— Значит, проблема в другом. Может, у вас трудности с языком? Вы там, в Америке, говорите по-английски?
Колин небрежно заметил:
— По отношению к тому, кем я вполне мог бы оказаться, вы проявляете удивительную наглость. — И, удовлетворенный тем, что она мгновенно замолчала, добавил:
— Насколько я припоминаю, раньше вы что-то говорили мне насчет обеда. Из того, что вы сказали мне потом, я не вижу причин отказываться от него. Поэтому и уточняю: в какое время он будет?
— В семь.
Он посмотрел на свои карманные часы.
— Значит, нам остался один час.
— — Нам? — с тревогой спросила она. — Час на что?
— Уж не знаю, обрадуетесь вы или испугаетесь. Он подумал, что она вполне может ухватить подброшенную им приманку, но Мерседес уже была научена горьким опытом: нельзя бросаться на все без разбору. А жаль!
— Вообще-то нет причин ни на то, ни на другое, — сказал он. — Просто я собираюсь предложить вам прогуляться по парку.
Все доводы Мерседес против такой прогулки сразу же рассыпались. Когда она высказала последний, они уже были на мощеной дорожке, уступами спускающейся в парк. В воздухе витал нежный запах лаванды. Юбка Мерседес трепетала на легком ветру, облепляя ноги. Колин с непо-крытой головой шел рядом. Его нисколько не беспокоило, что ветер растрепал его светлые волосы.
Она вдруг представила его у штурвала большого парусника: ветер наполняет паруса, и под их тяжестью скрипят и прогибаются мачты и реи. Колин стоит, подставив лицо ветру, наслаждаясь его напором и силой, восторженно приветствуя его первозданное могущество. Рубаха облепила ему грудь, брюки тесно облегают бедра. Пряди светлых волос развеваются над головой…
Мерседес искоса взглянула на него. И увидела ту же силу и стать, что она представляла себе в мыслях. Он был такой же худой и мускулистый, высокий и стройный. В нем не чувствовалось никакого напряжения, лишь угадывалась потенциальная сила в линии плеч, узкой талии и в легкой походке вразвалочку. И вдруг, без всякого предупреждения, что-то в самом его присутствии неуловимо изменилось: он стал такой же непреодолимой силой, как тот ветер, Который он обуздывал своими парусами.
Колин не смотрел в сторону Мерседес. Он любовался роскошными чайными розами, растущими вдоль остатков стены. И его мысли при этом имели самое непосредственное отношение к молодой женщине, которую он вел под руку. Бледно-розовые и персиковые лепестки этих цветов не могли спорить с нежной и гладкой кожей Мерседес, а их оттенки — с цветом ее лица. И в тот момент когда его уже захлестнула волна этих причудливых сравнений, он вдруг напомнил себе, что их колючки не идут ни в какое! сравнение с ее острыми замечаниями.
— О чем вы думаете? — спросил он ее. Мерседес слегка вздрогнула, потому что он прервал ее мысли. Она была сорвана с палубы этого быстроходного и величественного корабля, где она мысленно пребывала, и возвращена к действительности.
— Я поражена. Что с нами происходит? — сказала она.
Это было не совсем то, что составляло суть ее мыслей, но не было и ложью.
— Разве вам не доставляет удовольствие любоваться, красотами Уэйборн-Парка?
— Я удивляюсь, почему это так нравится вам. Колин указал на газон из серебристых листьев вдоль дорожки. На каждом стебле красовался темно-красный цветок, источающий аромат гвоздики.
— Dianthus deltoides, — сказал он. И тут же указал на ландыши, растущие в тени каменного фонтана:
— Convallaria majalis.
Вспомнив свое недавнее саркастическое замечание о языковом барьере между ними, Мерседес наклонила голову. Как бы он ни бесил ее, как бы иногда ни притворялся недалеким, он, несомненно, был образованным человеком.
— Намек поняла, — сказала она спокойно, — вы поставили меня на место.
— Я совсем не собирался это делать.
Разобравшись, таким образом, со своим наказанием, Мерседес бросила на Колина насмешливый взгляд:
— Ну что ж, может быть, я получила от этого хоть какое-то удовольствие.
Она опять отвела в сторону взгляд, на этот раз чтобы скрыть улыбку. Не совсем честно с его стороны, что он смог так запросто выудить из нее эту улыбку.
— У меня нет желания торчать в доме, — сказал он. Мерседес поняла, что он отвечает на вопрос, почему предложил ей прогулку по саду. Колин замедлил шаги.
— По крайней мере — несколько часов подряд и в такой прекрасный день, как этот.
Жаворонок сделал над ними круг, оглашая свою воздушную территорию мелодичной песенкой. Колин поднял голову, наблюдая за акробатическими трюками маленького певца.
Мерседес в это время наблюдала за лицом Колина. Уже одно то, что с его лица исчезла натянутая улыбка, говорило о его хорошем настроении.
Она помнила, что он просидел большую часть дня в маленькой башенной комнатке, и представляла себе, как он должен быть раздражен. Окна, наверное, вызывали у него противоречивые чувства: он вроде бы и видел солнечный свет, но не мог подставить ему свое лицо. Это напоминало разглядывание картин в музее, когда видишь ветер, но не можешь прикоснуться к нему.
Мерседес внезапно осознала, что его рука поддерживает ее под локоть. Она отодвинулась и пошла на некотором расстоянии от него. Колин сразу заметил эту перемену, но не стал ничего предпринимать.
— Без трупа нет никаких доказательств нечестной игры, — сказал он.
В замечание о погоде минутой раньше он вложил гораздо больше чувства, чем в эти слова. Погода явно значила для него больше.
Мерседес почувствовала, что воздух становится прохладней. Действительно, солнце было гораздо ближе горизонту, чем в начале их прогулки, но зато ветер совершенно стих. Она слегка повернулась, чтобы ощутить на лице косые лучи заходящего солнца.
— Я говорила Северну почти то же самое, — ответила она. — Но он хочет взять людей из имения своего отца, и еще раз как следует все осмотреть.
— Он может привести с собой целую сотню. В его голосе не чувствовалось никакой бравады.
— Да, он вполне может это себе позволить.
— Впрочем, это не имеет значения, — сказал Колин. — Я не убивал Уэйборна. — Он помолчал. — Расскажите мне про вашего двоюродного брата. Вы, кажется, говорили, что это его отец получит наследство, если умрет ваш дядя.
— Да, это так. Но граф Розфилд передаст Северну Уэйборн-Парк. Тот уже давно хочет его получить.
— Получить его? — многозначительно спросил Колин. — Или получить вас?
Мерседес не ответила, но тут же приняла оборонительную позу, скрестив на груди руки. Она сошла с дорожки и направилась в заросли деревьев. Живая арка из лиловых клематисов в полном цвету приняла ее под свои своды.
Колин последовал за ней.
Когда она нагнулась под сплошным пологом из темно-зеленой листвы и пышных лиловых цветов, он остановил ее, просто положив руку ей на плечо. Ее реакция была поистине неожиданной и несоизмеримой с его мягким прикосновением: она прямо задохнулась и с силой вывернулась из-под его руки.
— Не прикасайтесь ко мне, — резко сказала она. — Я никогда не давала вам повода думать, что мне приятны ваши прикосновения.
Колин, казалось, не обратил никакого внимания на этот выпад. Его мрачный взгляд, оторвавшись от искаженного гневом лица, упал на ее плечо. Она торопливо прикрыла плечо рукой.
— Я же не сделал вам больно? — заметил он. Один этот жест лучше всяких возражений, которые он и не дал ей произнести, убедил его в правоте своих подозрений. — Покажите мне свое плечо.
Мерседес попятилась, инстинктивно пытаясь удалиться от Колина на безопасное расстояние.
— Уходите! — сказала она.
Ей показалось, что он занял под деревом все пространство. Пытаясь избежать его прикосновения, она прижалась к боковой решетке.
— Я не собираюсь нападать на вас, — сказал он.
— Вы уже нападаете на меня!
Колин не удивился тому, что она так считает, но решил не сдавать позиций. Она уже много раз доказала ему, что удержать ее так же трудно, как шарик ртути.
— Дайте мне посмотреть ваше плечо.
