Козловский почесал подбородок.
— Да нет, всё понятно. Австрийцам надоело платить Зоммеру деньги. Пришли к тому же выводу, что и мы: лучше забрать всё и даром. Великие умы мыслят сходно. — Он развел руками. — Но беднягам не повезло. Они наткнулись на меня.
Он поднял голову, прислушался.
— Однако странно. Звукоизоляция, конечно, дело хорошее, но неужто на первом этаже не услышали этакой канонады? Идем-ка отсюда подобру-поздорову. Нам еще по веревке спускаться.
Однако лезть из окна не пришлось — штабс-ротмистр и его помощник вышли цивилизованно, через дверь.
Покойные майор и обер-лейтенант при всей невезучести, видно, были мастерами своего дела. Охранники, все шестеро, лежали мертвые: двое в доме, четверо в саду.
«Дом Эшеров какой-то», с содроганием подумал Алеша, оглянувшись на ворота разгромленной биржи.
Прощание победителя
Вещи были собраны. Посередине номера, в скромном на вид, но исключительно прочном и даже водонепроницаемом саквояже, лежал бесценный трофей — вынесенные с зоммеровской виллы материалы. Козловский предпочел бы держать саквояж при себе, но у князя перед отъездом еще оставались неотложные дела, поэтому стратегический груз остался на попечении Романова.
По приказу командира, Алеша был обязан не выпускать картотеку из поля зрения вплоть до самого отъезда. Отлучаться из номера запрещалось.
А Романов никуда и не отлучался.
Еще до рассвета, когда возбужденный и торжественный князь, лично уложив документы, ушел к себе, Алеша послал через коридорного записку госпоже Нинетти.
Она прибежала тотчас же.
Было всё: слезы, страстные объятья, клятвы, снова страстные объятья и снова слезы. Но теперь и плакалось совсем по-иному, не то что во время предыдущего расставания.
Это было прощание не жалкого неудачника, а победителя.
Возлюбленная смотрела на него не с состраданием — с восхищением. Он обнимал ее не с отчаянием последнего «прости» — с уверенностью в будущем.
Задержать любимого Клара не пыталась. Она была умница, всё понимала.
Ему следовало покинуть страну до того, как на вилле обнаружат побоище и в Сан-Плачидо съедется вся верхушка швейцарской криминальной полиции. Род занятий герра Зоммера для компетентных инстанций секрета, конечно, не составляет. Круг подозреваемых определится быстро. Но к тому времени русских уже и след простынет. Как говорится, ищи-свищи.
Про главное Клара спросила, когда до отъезда оставалось лишь четверть часа.
Алексей был уже в пиджаке, она же всё тянула — будто боялась, что, одевшись, разорвет связывающую их нить.
— Пора, — нежно сказал он. — Сейчас носильщик придет за чемоданами.
Медленно встав с кровати, она взяла панталоны и лиф.
— Помогай пуговицы… Когда ты вернешься?
И замерла.
Романов уже знал, что ответит — он всё продумал.
— Вернуться сюда я не смогу. Ты сама ко мне приедешь. Теперь наши для тебя всё, что захочешь, сделают. Ты нам так помогла!
Он не удержался, стал целовать ее плечо возле бретельки. Но Клара вывернулась, юркнула в постель и натянула на голову одеяло.
— Ненавижу прощаться, — всхлипнула она. — Я усну, пока ты здесь. Я быстро сплю, как дубина.
Алеша улыбнулся:
— Надо говорить «как бревно». Носильщики все равно разбудят.
— Если я уснула, меня из бомбы не разбудишь.
— Из пушки, — поправил он. — Спи, бревнышко моё.
Невероятно, но через какую-нибудь минуту из-под одеяла донеслось ровное, сонное дыхание. Он наклонился — спит! По-настоящему спит!
И очень хорошо. Просто отлично. Самая лучшая, самая умная из женщин!
Однако, в самом деле, нельзя допустить, чтобы ее увидел здесь носильщик. После романа с Д'Арборио, после демонстративного отъезда на машине с Зоммером еще и это. Клару объявят женщиной легкого поведения! А ведь она — невеста русского офицера. Да, офицера: Лавр обещал, что теперь Алешу непременно произведут в прапорщики.
Стараясь ступать потише, он вышел в коридор и встал у двери.
Глаза у георгиевского кавалера были на мокром месте и, чтобы не разреветься, он сунул в рот папиросу. Даже в спокойные минуты зажечь спичку ему было непросто — пальцы еще не научились прочно держать коробок. Теперь же руки так тряслись, что Алеша не стал и пытаться. Проще попросить у кого-нибудь огня.
В коридоре не было ни души. Романов подошел к балюстраде лестницы, что спускалась из бельэтажа в фойе. Хотел кликнуть кого-нибудь из прислуги и вдруг увидел подле стеклянных дверей зимнего сада знакомую подтянутую фигурку с тростью в руке.
Д'Арборио! Сам Бог его послал.
Должно быть, итальянец встречался с Козловским. Штабс-ротмистр собирался рассказать ему о событиях минувшей ночи и о том, как погиб Молчун Чичо.
Но у Алеши был к великому человеку и свой приватный разговор. Ужасно хотелось снять с души камень, изгнать мрачное облачко, отравлявшее триумфально сияющий небосклон.
Романов сбежал по мраморным ступеням.
Д'Арборио заметил его и с улыбкой двинулся навстречу.
— Всё знаю. Чичо убит. Австрийские шпионы тоже. Картотека у вас, — сказал он, пожимая молодому человеку левую руку. — Скоро Италия вступит в войну. Мы будем товарищами по оружию.
И стало Алеше нестерпимо стыдно перед этим маленьким человеком с большой душой.
Краснея, глотая слова, он быстро, как с моста в воду, бухнул:
— Я виноват перед вами… Я хуже, чем вы про меня подумали… После дуэли вы назвали меня благородным человеком, а я… Я вам цилиндр случайно прострелил. Просто в голову не попал. Из-за левой руки. А хотел убить…
Сказал — думал, легче станет. Но не тут-то было. Проговоренные вслух слова упали между союзниками, будто каменная глыба.
— Вы хотели меня убить?! — Глаза Д'Арборио, и без того выпуклые, чуть не вылезли из орбит. — Но Клара… Она была у меня перед поединком! Рыдала, говорила, что любит вас. И предупредила, что вы выстрелите первым — мимо! Я тоже пообещал промахнуться!
— А… а мне она говорила совсем другое. «Стреляй ему в голову», — пролепетал Романов.
Он еще ничего не понял и лишь испугался, что сболтнул лишнее: выдал любимую, которая ради него была готова на что угодно, даже на низость.
Д'Арборио смертельно побледнел:
— Что?!
Однако Алеше стало не до оскорбленных чувств итальянца. Страшная, невозможная мысль заставила его развернуться и со всех ног броситься вверх по лестнице.
Вихрем пронесся он по коридору, влетел в номер.
И замер.
Клара, по-прежнему в одном нижнем белье, сидела на корточках у раскрытого саквояжа. Документы были разложены стопками на расстеленной простыне, которую танцовщица как раз начала связывать концами.
При виде Романова лицо женщины исказилось. Она испуганно метнулась в сторону, налетела на тумбочку, с тумбочки упал графин. Он не разбился, но по полу растеклась лужа…
Алексей стоял не в силах пошевелиться. Клара тоже не двигалась — только непроизвольно подобрала одну ногу, которой коснулась пролившаяся вода.
— Ни с места!
В номер ворвался Д'Арборио, моментально сообразил, что произошло, и, выхватив из трости короткую шпагу, приставил ее танцовщице к горлу.
— Вот оно что. Остроумно придумано. А вы бы, мьсе, уехали вот с этим.
Он ткнул носком туфли саквояж — тот завалился на бок. Внутри лежало свернутое одеяло, из которого торчали зеленые листья фикуса. Прежде этот цветок стоял на подоконнике…
Картинка 26
— Отвечать. Быстро. Иначе убью, ты меня знаешь. — Поэт цедил короткие, грозные фразы, водя острием по нежной шее, на которой еще были видны следы Алешиных поцелуев. — На кого ты работаешь?
Зачарованно глядя на узкую сталь, Клара с готовностью ответила:
— На майора Фекеша. Не убивайте. Я всё расскажу!
— Задание?
— Сначала — вы. Я должна была вас… нейтрализовать.
Д'Арборио понимающе улыбнулся своими синеватыми губами:
