— Как твои пальцы? — спросил Этан. — Не обморожены?

— Нет.

— А скула?

— Все в порядке.

— Китти расспрашивала меня о синяке, пришлось сказать, что в пути ты закатила истерику и я был вынужден успокоить тебя.

— Эта басня недалека от истины. Этан кивнул:

— Нам надо поговорить еще о многом, чтобы у тебя был шанс уцелеть.

— Не понимаю, почему для вас это так важно. Этан понял, что пора прояснить ситуацию и избавиться от лишних расспросов.

— Мне все равно, — сообщил он, — но я пообещал твоему приятелю позаботиться о тебе. Конечно, причина не слишком важная, но тебе она поможет. На твоем месте я не стал бы требовать подробностей. — Он проследил, как губы Мишель сжались, подавляя вздох и дрожь. Налив в кружку чай, Этан отнес его к постели. — Похоже, тебе не мешает согреться изнутри.

Этан не знал, зачем делает это. Вероятно, потому, что Мишель выглядела такой жалкой, свернувшись под одеялом и прижавшись к спинке кровати. В ее широко расставленных темно-зеленых глазах застыл ужас, рот сжался. Тонкие брови, изящными дугами поднимающиеся над глазами, сходились по мере того, как Мишель погружалась в мысли. Но все чаще внимание Этана приковывали ее волосы. Каштаново-медные пряди больше не были упрятаны в аккуратный пучок на затылке, их не портил вид торчащих карандашей. Эти великолепные волосы были не просто густыми и шелковистыми, но выбивались из-под шпилек длинными локонами. Сейчас черты ее лица казались более тонкими, а кожа — более светлой в рамке волос чудесного оттенка.

Этан наблюдал, как Мишель греет ладони, обхватив кружку, а затем осторожно пробует ее содержимое. Вернувшись к столу, Этан принялся за толстый ломоть вишневого пирога.

— Будем считать, что я сбежал от тебя четыре года назад.

— Почему вы сбежали?

— Ты оказалась ворчуньей, и потом, я терпеть не могу сидеть на привязи.

Еле заметная улыбка тронула ее губы.

— Вижу, мы вновь не слишком отдалимся от истины. Увидев ямочки в уголках ее рта, Этан почувствовал, как что-то сжалось у него в груди. Неудивительно, что Мишель привыкла так крепко сжимать губы в задумчивости — своей улыбкой она могла свести с ума любого мужчину.

— Ты сказала Хэппи, что вы с Дрю были помолвлены. Естественно, ты была знакома с его коллегами, хотя и не считала их близкими друзьями. — Краткого напоминания о погибших товарищах хватило, чтобы прогнать с лица Мишель улыбку. — По-моему, нам следует объяснить, что мы прожили вместе всего несколько месяцев — скажем, с марта по июль 1871 года.

— Где же мы познакомились?

— В Нью-Йорке. В то время я бывал там. А ты?

Мишель кивнула:

— Я всегда там жила.

Они принялись обмениваться сведениями. Мишель обдумала, стоит ли лгать — ей не нравилось, что Этану станут известны подробности ее жизни, пусть даже самые незначительные, — но отказалась от этой мысли. Безопасность заключалась в истине. Если сведения будут достоверными, впоследствии ее вряд ли застанут врасплох. Они назвали друг другу даты своего рождения. Мишель недавно исполнилось двадцати три года, Этану — тридцать один. У него не было родственников, Мишель же выросла в большой семье. Она закончила университет. Этан рассказал ей то же самое, что Хьюстону и остальным: он закончил восемь классов и с тех пор продолжал образование самостоятельно. Этан не мог позволить себе роскошь делиться истиной. Ему следовало повторять ту же самую историю, которую он рассказывал всем прочим. В основном эта задача не представляла труда. Обмен сведениями с Мишель было хорошим упражнением для ума.

— Сколько времени мы были знакомы до свадьбы? — спросила Мишель.

— Всего неделю. Ты тогда еще училась в университете. Это случилось скоропалительно.

— Я не совершаю необдуманных поступков.

Этан пристально взглянул на нее, прикрыв глаза густыми ресницами.

— Я тоже.

— Тогда почему же мы… — Мишель осеклась и затаила дыхание, когда Этан отставил пустую тарелку и поднялся. Легкими, быстрыми шагами, выдающими уверенность и целеустремленность, он подошел к ней; его намерения не вызывали сомнений. У кровати он уперся коленом в матрас возле бедра Мишель и склонился над ней, опираясь на спинку кровати над ее плечом. Он нагнул голову и приник к ее рту. Его решимость была неукротимой, порыв — не терпеливым и жадным.

Его губы оказались сладкими, они источали слабый привкус вишен и чая. Повинуясь его движению, губы Мишель приоткрылись. Его язык дразнил нежную внутреннюю поверхность верхней губы, пробегал по зубам. Этан прижался к ее губам сильнее, заставляя приоткрыть рот. Его губы дразнили и властвовали. Мишель коснулась их языком, отвечая на поцелуй, принимая вызов, и застонала от наслаждения.

Этан отстранился, прерывая поцелуй. Выпрямившись, он сделал шаг от постели. Черные, расширенные зрачки не отрывались от Мишель.

— Вот почему, — мрачно произнес он, — мы не могли удержаться.

Мишель побледнела.

— Поскольку мы решили не уклоняться от истины… — Его голос оборвался, едва он заметил отражение мыслей Мишель на ее лице. Она не сводила с него глаз, крепко обхватив ладонями кружку, и хмурилась, сжав припухшие губы. Неужели она станет отрицать то, с каким желанием приняла поцелуй? Неужели откажется признать, что их влечет друг к другу?

— Пожалуй, вам больше не следует прикасаться ко мне, — наконец произнесла она. — Я не люблю вас, и незачем ждать, что когда-нибудь полюблю. Сейчас я ненавижу даже себя. Мне кажется, я предала самое дорогое, в том числе себя.

— Наши чувства взаимны. — Этан вернулся к креслу, но не сел. Он допил чай, поморщившись от резкого перехода к остывшей жидкости от медового тепла губ Мишель. — Я вернусь через несколько минут. Здесь у Ди есть ванна.

— Ванна… — Мишель задумалась. — Я бы хотела помыться.

— Сейчас моя очередь, — возразил Этан. — Но если хочешь, можешь помыться после меня.

Мишель еще долго смотрела на дверь, затворившуюся за Этаном, понимая, что будет благоразумнее помнить: ее защитник отнюдь не благородный рыцарь. Мишель провела по губам кончиком пальца, ощущая припухлость, вызванную долгим, чувственным поцелуем Этана. Губы еще подрагивали от ощущения привкуса чужого рта.

Heт, решила Мишель, Этану Стоуну чужды благородство и любезность. Это хищник, одержимый охотничьим азартом, действующий только в личных интересах. Мишель задумалась о том, сколько времени ей удастся прожить теперь, когда Этан избрал ее добычей.

Этан оказался верен своему слову и через несколько минут вернулся с большой медной ванной. Он поставил ее поближе к печке, там, где пол не был покрыт ковром. Китти сновала из коридора в комнату, непрестанно болтая и помогая наполнять ванну дымящейся водой из кухни.

— Вот так, — произнес Этан, расстегивая рубашку. — Может, заберешь мою одежду и отдашь постирать Лотти? Я заплачу ей.

Китти подмигнула Мишель:

— Лотти только в радость стирать для него.

— Как любезно с ее стороны! — слабо отозвалась Мишель. Она боролась с безудержным желанием нырнуть под одеяло, едва Этан начал раздеваться. Нисколько не стесняясь, не принимая в расчет ее чувства, он снял серый фланелевый костюм и рубашку с вязаными манжетами. Когда он принялся за нижнюю рубашку, Мишель сделала вид, что увлеклась чаем. Но ей пришлось притворяться всего несколько минут. Случайно или намеренно внимание Китти, которая стояла спиной к Этану, пока он раздевался, привлекло что-то на полу. Она нагнулась, обнаружила, что это всего лишь лужица воды, а когда поднялась, ее тело образовало надежную ширму для Этана.

От Этана не ускользнул облегченный вздох Мишель. Глядя поверх головы Китти он иронично усмехнулся, избавляясь от одежды и откладывая ее в сторону. Когда он улегся в ванну, Китти собрала одежду и направилась к двери.

— Похоже, ты уже пришла в себя» — обратилась она к Мишель. — Может, не стоит запирать дверь?

— Я позабочусь об этом, — заявил Этан. — Спасибо, Китти.

— Не стоит. — По пути к двери Китти заметила пристальный взгляд Мишель и усмехнулась, быстрым жестом указав на Этана. — Красавчик! — пробормотала она.