нэвазможно. Нэ надо Золушки. Будет называца „Свэтлый путь“!»).

Байки были смешные. Репетиции – грустные. Прежде Таганка раскрывала в тексте то, чего сам я не видел. Теперь не добирала и того, что лежало на поверхности.

Что-то кончилось.

Не пробуждай воспоминаний Минувших дней, минувших дней…

Главной удачей фильма стала жуткая баба – первый секретарь Ждановского РК КПСС. Кокетничая перед телекамерой, она рассказывала, как «мы всегда оберегали Любимова, да, да – оберегали. А ему не хватило бойцовских качеств – уехал туда, стал гражданином Израиля (она людоедски улыбнулась) – это же не совместимо с членством в КПСС».

Слова партийной бабы повторяют сегодняшние разоблачители. Лучше б они Пушкина почитали:

«Конечно, критика находится у нас еще в младенческом состоянии. Она редко сохраняет важность и приличие, ей свойственные; может быть, ее решения часто внушены расчетами, а не убеждением. Неуважение к именам, освященным славою (первый признак невежества и слабомыслия), к несчастию, почитается у нас не только дозволенным, но еще и похвальным удальством».

А фильм – в разгар перестройки! – полтора года пролежал на полке. В финальный кадр Мавзолей затесался (как символ страны и эпохи), требовали убрать. Черт поймет наших цензоров.

В 1978-м в Париже, в «Гранд-опера», готовилась грандиозная постановка «Пиковой дамы». Музыка Чайковского. Работала бригада гениев: режиссер Юрий Любимов, композитор Альфред Шнитке, художник Давид Боровский, дирижер Геннадий Рождественский.

По приказу Суслова «Правда» под рубрикой «Письмо в „Правду“ напечатала статью Жюрайти-са (шедевр доноса).

Готовится чудовищная акция! Ее жертва – шедевр гения русской музыки П.И.Чайковского. Не в первый раз поднимается рука на несравненное творение его – «Пиковую даму». Предлог – будто либретто не соответствует Пушкину. Эдакие самозванцы, душеприказчики Пушкина. Какая демагогия!

Подобную вивисекцию можно проделать, к примеру, и с гениальнейшим творением Верди «Отелло»… Прекрасный повод обвинить либреттиста Бойто в искажении Шекспира, пригласить какого-нибудь аван-гардиста-композиторишку, чтобы дописать и исправить Верди…

Придет ли кому-нибудь в голову (разве только сумасшедшему) под тем или иным предлогом переписать Рафаэля, Да Винчи, Рублева, улучшать пом-пейские фрески, приделать руки Венере Милосской, исправить Адмиралтейство или храм Василия Блаженного?

А ведь затея с оперой Чайковского – то же самое. Допустить это – значит дать индульгенцию за разрушение великого наследия русской культуры. Допустить это – значит благословить крестовый поход на то, что нам свято. Ведь следующей жертвой, очевидно, будет «Евгений Онегин» Чайковского, ибо там тоже «несоответствие» с Пушкиным. А дальше…

Утверждение, будто П.И.Чайковский был недоволен либретто своего брата Модеста, является чистейшей фальсификацией. Если бы его не удовлетворял текст, то вряд ли одним дыханием, за сорок дней с небывалым вдохновением, восторгом и слезами был бы написан этот шедевр оперного искусства.

Чайковский пережил, выстрадал каждый такт, каждую ноту этого потрясающего творения. Он рыдал и ликовал…

Он был уверен, что написал хорошую вещь. Так кто же дал право любителям зарубежных сенсаций под ложно сфабрикованным предлогом «осовременивания» классики истязать, уродовать эту гениальную музыку и тем самым четвертовать душу Чайковского, породившую ее?!

Мог ли думать Петр Ильич, когда теплыми флорентийскими ночами трепетал от нахлынувшего вдохновения, что его любимое детище, вершина оперного жанра, как мы справедливо считаем, будет превращено в американизированный мюзикл?

Мог ли он допустить, отдавший всю жизнь свою до последней капли любимой России, что падет жертвой «новаторов»?

Вся опера перекорежена…

В изумительной сарабанде теперь будет петь мужской хор на текст «тра-ля-ля-лям, нам, нам, нам, нам»!..

Характерно, что выброшено все, связанное с русским фольклором и поэзией народного быта, воспетым Пушкиным.

Хочется спросить у этих «новаторов»: вам не нравится работа братьев Чайковских? В чем же дело? Возьмите поэму Пушкина и напишите оперу по вашему представлению. Создавайте. Посмотрим, что из этого выйдет. Но не разрушайте созданное! Не паразитируйте на живом, совершенном организме.

Разве позволительно советским гражданам устраивать средневековое аутодафе над обожаемым советским народом, любителями музыки всей земли Чайковским, выступая в роли инквизиторов? Разве пристойно предавать нашу святыню ради мелких интересиков дешевой заграничной рекламы?..

Это преднамеренная акция разрушения памятника русской культуры…

Не проявили ли соответствующие органы попустительство этому издевательству над русской классикой?

Все, кому дорого великое наследие русской культуры, не могут не протестовать против безнравственности в обращении с русской классикой и не осудить инициаторов и участников издевательства над шедевром русской оперы.