У дверей усталых путников встретил Хендерсон:

— Хорошо, что вы вернулись, милорд. И вы, мистер Каннинг. Леди Данн изъявила желание поговорить с вами сразу же по прибытии.

— Моя мачеха подождет, Хендерсон. Я хочу смыть грязь.

— Она была крайне настойчива, милорд, — несколько неуверенно добавил слуга, от которого не укрылись темные круги под глазами хозяина и осунувшееся лицо его спутника.

— Она может… — Ник замолчал, впервые за все время обратив внимание на траурную повязку на руке слуги.

Заметив направление взгляда Ника, Рис еле успел помешать ему схватить Хендерсона за горло.

— Почему ты напялил эту штуку? — с искаженным от боли лицом закричал Ник. — Она жива! Слышишь? Жива!

— Так приказала леди Данн три дня назад, милорд, — ответил Хендерсон, потрясенный яростью хозяина. — Сюда прибыл пакет, и она открыла его. После этого отправилась прямо к себе в спальню и больше не выходила оттуда. Передала только, чтобы мы соблюдали траур и чтобы вы поднялись к ней немедленно по возвращении.

— Сейчас мы разберемся, в чем дело. — Ник кинулся вверх по лестнице, шагая через две ступеньки. За ним по пятам шел Рис.

Стряхнув с плеча руку Риса, который пытался удержать его, Ник рывком открыл дверь в спальню Викторины:

— Я требую сказать мне, почему ты дала приказ слугам соблюдать траур!

Обойдя Ника, Рис подошел к кровати:

— Ник! Ты должен видеть, что Викторина не в том состоянии, чтобы выслушивать твои грубости.

Взглянув на мачеху, Ник виновато покраснел. С того времени как он видел ее последний раз, она потеряла десяток килограммов. Ее щеки впали, а веки отекли от слез. Кожа Викторины, всегда бледная, казалась сейчас прозрачной, а волосы были тусклыми и спутанными.

Она погладила руку Риса:

— Ничего страшного. Ник страдает, так же как я. — Она указала на ящичек на своем секретере: — Там. Это пришло несколько дней назад. Адресовано в поместье. Я открыла его. Видит Бог, как я жалею об этом!

Подойдя к столику, Ник открыл крышку внешне ничем не примечательного ящичка. Он хрипло выругался и дрожащей рукой залез в него.

— Ник? — позвал его Рис. — Что там?

Ник поднял руку, махнув тем, что в ней было зажато:

— Волосы Кенны. Эти негодяи отстригли ей волосы! — Рис побледнел при виде золотисто-рыжей косы, покачивающейся в руке Ника.

Ник уронил косу в ящик и сел на стул, закрыв лицо руками.

— Все кончено, Рис. Она мертва.

Рис ударил кулаком в стену у кровати Викторины, не замечая боли и не видя крови.

— Это всего лишь ее волосы, Ник. Волосы! Не ее тело! Она жива! — Он помедлил, добавив более мягким голосом: — Я бы знал о ее смерти.

— Я уже чувствую это. Как Викторина. Почему они послали их, если она жива? — с горечью возразил Ник.

Рис не знал ответа. Он прошел к окну, уставившись на солнце.

— Ты можешь вернуться в Лондон, Рис, — тяжело произнес Ник. — Здесь больше нечего делать.

Рис остался в Даннелли еще на десять дней, надеясь, что его участие поможет Викторине и Николасу перенести неизбывное горе. Новости о смерти Кенны достигли Лондона и обсуждались на каждом светском рауте, пока их не вытеснило нечто более угрожающее.

Первого марта Наполеон бежал с Эльбы!

— Пожалуйста, — как милостыню вымаливала Кенна, протянув руку к миссис Миллер. — Еще капельку.

Элизабет Миллер минуту поколебалась, но потом покачала головой и положила флакон в карман.

— Для одного утра более чем достаточно, дорогуша. — Она многозначительно улыбнулась и повернулась, чтобы уйти.

Умоляющее выражение на лице Кенны тут же сменила ненависть. Ее стремление добиться своего было так велико, что слабость и апатия, вызванные постоянным употреблением одурманивающего средства, из-за которого она была так уступчива и послушна последние несколько недель, моментально сменились небывалой агрессией.

Соскочив с кровати прежде, чем миссис Миллер вышла из комнаты, Кенна схватила мадам, толкнула ее к двери и с необычайной силой вцепилась в ее одежду, надеясь оторвать карман с заветным флаконом и не обращая внимания на крики о помощи. Она отпустила миссис Миллер только тогда, когда флакон выпал из ее кармана и покатился по полу. Обе женщины бросились к нему, но Кенна оказалась проворнее и торжествующе подняла его над головой подальше от мадам. Истерично смеясь и отталкивая миссис Миллер, которая пыталась опустить ее руки вниз и отобрать флакон, она вытащила пробку и подставила рот струйке жидкости. Большая часть влаги пролилась на губы и щеки, но Кенна слизала ее кончиком языка. Было похоже, что горький вкус совсем не претил ей.

— Мерзкая сучка, — выругалась миссис Миллер, как только смогла разжать пальцы Кенны и забрать у нее флакон. — Посмотрим, кто будет смеяться завтра, когда ничего не останется.

Но Кенну это уже не заботило, она мечтательно улыбалась и ждала, когда зелье начнет свое действие. Пусть завтра будет что угодно. Ее волновало только настоящее, только ожидание волшебных ощущений.

На лестнице и в коридоре послышался шум, и дверь в спальню Кенны распахнулась.

— Тебе придется отдыхать здесь, — угрожающе проговорила миссис Миллер, оглядывая взъерошенного лакея с некоторой неприязнью. — Ты опоздал, как без труда можешь заметить. — Кенна уже откинулась на кровати, прижимая колени к груди и безмятежно улыбаясь. — Дай ей несколько минут, потом привяжи к кровати. Не хочу, чтобы она расцарапала и покусала моих девочек, когда они придут приготовить ее. Я нашла молодого лорда, который выразил желание увидеть Диану сегодня вечером. — Миссис Миллер величаво выплыла из комнаты, поправляя растрепавшуюся прическу. — Несколько ближайших дней, думаю, ей придется беспокоиться только о том, чтобы понравиться ему.

Кенна не выразила ни малейшего протеста, когда лакей шнуром привязал ее запястья к изголовью кровати, и даже не пискнула, когда позже пришли Линда и Кати, чтобы уложить ей волосы, намазать кремами и румянами лицо и одеть в шелковое платье, похожее больше на ночную рубашку. Она даже не заметила жалостливых взглядов, пока они купали ее, и не поняла их разговора о том, что ее нежная кожа, возможно, никогда не оправится после посещения молодого лорда Тремонта. Кенна вряд ли даже слышала их предупреждения, оставаясь в своем собственном мире ярких красок, звуков и образов.

— Соглашайтесь, милорд, — сказала миссис Миллер, ведя Тремонта по узкой лестнице на верхний этаж своего заведения. — Я уверена, что в нашей Диане есть все, чего можно пожелать.

Он слабо улыбнулся, но глаза, прикованные к спине мадам, по-прежнему оставались враждебными.

— Раньше я почти всегда разочаровывался. Вы показывали мне девочек, которые совсем не подходят моим требованиям. — Тремонт провел арапником по ее бедру. — Расскажите о Диане.

— Она названа в честь богини охоты, милорд. Молодая девушка редкой красоты и моральной силы.

— Я больше всего заинтересован именно в последнем. — Миссис Миллер откашлялась и открыла дверь в спальню Кенны.

— Сегодня вечером, к сожалению, милорд, вы не найдете в ней этого качества. Но в конце концов, это же только первое знакомство. Если вы ее выберете, смею уверить, не будете разочарованы.

Тонкая нижняя губа Тремонта слегка задрожала, когда он посмотрел поверх плеча мадам на молодую женщину, привязанную к кровати. Ее прекрасные руки были подняты над головой. Она лежала в позе покорности и мольбы. Короткие кудри цвета красного дерева обрамляли лицо, но красиво изогнутые брови были более светлого оттенка. Темные глаза в окружении черных ресниц были открыты, но смотрели куда-то в пустоту. Щеки пылали, а рот был слегка приоткрыт, влажный, как если бы она только что облизала губы языком. Ее грудь просвечивала сквозь шелк туники, обнажающей одно плечо, как могло быть у римской Дианы. Пояс из кованого золота подчеркивал узкую талию и плавные изгибы бедер.

Тремонт вошел вслед за миссис Миллер и медленно подошел к кровати. Концом арапника он коснулся подола туники и поднял его над лодыжками и икрами. Шелк запутался у коленей, но он увидел достаточно. Лорд поднял арапник и погладил им по шее Кенны, обнаженному плечу, очертил соски.