Он устроился работать в порт, мастером на судоверфь, он старался ничем не выделяться среди остальных, и, надо сказать, ему это неплохо удалось – во всяком случае, вряд ли бы кто-нибудь смог бы заподозрить в этом молодом человеке члена ИРА.

Встречи с Уистеном стали носить регулярный характер – однако сам Кристофер все чаще и чаще ловил себя на мысли, что куда больше абстрактных патриотических суждений Уистена его интересует сестра друга, Марта.

Марта и в самом деле была красавица: роскошные, длинные волосы, василькового цвета глаза, длинные ресницы, правильный, как у античной статуи, нос, нежный овал лица…

Девушку немного портило лишь еле заметное врожденное косоглазие, однако Криса эта черточка наоборот восхищала; он находил, что косоглазие придает Марте ни с чем не сравнимое очарование…

Глядя на сестру Уистена, вряд ли можно было предположить, что она также входит в ИРА; разумеется, она не участвовала в «акциях», однако посильную помощь брату, конечно же, оказывало.

Уистен, глядя на молодых, только радовался: он не мог не заметить того, что Марта нравится Кристоферу, а Крис, к несказанной радости его самого – Марте.

Вскоре речь зашла о помолвке; не стоит и говорить, что Уистен, как опекун (родителей у них не было) дал свое согласие.

Однако счастью молодых так и не суждено было свершиться…

Однажды, во время обычной уличной проверки документов патруль, заподозрив неладное, стал чрезвычайно придирчиво обыскивать Марту; у девушки в сумочке были вещи (несколько запалов к взрывчатке), заполучив которые, полиция, как минимум, смогла бы задержать ее на несколько суток, после чего мисс О'Рурк грозили весьма большие неприятности.

Короче говоря, Марта посчитала за лучшее просто бежать; полицейские, недолго думая, открыли в спину убегавшей огонь.

Пластиковая пуля попала девушке в висок: смерть была мгновенной и безболезненной.

Разумеется, полиция, да еще в Ольстере, всегда права: никакого судебного разбирательства не было, а предварительное дознание показало, что произошло трагическое недоразумение – и не более того.

Первую неделю после трагического происшествия Крис просто не мог поверить, что Марты больше нет; он мысленно обращался к ней, ему казалось, что она не умерла, что она рядом, что вот сейчас она войдет своим неслышным шагом, откроет дверь кабинета и, обняв его, скажет:

– Может быть, прогуляемся?

Но этого не происходило, этого не могло произойти: Марта уже была похоронена на городском кладбище, и цветы с ее венка уже завяли.

Крис не верил этому; он не хотел и не мог поверить в ее смерть.

Затем недоумение, неверие сменилось яростью; это они, они, англичане, пришлые на этой земле, во всем виноваты, это они стреляют в ирландцев, и потому они, ирландцы, должны отвечать тем же: на этой земле никогда не будет порядка, пока людей, которые тут живут, живут в своем доме, будут убивать пришельцы и чужаки.

Крис ожесточился душой, и все свои силы направил в одно русло; кроме ИРА и дело освобождения Ольстера от британских колонизаторов, для него больше ничего не существовало.

Вскоре, года через три, образованность и прекрасные аналитические способности выдвинули его в руководящее ядро организации; теперь получилось так, что уже Уистен был у него как бы в подчинении – ИРА, как и большинство тайных, запрещенных организаций, всегда отличалась железной дисциплиной и строгой иерархией, и потому более старший товарищ, который и вовлек Кристофера в эту опасную деятельность, никогда не обсуждал распоряжения более младшего.

Так же, как и когда-то его отец Дуглас О'Коннер, Крис не участвовал в исполнении «акций»; но он был их организатором, он просчитывал все возможные варианты и, так же как и О'Коннер-старший, почти никогда не ошибался.

После всего произошедшего Кристофер относился к террору, к методам деятельности ИРА без обычной щепетильности, справедливо считая, что в благородном деле все средства хороши.

– Да, – говорил теперь Крис, – да, Уистен, ты прав: террор, террор и только террор… Мы должны запугать этих надменных британцев, мы должны дать им понять, что рано или поздно станем хозяевами на своей земле, мы должны избавиться от глупой щепетильности, от своих страхов… Не мы первыми начали эту войну, не мы первые очертили линию фронта, которая проходит теперь не только на каждой улице, на каждой площади, но и в сердце каждого жителя Ольстера… Но мы завершим эту войну, и завершим победно.

Денег у ИРА было достаточно – среди тех, кто давал деньги, были и богатые канадцы и американцы ирландского происхождения, и лидеры некоторых мусульманских стран; оружие поставлялось режимами прокоммунистической ориентации; их лидеры считали, что, поддерживая Ирландскую Республиканскую Армию, они борются с международной реакцией и империализмом.

Вскоре последовал ряд террористических актов, не просто смелых, но поистине безрассудных и дерзких – полиция сбилась с ног, разыскивая их организаторов и исполнителей, однако так ничего и не нашла.

– Да, когда они будут в постоянном страхе, тогда они наверное поймут, что лучше всего – добровольно уйти из Ольстера, – пояснял Кристофер.

Но всему приходит конец: однажды, накануне решающей «акции», спецслужбам удалось-таки напасть на след Кристофера; ему пришлось скрыться.

Тогда Крис, все удачно просчитав, с помощью своего старшего товарища Уистена подставил правосудию вместо себя Патрика О'Хару, которого и осудили на пожизненное заключение за преступление – взрыв «Боинга» в аэропорту Хитроу – которое совершил не он, а люди Криса, и обвинить его, О'Коннера в причастности к этой «акции» англичане не могли при всем своем желании – дело Криса Коннера было закрыто, а Патрик почти год или немногим больше просидел в специальной тюрьме города Шеффилда. Совершенно неожиданно, вскоре после того, как он был выпущен оттуда, О'Хару вновь арестовали – главное обвинение, обвинение в причастности к взрыву «Боинга» было с него снято, как в свое время и обещали Уистен и Крис, однако нежданно-негаданно и для того, и для другого, да и для самого Патрика, всплыла та давнишняя история, когда О'Хара со своим непутевым братом воровал цинковые листы с крыш центральных зданий Белфаста и был принят полицейским патрулем за снайпера Ирландской Республиканской Армии.

Короче говоря, Патрик, пробыв на свободе всего только несколько недель, вновь очутился в тюрьме, на старом месте, в том же Шеффилде, и теперь вторично ожидал решения своей участи; а в том, что он действительно имел отношение к террористам, в том, что действительно входил в число боевиков ИРА, никто из судей больше не сомневался.

Да, этот факт сильно беспокоил Криса – он боялся, что О'Хара, не выдержав всех потрясений, признается и сдаст полиции и его, и Уистена.

Кроме того О'Коннер чувствовал себя виноватым перед этим человеком – виноватым, и обязанным ему…

Но теперь, когда за самим О'Коннером была установлена слежка, сидеть сложа руки было все равно нельзя: невозможно было и мысли допустить, чтобы он, Крис, был арестован именно в Белфасте.

Сперва Кристофер отправился на юг Англии, в Оксфорд, к своему дяде Джону и, оставив тому инструкции, спокойно сдался в руки полиции: улик для серьезных обвинений против него у тех все равно было недостаточно…

И теперь, сидя в камере предварительного заключения, Крис с интересом просматривал газеты, надеясь найти в одном из выпусков информацию о той «акции», которую он поручил осуществить своему дяде.

Как ни странно, но Кристофер О'Коннер был абсолютно уверен в том, что Джон О'Коннер исполнит поручение: во-первых, его дядя был аббатом, и это вряд ли могло вызвать какие-то подозрения, во-вторых, он никогда не был замешан ни в одной из акций ИРА, в-третьих – дядя Джон всегда отличался исполнительностью и, в-четвертых, и это наверное было самым главным – аббат О'Коннер был как раз тем человеком, о котором можно было сказать, что он – настоящий ирландский патриот…