Неожиданно раздался громкий крик Снафлза. На толпу медленно опускался какой-то огромный металлический аппарат, покрывая лужайку зловещей тенью. Казалось, еще мгновение, и от зрителей останется мокрое место. Но нет: остановившись в нескольких футах над головами, аппарат покачался и поплыл в сторону. Притихшая было публика зашумела.
– Период Первого Рождения? – задумчиво произнес Лорд Джеггед. – По моим подсчетам, ваш 1922 год соответствует 9478 году от Рождества Христова. Летоисчисление, принятое в Эпоху Рассвета, наиболее удобная система определения времени по годам. Вам не позавидуешь: в десятом тысячелетии люди столкнулись с большими трудностями. Насколько я знаю, вам пришлось восстанавливать всю планету, начиная с ядра и кончая атмосферой.
Эрудиция лорда Джеггеда успокоила Дафниш. Образованный человек не откажет в помощи. Да и Ли Пао может помочь. Дафниш обрела хладнокровие.
– Это была трудная, изнурительная работа, Лорд Джеггед, – пояснила она, – все трудились, не щадя сил. Самопожертвование было нормой.
– Самопожертвование! – ностальгически воскликнул Ли Пао. – К сожалению, о таком понятии здесь даже не слышали. Если вы пожертвуете собой ради блага других, этого попросту не заметят.
– Тогда все они глубоко несчастны. Вот и плата за праздность.
– Вы считаете нашу жизнь никчемной? – спросил Лорд Джеггед.
– К сожалению. Судите сами, вокруг упадок и разложение, последняя стадия романтического недуга, чьи симптомы – вакханалия чувств и погоня за пустыми эффектами. Впереди – гибель духа и гниение плоти. Лекарство одно – смерть. Ваши фантазии могут показаться безобидными детскими играми, однако на самом деле они являют собой полную деградацию. Вы – живые трупы, хотя и мните себя творцами. Меня не обманешь.
– Каждый рассуждает по-своему, – невозмутимо ответил Лорд Джеггед. – Далеко не все способны понять других, разделить чужие вкусы и склонности. Большинство предпочитает любоваться собой и порицать окружающих.
Дафниш смутилась и отвела глаза в сторону. Она почувствовала, что была слишком резкой.
– Вам не по душе наши нравы, – продолжил Лорд Джеггед, – а люди нашего мира вряд ли одобрят ваш образ жизни, прямолинейный и бездуховный. Каждому свое. К примеру, Ли Пао – приверженец строгой логики. Его приводит в восторг изящная формула. Мудреные теоремы доставляют ему такое же удовольствие, как мне – изысканный афоризм. Я сочиню занимательный парадокс и тем счастлив, а Ли Пао для полного счастья необходимо упорядочить мир, ввести в нем собственную систему жизненных ценностей, утвердить ее на века и тем самым не допустить хаоса, который он воспринимает лишь умозрительно. Для нас хаос – это не хаос, а жизнь, переменчивая, бодрящая, сопряженная с опасностями, но и приносящая радости. Наш мир поет и сверкает тысячами самых разнообразных оттенков. Мы живем на одной планете, но каждый из нас – индивидуальность. Разве нас можно судить за то, что мы не приемлем однообразия?
– Вы рассуждаете, Джеггед, как выходец из Эпохи Рассвета, – заметил Ли Пао.
– Вы же знаете. Путешествовать во времени доводилось и мне.
– А среди вас найдутся такие, кто готов трудиться на благо других? – спросила Дафниш.
Лорд Джеггед рассмеялся.
– Мы служим своим друзьям, придумывая дли них развлечения. Хотя, пожалуй, и среди нас есть такие, кто мог бы принести пользу, о которой вы говорите, – Лорд Джеггед ненадолго задумался, затем вздохнул и продолжил. – К примеру, Вертер де Гете, если бы жил в другую эпоху. Или Ли Пао. Он способен усмотреть непорядок там, где другим видится красота. Будь у него возможность, он бы снес наши руинные города и возвел бы другие с типовыми постройками, населив их честными гуманными тружениками, чье спокойствие духа опирается на надежду сделать карьеру и уверенность в обеспеченной старости. Для таких людей поездка к морю или неожиданная гроза – настоящее приключение, а комфортные условия жизни – предел мечтаний. Но можно ли считать такую жизнь тоскливой? Нет! Ли Пао и его единомышленникам лучшей не надо. Подойдет она и для Арматьюса, – Лорд Джеггед потер нос и добавил: – Каждый из нас – продукт своего общества.
– Когда в Риме… – подала голос Мисс Минг, оторвав взгляд от чудовища, представшего над толпой под одобрительный гул.
– Разумеется, – недовольно оборвал Джеггед. Он посмотрел на Дафниш и по-отечески улыбнулся.
– Не пренебрегайте чужими взглядами, дорогая. Уважайте их, но оставайтесь верны себе. Если вы кому-то слепо поверите, то закабалите себя. Кому-то холстина милее шелка, кому-то молоко слаще вина, но тот, кто познал жизнь во всех ее проявлениях, не станет отдавать предпочтение чьим-то вкусам или ставить одних людей выше других.
– Нисколько не сомневаюсь, Лорд Джеггед, в ваших добрых намерениях, – ответила Дафниш. – Я, возможно, воспользовалась бы вашими наставлениями, если бы осталась на Краю Времени. Но я собираюсь вернуться домой, в Арматьюс.
– У вас ничего не выйдет! – с очевидным удовольствием заявила Мисс Минг.
Лорд Джеггед пожал плечами.
– Я же говорил вам об эффекте Морфейла.
– Я найду выход из положения, – упрямо сказала Дафниш.
– А как же рак? – самодовольно спросила Мисс Минг, посчитав, что отыскала изъян в аргументации Лорда Джеггеда. – Неужто нам прыгать от радости, заметив его симптомы?
– Вы стараетесь запутать вопрос, – ответил Лорд Джеггед, снисходительно улыбнувшись, – хотя и знаете, что на Краю Времени не существует болезней. Впрочем, в ваших словах что-то есть. Может, кто и в самом деле прыгал бы от радости, узнав, что заболел раком. Среди нас найдутся такие, кто готов испытать физические страдания, чтобы усладить душу.
– У вас мудреная аргументация, Лорд Джеггед, – в сердцах сказала Мисс Минг, – а логика, на мой взгляд, хромает.
– Я польщен, что в моих рассуждениях вы нашли хоть какую-то логику, – ответил Лорд Джеггед. Он осторожно коснулся спины Дафниш, а другой рукой обнял за плечи Ли Пао, словно беря обоих под свое покровительство. Мисс Минг потопталась на месте и нехотя удалилась.
В небе появились восемь драконов. Они вальсировали под музыку невидимых оркестрантов, и даже Дафниш оценила изящный номер, досмотрев его до конца. Когда драконы, раскланявшись, удалились, она спросила:
– И вы всем довольны?
– Чего же еще желать? Говорят, Вселенная доживает последние дни. И что же? Разве кто-то из нас растерян, подавлен?
– Вы пытаетесь забыться, устраивая подобные праздники.
Лорд Джеггед покачал головой.
– Наш образ жизни был таким же и раньше.
– И вас не волнует приближение Конца Света? Вы не боитесь? Относитесь к будущему бездумно?
– Боюсь, у вас превратное представление о жизни на Краю Времени. А разве вы у себя не пытаетесь выстроить мир, свободный от страха?
– Конечно, это одна из наших первостепенных задач.
– А на Краю Времени страха как не было, так и нет, даже перед лицом тотального уничтожения.
– Значит, ваша жизнь тускла и неинтересна: вы лишены природных инстинктов.
– Вы почти правы. На Краю Времени люди сохранили немногие из инстинктов. Скажите, а среди ваших философов не попадались обличители природных инстинктов, считавшие их причиной былой катастрофы?
– Инстинкты инстинктам рознь. Мы не приемлем пагубные инстинкты и действуем так, чтобы катастрофа больше не повторилась. Мы развиваем в людях самопожертвование, поощряем труд на благо общества, бичуем пороки.
– Которые продолжают существовать. А у нас их нет и в помине. На Краю Времени не существует ни пороков, ни добродетели.
– А любовь?
– Недавно, кажется, ее возродили.
– Трудно поверить. За мной пытался ухаживать Доктор Волоспион. Одни ужимки и краснобайство, – Дафниш зажмурилась: в небе – одно рядом с другим – загорелись два солнца. Они слегка покачались, озаряя лужайку слепящим светом, потом устремились ввысь, быстро уменьшаясь в размерах, а затем и вовсе исчезли. Придя в себя, Дафниш продолжила:
– Как я сумела заметить, то, что вы зовете «любовью», всего лишь похоть, которая, в случае неудачи, выливается в ревность и озлобление, а от озлобления рукой подать до цинизма.