На берегу химического озера, растерянно оглядываясь вокруг и взирая сквозь очки гермошлема на мрачную безрадостную картину, стояла путешественница во времени. Над ее головой в желтоватом небе светило тусклое невзрачное миниатюрное солнце, а позади, чуть вдали, корчась в конвульсиях и мерцая призрачным светом, хрипел и стонал полуразрушенный город.

– Это конец, – прошептала женщина. – Конец жизни.

Словно желая восстановить утраченное спокойствие, она коснулась рукой стоявшей рядом машины времени, гладкого, без декора коробкообразного аппарата. Из люка машины высунулся ребенок, тоже в шлеме. Женщина протестующе замахала рукой, но тотчас же передумав, помогла ребенку спуститься вниз.

– Посмотри, что за ужасный конец ожидает Землю, – сказала она.

– А мне нравится, мама, – простодушно ответил ребенок, озираясь вокруг. – Что здесь ужасного?

Женщина пожала плечами.

– Я не удивлена, но, сказать по правде, надеялась увидеть в будущем более радостную картину.

Излив свои чувства, она перешла на деловой тон:

– Твой отец, наверное, уже беспокоится. Нам пора возвращаться. Задание выполнено, нам есть, о чем доложить Комитету.

Женщина обняла сына за плечи.

– Мы полностью использовали возможности корабля. Не станем задерживаться. Приборы показывают, что здесь отсутствует время.

Женщина содрогнулась, заметив, как одно из ближайших зданий поглотило другое и приняло новые очертания. Город издал душераздирающий звук, похожий на кашель.

Ребенок попытался снять шлем.

– Снафлз, оставь шлем в покое, – строго сказала женщина. – Воздух наверняка отравлен.

Снафлз вздохнул и раздраженно ударил ногой по корпусу корабля. Город отозвался злорадным смехом. Мальчик поежился и взял женщину за руку.

– Ты права, мама, – сказал он тоскливо. – Теперь и я вижу, здесь мало приятного.

Женщина помогла мальчику вскарабкаться на корабль, обвела тягостным взглядом город и озеро, а затем, последовав за ребенком, нырнула в люк. Оказавшись внутри машины, залитой тусклым зеленоватым светом, она подошла к пульту управления и привычным движением сняла шлем, обнажив голову с коротко подстриженными вьющимися каштановыми волосами. Из-под прямых черных бровей смотрели спокойные миндалевидной формы глаза, говорившие о выдержке и уме. И этот взгляд и правильной формы нос гармонировали с твердой решительной складкой ее губ.

Пальцы женщины уверенно заскользили по пульту. Снафлз, устроившись в кресле, погрузился в работу на персональном компьютере, занявшись посильными ему вычислениями для программы возвращения корабля в далекое прошлое. Вскоре женщина отошла от пульта и удовлетворенно сказала:

– Снафлз, корабль готов к возвращению. Пожалуйста, пристегнись.

Убедившись, что ее слова не пропали даром, женщина села напротив сына, пристегнулась сама и нажала четыре из семи клавиш, вмонтированных в один из подлокотников ее кресла. Снафлз закусил губу, ухватился за ремень безопасности и тревожно заскользил взглядом по приборам на пульте.

Тем временем машина вздрогнула и издала странный свистящий звук. Зеленоватый свет внутри корабля изменился на бледно-розовый. Мальчик нахмурил брови: машина сигнализировала о том, что она не готова к старту. Не проявив заметных признаков беспокойства, женщина вернула клавиши в первоначальное положение. Освещение снова стало зеленоватым. Женщина опять нажала на клавиши. На этот раз свет внутри корабля сделался ярко-розовым, а на пульте замигали две синие лампочки. Женщина вновь вернула клавиши в первоначальное положение, отстегнула ремни безопасности и подошла к пульту. Вскоре она вернулась на место, опять пристегнулась и в третий раз привела клавиши в действие. Корабль не двигался.

– Сломалась машина, мама? – спросил Снафлз.

– Непохоже. Все приборы в рабочем режиме.

– Может, нам кто-то препятствует?

– Вполне вероятно. Мы допустили ошибку, не послав сюда сперва бабуинов.

– Но бабуины плохо переносят перемещение во времени и пространстве.

– Это верно, – нехотя согласилась женщина. – Да и потом, все считали, что на Краю Времени не сохранилось разумных существ. Ладно, скоро все прояснится. Будем пытаться давать старт машине каждый час в течение двадцати часов. Если у нас ничего не выйдет, станем думать, что делать дальше.

– Мама, ты боишься?

– Я озадачена.

Пошел первый час ожидания.

Держась за руки и тоскливо оглядываясь по сторонам, женщина и ребенок, обходя искореженные обломки зданий, медленно брели по дороге, окутанной плотным пурпурным газом.

– Мама, здесь могут быть монстры? – встревожено спросил мальчик.

– Думаю, здесь вовсе нет жизни в том виде, как мы ее представляем, – ответила женщина.

– А это что? – снова подал голос ребенок, показывая на башни, обернутые бледно-розовой тканью. Те что-то шептали, словно переговариваясь.

– Ты слишком чувствителен, Снафлз, – сказала женщина. – Надеюсь, это пройдет со временем.

Подул ветер. Стоявшие у дороги здания изогнулись и тоже стали что-то нашептывать. В синих потоках воздуха, словно рой чудовищных насекомых, закружились куски гранита, мрамора, сланца, известняка. Вокруг, у земли, заплясали языки пламени.

Вскоре дорога раздвоилась. Женщина и ребенок остановились. Неожиданно, чуть вдали, у обочины одной из дорог, они увидели выстроившиеся в ряд человеческие фигуры. По виду это были мужчины: все в шляпах с перьями и плащах. Столь же внезапно путники увидели невесть откуда взявшуюся карету, в окне которой мелькнуло миловидное лицо дамы. Когда карета поравнялась с людьми в плащах, те, как один, сняли шляпы и отвесили глубокий поклон, коснувшись плюмажами земли и выставив кончики упрятанных под плащами ножен с оружием.

Женщина окликнула незнакомцев и потянула к ним мальчика, но те пропали, словно растаяв в воздухе, а на их месте поднялись пальмы, которые, склонив друг к другу вершины и переплетясь меж собою листьями, казалось, собрались закружиться в любовном танце. Женщине вдруг почудилось, что за пальмами она видит площадь, а на ней – своего отца, но, когда вместе с сыном подошла ближе, то увидала только статую. Невдалеке от статуи бил фонтан, а за его многоцветными струями женщина разглядела лица своих друзей, с которыми коротала время в далеком детстве. Внезапно женщина услышала чей-то голос, раздавшийся у самого ее уха: «Ты прославишь Арматьюс, Дафниш». Она вздрогнула, обошла фонтан, но вместо своих друзей увидела четырех птиц, важно вышагивавших на перепончатых лапах в полосе света. Неожиданно раздалось пение. Пели хором на незнакомом женщине языке, но она почувствовала, что песня о печали и радости, о любви и смерти. Когда песня кончилась, раздался жалобный стон, а за ним звон колокольчиков, который сменили нежные звуки арфы. Затем послышался хохот.

– Как во сне, – сказал мальчик. – Мне нравится, мама.

– Наваждение, – прошептала женщина. – Мы в ловушке.

Внезапно стоявшие у дорогие строения изменили свои очертания и на какой-то миг превратились в сооружения, в которых женщина признала постройки из своего времени.

– Если здесь отсутствует время, то не должно существовать и пространства, – вновь прошептала она. – Все, что мы видим, иллюзия.

Взглянув на сына, женщина предложила:

– Нам лучше вернуться в машину, Снафлз.

Снова раздалось пение, но на этот раз на понятном путникам языке. Пел молодой мужчина.