— Кто? Ридрек? — Я начал выворачивать на шоссе, но тут Оливия перехватила руль. — Эй!..
— Да-ааа. — Слово прозвучало длинным болезненным стоном. — К нему туда. — Она указала в противоположную сторону.
Я собирался возмутиться, когда до меня дошло, что это отличный способ найти Уильяма. Ридрек притянет меня и Оливию к ним обоим. Оливия показывала дорогу, и скоро я понял, куда мы едем.
К Бонавентуре.
Уильям
Огонь…
Мое сознание отлетало все дальше в прошлое, прочь от мучительной боли настоящего.
Пламя…
Весь город, казалось, ярко пылал. Люди бегали и кричали… некоторые из них горели.
Два грандиозных пожара опустошили Саванну. Один — через несколько лет после того, как Джорджия ратифицировала конституцию, а второй, гораздо более страшный, — двадцать четыре года спустя, в январе 1820-го.
К своему несчастью, в это время я уже проживал в Саванне.
Боль…
Теперь, как и в ту ночь, я брел через дымные, засыпанные угольями улицы. Ужас переполнял меня. Кричащая женщина кинулась ко мне в объятия, юбка ее пылала, я ощущал запах паленой кожи. Сбив женщину с ног, я катал ее по земле, стараясь потушить одежду, но несчастной было уже нельзя помочь. Люди пробегали мимо, неся на руках детей и какие-то пожитки. Один мужчина тащил собаку, другой — горшок, наполненный водой. Они бежали к площадям, подальше от обжигающего жара горящих зданий, и там собирались в толпы, надеясь, что благословенная прохлада колодца или фонтана сможет защитить их. Но бедолаги позабыли о деревьях. Огромные дубы, чьи ветви обросли бородатым мхом, освещали небо как масляные факелы, роняя пламя и смерть на нолей внизу. Я стоял в центре улицы и кричал в ночь — о смерти, о милосердии, о дожде. На мне была защита Лалии, и я знал, что не сгорю. Уцелеет и мое имущество у реки. Но город… Магии старых оришас не хватит, чтобы спасти Саванну.
Перекрывая рев огня, раздалась песнь Лалии. Слова были непонятны, но звук тотчас же позвал меня. Я опустил глаза и увидел, что ступни и щиколотки окутаны голубоватым пламенем, но боль отступала, запах паленой плоти стал не таким сильным. Лалия помешает мне умереть. Во всяком случае, на этот раз. Я будут гореть, но выживу и исцелюсь.
…Ведь я должен спасти Джека…
Время сместилось. Неожиданно я оказался возле дома Элеоноры на Ривер-стрит и увидел, как жирный черный дым поднимается из окон третьего этажа. Языки пламени лизали шторы в спальне Элеоноры, в окне маячило ее лицо. Она кричала и протягивала ко мне руки, покрытые пузырями ожогов. Вдалеке слышался звук сирен, но я знал, что они опоздают. Я должен был спасти мою женщину, сломать входную дверь, но к своему ужасу понял; что не могу сдвинуться с места. Мои ноги приросли к земле, страх стиснул грудь. Все вампиры боятся огня, но Элеонора — человек.
Элеонора…
Я мог только беспомощно наблюдать, как стекло разлетелось от жара, забрызгав осколками тротуар. Любимое лицо исчезло. Пламя перекидывалось из комнаты в комнату, и огненный ад поглотил здание целиком.
Джек
Мы приближались к кладбищу. Всю дорогу Оливия цеплялась за меня и мало-помалу оживала. Я слыхал о прилипчивых женщинах, но это было уже слишком. Вам бы не удалось просунуть между нами монетку, даже если бы от этого зависела ваша жизнь. В конце концов, вампирша настолько пришла в себя, что даже выдала собственную теорию относительно моего влияния на нее.
— Я знаю, почему так происходит, — заявила она. — Это из-за того секса. Обратный эффект. Ты привязал меня к себе так, как всегда мужчина привязывает женщину, забрал мою силу вместо того, чтобы отдать свою. А теперь, когда я слышу зов Ридрека, эта связь с тобой ему противодействует. Такое чувство, что меня разрывает пополам. Но сейчас я ближе к тебе, мы направляемся к Ридреку, и… — Она вытянула шею, Чтобы взглянуть на спидометр. — И едем очень быстро, так что я чувствую себя гораздо лучше.
После всех моих страданий по поводу карьеры в Калифорнии этот «обратный эффект» не слишком-то подсластил горькую пилюлю разочарования в жизни. Но если я умудрился получить через Оливию дополнительные силы, это и впрямь было уже кое-что. Может быть, мне даже удастся опробовать свое приобретение на добром дядюшке Ридреке.
— А что будет, когда мы с ним встретимся?
— Не знаю.
— Просто отлично.
Мы подъехали к кладбищу. Ворота были закрыты, но цепь не могла конкурировать с моей силой… и ломиком, извлеченным из багажника. Ну, вы поняли. Не возьмусь сосчитать, сколько раз я ломал эту цепь. Охрана кладбища, должно быть, полагала, что имеет дело с сумасшедшим коллекционером замков. Вдобавок я частенько просил Ренье втихую заменить местный замок на наш собственный, а потом оставить ключи в тайнике под каменным львом перед воротами.
Оливия целеустремленно рвалась вперед. Мы миновали еврейскую часть кладбища с надписями на иврите и звездами Давида на каменных плитах и направились к самым старым могилам, расположенным у края болота. Именно здесь мы с Уильямом в свое время нашли «ягуар» и Шейри. Оливия снова начала судорожно подергиваться; она выскочила из «корвета» и поспешила к древней могиле, покрытой мраморной плитой — такой старой, что эпитафию можно было бы прочитать только после серьезной реставрации. Вампирша наклонилась над изъеденной ветрами и временем поверхностью плиты и прижала к ней ладони.
— Там, внизу, — сказала она. — Скорее! Я словно горю. Я приподнял плиту и отодвинул в сторону. С моим обостренным ночным зрением не составило труда разглядеть земляные ступени, ведущие под землю. Взяв Оливию за руку, я начал спускаться. К тому времени, как мы достигли дна, не оставалось сомнений, что этот путь приведет нас к Уильяму и Ридреку.
Нужно было просто идти на крики.
О, теперь я знал, что это за вопли. Бездумные, жуткие звуки, издаваемые агонизирующим существом в процессе трансформации. Что за дьявольщина там происходит? Сперва Ридрек с Уильямом пошли на охоту, а теперь они делают вампира? Какого хрена? Мысль о Калифорнии казалась все привлекательнее. Может, угнать трейлер Тоби? Вот черт!..
Луч лунного света за нашими спинами исчез, но теперь появился новый огонек. Глаза вампиров похожи на кошачьи. Мы не видим в абсолютной темноте, но можем уловить любой слабейший источник освещения. Сделав еще несколько шагов, я понял, что горит впереди. Факел. Настоящий старомодный факел, с какими обычно ходят злые крестьяне в фильмах про Франкенштейна. Не знаю, как я сумел это определить, но сумел. Казалось, я угодил прямиком в фильм ужасов. Хотя, если вдуматься, вся история моей жизни — сплошной ужастик. Вот только не знаю, кто я в этом кино — хороший парень или один из монстров.
Мне стало чертовски грустно.
Пол в туннеле начал понижаться. Он заканчивался несколькими ступеньками. Спустившись, мы оказались в небольшом помещении… комнате, за неимением лучшего определения. Пол был залит маслянистой черной водой. Я огляделся, и у меня пересохло во рту, а небьющееся сердце болезненно сжалось. Я инстинктивно подался назад, но заставил себя остановиться и встал между Оливией и… ними.
Уильям лежал на каменном столе, прижатый сверху тяжелой плитой. Его губы, шея и грудь были покрыты кровью, а руки связаны от самых плеч. В дальнем конце комнаты висел на цепях, вделанных в стену, мой персональный маленький проводник — Верм. Сейчас он молчал, но я был уверен, что это ненадолго. В нише лежала отрезанная человеческая голова. Ничего себе! От смеси запахов — затхлой воды болота, озона из тела трансформирующегося Верма и горелой плоти вампира — к горлу подступила тошнота.
Посреди комнаты, сверкая окровавленными клыками на бледном лице, стоял господин Старая Вонючка собственной персоной. Ридрек. Он поманил нас рукой, словно приглашая меня с Оливией в сказочный дворец, а не в камеру пыток.
— Дети мои! — сказал Ридрек. — Наконец-то вы пришли.
Уильям
— Что за херня тут происходит?
Голос Джека и давящая тяжесть камня на груди вернули меня к реальности. Прости, Элеонора. Я сражался с нарастающим потоком боли и отчаяния, но сил оставалось все меньше. Вся энергия, которой, как я думал, у меня предостаточно, уходила на то, чтобы сохранять сознание и исцелять обожженное тело.