— На их месте я мечтал бы о том же самом, — «вчера», — подумал он, и его глаза затуманились. Еще вчера Мишель получила телеграмму, а он только сейчас узнал об этом. Прошло всего две недели с тех пор, как они выбрались из шахты, но за эти две недели они заметно отдалились друг от друга, и теперь Мишель беседовала с Этаном любезно, как со случайным знакомым, не более того, — А Джей Мак? — добавил он. — От него что-нибудь слышно?

— Он отправил мне еще одну телеграмму с приказом немедленно вернуться домой. — Мишель слабо улыбнулась. — Папа считает, что мне не следует давать показания. Представляю, как он разозлился, выяснив, что не в состоянии повлиять на мнение судей. — Ее улыбка угасла. Мишель поковыряла еду, отложила вилку и перестала делать вид, что увлечена ужином. — Тебе следовало давно рассказать о своей связи с моим отцом, — заметила она, вскидывая глаза на Этана. В этих зеленых глазах не было упрека, только явная грусть. Мишель потрогала пальцем брошь, спасенную из шахты. — Почему ты этого не сделал?

— Не представилось случая.

— Когда мы попали в ловушку в туннеле, ты рассказал, что был маршалом. Почему же не договорил остального?

— Это не имело значения.

Нет, имело, мысленно возразила Мишель. Она узнала об этом, только когда Этан объяснялся с судьями. Наконец-то прояснилось дело, с которым он появился в кабинете Логана Маршалла несколько месяцев назад. В тот день Этан пообещал положить конец ограблениям поездов в Колорадо, Небраске и Вайоминге и побудить вкладчиков задуматься о том, стоит ли поддерживать планы строительства новых веток.

— В сущности, ты работал только на моего отца, — заметила Мишель. — Для меня это было очень важно.

— Твой отец не нанимал меня, Мишель, как не нанимал и Логан Маршалл. Я работал на федеральное правительство. Идея проникновения в банду принадлежит Джо Ривингтону. Маршалл помог нам сфабриковать несколько статей об ограблениях банков в Миссури и Колорадо — в них упоминался поразительно ловкий грабитель, способный взорвать любой сейф. Хьюстон разыскал меня по этим статьям. Карл Франклин, представляющий твоего отца и железнодорожную компанию, предложил связаться со станциями по всем линиям в поисках человека, который передавал сведения грабителям. Задолго до того, как мы разыскали банду, мы поняли, как были задуманы преступления. Мне долго не удавалось столкнуться с Купером, и потому пришлось пробыть в банде Хьюстона дольше, чем рассчитывали я и все остальные.

Купер ускользал от нас, потому что мы искали его как мелкую сошку в сложном механизме железнодорожной компании. Никто не ожидал, что пособником грабителей окажется уважаемый вице-президент и владелец крупного пакета акций «Юнион-Пасифик». Твой отец узнал его по описанию, переданному в его офис. Эти блеклые глаза так же отчетливо врезались ему в память, как и мне.

Мишель кивнула:

— Мой отец и Питер Монро вместе учились в Гарварде. Полагаю, за долгие годы они успели многое сделать вместе. Понятно, почему мистер Монро воспользовался вымышленным именем, но зачем он назвался именно Купером?

— Очевидно, такую фамилию носил кто-то из его отдаленных родственников. Монро считал, что такая фамилия создаст впечатление об обычном, ничем не примечательном человеке.

— Что же побудило его руководить ограблениями?

— Простейшая причина: алчность. Он собирался создать собственную железнодорожную компанию.

— Его уже арестовали?

— Четыре дня назад, в Сан-Франциско. Мишель взяла чашку. Чай уже остыл, но она сделала глоток.

— Жаль, что ты не признался мне раньше, — заметила она спустя минуту.

— Об аресте Монро? Мишель покачала головой:

— О Джей Маке. О его причастности к твоей работе.

— Никакой работы не было. Просто появился план. И, как я уже говорил, Джей Мак Уорт не нанимал меня.

— Но так или иначе ты работал на него. Ты рисковал жизнью, чтобы помочь обогатиться моему отцу. Теперь он сможет вложить деньги в железнодорожную ветку в Колорадо и получить прибыль, поскольку ты устранил все препятствия.

— Это принесет пользу множеству людей. Мишель еле слышно фыркнула и заявила ледяным тоном:

— Сейчас ты говоришь прямо как моя сестрица Ренни. Она знает все о прибыли и убытках, о том, кто и какую пользу может извлечь из любого дела. Можешь мне поверить, большая часть прибыли достанется Джей Маку.

На щеке Этана дрогнул мускул.

— Я хочу знать, что с тобой случилось. Почему ты стала такой раздражительной?

— Говори потише, — быстро сказала она, оглядываясь на соседние столики. Пальмы в кадках и тропические цветы, окружающие их столик, не обеспечивали уединения. Мишель отставила чашку и опустила руки на колени, нервно затеребив льняную салфетку. — Я даже не заметила, что злюсь.

Мишель лгала. Ей хотелось уколоть Этана, заставить его пожалеть о том, что он не был до конца откровенным с ней в то время, когда имел возможность высказаться. Джей Мак был тут ни при чем. Мишель говорила о нем в тот момент, когда на самом деле ей хотелось выпалить: «Почему ты не был честен, даже признаваясь в любви?»

— Ты нервничаешь перед судом? — спросил Этан. Перед судом! Ей захотелось завизжать, броситься на него. Мишель не было дела до суда! Нет, сейчас она вновь обманывала себя. Она помнила о предстоящем суде, но думала о нем не так часто, как о том, что Этан больше не прикасался к ней, не целовал ее, даже жестом не напоминал, что они когда-то были любовниками или что он признавался ей в любви. Мишель вспомнила, что сказал Этан, когда она спросила про отдельные комнаты в Стилуотере, — «это не салун Келли, и ты больше не моя жена». Казалось, для них двоих больше нигде нет места, кроме как в салуне Келли, — ни в Стилуотере, ни в Денвере, и уж конечно, не в Нью-Йорке.

— Пожалуй, нервничаю, — отозвалась Мишель, — немного.

— Зал суда будет переполнен. Мишель пожала плечами:

— Процесс приобрел национальное значение.

— Ты уже подумала, как будешь отвечать на вопросы, касающиеся нас?

Тонкие брови Мишель слегка приподнялись. — А в чем дело? — холодно осведомилась она. Пальцы, скрытые от взгляда Этана, лихорадочно теребили салфетку, а суставы их побелели, как льняное полотно. — Нечего говорить. Ничего не произошло.

Именно это он ожидал услышать на суде, но не сейчас, в относительном уединении ресторана, где они остались вдвоем, — редкое событие со времени ареста банды. Этан растерялся.

— Понятно, — пробормотал он, устремляя взгляд на Мишель и задерживаясь на ее глазах. Он не мог понять, о чем она думает, но ее изумрудные глаза оставались скорее безучастными, чем настороженными, скорее грустными, чем вызывающими. — Значит, вот как ты это запомнила? — добавил он.

— А ты разве нет? — Мишель напряженно ждала ответа. «Ну скажи хоть теперь, — хотелось крикнуть ей, — скажи, что любишь меня! Заставь меня поверить, что это было не просто утешение, когда мы думали, что вскоре умрем!»

Этан вспомнил, как Мишель призналась ему в любви, Он пытался образумить себя, мысленно уверял, что она всего лишь бросает ему кость, что говорит это, дабы избавиться от угрызений совести. Но Этан не хотел верить самому себе. Он провел пятерней по волосам, ощущая острую боль в груди.

— Какая разница? — тихо сказал он, отвернувшись.

— Значит, ни у кого из нас нет причин нервничать, не так ли? Мы должны говорить только правду.

— У слушателей могут возникнуть подозрения, — за метил Этан.

— Так всегда бывает, — равнодушно произнесла Мишель. Этан ничего не ответил, и над столом повисло неловкое молчание. Остатки поданных блюд постепенно остывали. Этан почти ничего не ел. Подошедшая официантка убрала посуду. Они согласились на ее предложение принести кофе с пирогом — обоим не хотелось уходить, но они не знали, как продолжить разговор.

— Когда я смогу уехать домой? — спросила Мишель. — Мама во вчерашней телеграмме спрашивала об атом.

Яблочный пирог показался Этану безвкусным, словно пепел.

— Через несколько недель. Похоже, дело Хьюстона будет самым длительным, а вторым после него — дело Детры. С Хэппи, Беном и Джейком разберутся быстро. Может, им даже вынесут общий приговор.