Весь день они провели дома. Ольвия с самого утра уединилась в своей мастерской и не выходила оттуда до самого вечера. А Питер почти все время пролежал на кровати, лишь изредка спускаясь на кухню для того, чтобы попить воды. Кроме душевных страданий его мучила жажда, головная боль, он чувствовал себя раздавленным.

Ночью Питер долго не мог заснуть. Разные мысли мучили его и не давали покоя. Потом он незаметно забылся неспокойным сном, но время от времени просыпался в холодном поту: его терзали кошмары. Они были бесформенные и бессюжетные. Лишь изредка в сознании Питера мелькала мысль, что темные пятна, которые он видит перед глазами, – это грязь, много грязи, целое море.

В очередной раз он проснулся и, облегченно вздохнув, повернулся к Ольвии, но ее не оказалось на месте. Питера охватил ужас. Он вскочил, накинул халат и босиком выскочил из спальни.

– Ольвия! Ольвия! – он искал ее по всему дому: в холле, на кухне, в ванной комнате – ее нигде не было.

Осторожно, не включая свет, он обошел дом и в конце концов заглянул в мастерскую. Его глаза уже привыкли к темноте и он увидел, что Ольвия сидит на стуле, окруженная своими работами. Он подошел к ней и понял, что она плачет.

– Что с тобой, милая, тебе нехорошо?

Даже в полной темноте он ужаснулся бледности ее лица, в глазах ее была глубокая, невыносимая мука. Питер еще острее почувствовал свою вину перед Ольвией: «Боже, как я мог? Зачем я совершил все это?» В эту минуту он понял, что ему невыносимо страшно одиночество. Он боялся, что Ольвия может бросить его. Питер проклинал все на свете. Он обнял свою жену и стал быстро-быстро говорить, он обещал, что никогда больше не заставит ее страдать, не причинит боль, сделает все, чтобы случившееся поскорей забылось. В эти минуты ему казалось, что все его слова – правда.

– Ольвия, милая, давай уедем отсюда, – страстно шептал он.

Ольвия взяла себя в руки и неожиданно спокойным голосом произнесла:

– Разумеется уедем, мы же не можем больше жить здесь. Ты сделал все для того, чтобы это стало невозможным, – горько усмехнулась она.

– Ольвия, успокойся, пожалуйста, не надо здесь больше сидеть, – попросил Питер. – Пошли, ты выпьешь горячего чая и тебе надо поспать: ведь уже утро.

Она молча согласилась. Они вышли из мастерской. В окнах соседского дома горел свет. Было еще очень рано.

– Интересно, почему же они не спят?

– Пойдем, Ольвия.

Питер взял ее под руку и повел ее вниз. Они включили свет. Здесь было все как прежде, но появилась какая-то угрюмость. Стены и мебель как будто говорили: «Уезжайте отсюда, уезжайте…» Питеру не хотелось жить в этом доме, не хотелось встречаться с соседями. Он знал, что Джастина, находясь рядом, будет вновь и вновь нарушать его душевный покой. «Нужно уезжать, и чем быстрее, тем лучше».

Питер налил чай.

– Выпей, дорогая.

– Спасибо… – она поставила поднос на колени.

Он снова оглянулся. И все-таки это был их дом: они успели привыкнуть к нему. И этот холл, так изящно обставленный Ольвией, стал до боли родным. Всему нашлось здесь место, даже его древнему роялю. Так не хотелось все это разрушать…

А может остаться? Ведь они с Джастиной расстались. Не важно, что это произошло не так, как хотелось бы. Но теперь-то уж все закончено. Все позади, ничего не вернуть. У них ничего не получилось и не получится. Ольвия прекрасный человек, он должен заботиться о ней, а не жить воспоминаниями. С этими мыслями Питер уснул. Рядом с ним спала Ольвия.

Джастина проснулась от шума льющейся воды. Было еще очень рано, но Лион почему-то уже встал. Джастина поднялась и подошла к окну. Она отодвинула штору. Темно, лишь на востоке небо начинало светлеть. Да, осень была в этом году удивительной: погода до сих пор стояла теплая и сухая.

Дом Бэкстеров был погружен во мрак – вероятно там еще спали.

В одной ночной рубашке, босиком, Джастина зашла в ванную. Лион брился, стоя перед зеркалом. Вокруг разносился терпкий запах одеколона. Джастина приблизилась к нему сзади, обняла и хотела поцеловать, но Лион резко оттолкнул ее.

– Что с тобой, Лион? – удивилась она.

– Как? Как меня зовут? – прокричал он и больно схватил ее за руку.

– Лион… – от неожиданности Джастина открыла рот.

– Так почему же во сне ты называешь другое имя? – воскликнул он. – Если ты не помнишь – я могу назвать его.

– Нет. Не надо…

Джастина в слезах выбежала из ванной комнаты.

За завтраком Лион не проронил ни слова. Молча, с каменным лицом, он выпил кофе и ушел, даже не прикоснувшись к еде.

Весь день Джастина была одна. Она рыдала: ей было невыносимо жаль себя. «Хорошо, что Лион ушел, а дети в школе. Эти слезы явно не понравились бы им».

Ее всегда все опережали. То, что другим падало в руки, приходило к ней путем страданий и борьбы. Любовь не приносила ей удовлетворения, желания не исполнялись, месть была бесплодной. И хотя она была немолода, в ее жизни до сих пор не было определенности, четкости и ясности. Она постоянно колебалась, искала и не могла найти, не могла найти покоя. А может это ей предначертано судьбой: вечно страдать? Ну уж нет, она будет счастлива и не позволит судьбе так обращаться с собой.

Джастина подошла к стеллажу, на котором стояли альбомы с фотографиями. Здесь хранилось ее прошлое. «Все, раз и навсегда покончить с этим. Навсегда, чтобы больше к этому не возвращаться. Уничтожить, забыть, уничтожить», – повторяла сама себе Джастина, листая альбомы в поисках злополучной фотографии.

Слезы душили ее, сама не замечая этого, она уже не плакала, а лишь нервно всхлипывала и задыхалась от обиды. Воспользовавшись отсутствием домашних, она дала волю чувствам.

Наконец она нашла то, что искала. Джастина опустилась на пол возле камина и дрожащей рукой достала фотографию из альбома. Вот она: Питер, еще молодой, самодовольный, рядом с Джастиной. Она просто светится, потому что стоит рядом с любимым человеком и не надо скрывать этого. У них счастливые лица, безмятежные улыбки…

От воспоминаний стало щемить сердце. Она разрыдалась еще больше и в истерике разорвала фотографию на мелкие кусочки, швырнула их в огонь. Яркое пламя быстро накинулось на бумагу и в миг превратило ее в черный пепел.

Тогда Питер принадлежал ей: все было просто и прекрасно. Они не думали о том, что будет завтра – только чувства и желания руководили ими. Если бы она могла предположить, что будет завтра… Но уже ничего нельзя исправить: все потеряно, все исчезло навсегда. Пламя сожрало фотографию, которая была последним напоминанием былой любви.

Волосы у Джастины растрепались, от слез глаза опухли и покраснели, лицо покрылось пятнами, губы нервно дрожали… Если бы в этот момент кто-нибудь увидел Джастину, то принял бы ее за сумасшедшую: ее всю трясло, она судорожно хватала ртом воздух. Джастине показалось, что она теряет рассудок. Опомнившись, она вскочила и побежала в спальню: ведь скоро должен вернуться Лион, не дай Бог, он увидит ее такой. Нет, нет, он не должен ни о чем догадываться. Она нервно рылась в шкафчике, где лежали лекарства. Налив стакан холодной воды, она быстро проглотила таблетки. Это была большая доза снотворного.

Лион вернулся домой не очень поздно. Везде горел свет, в камине пылал огонь. Служанка была у себя, за целый день хозяйка ни разу не позвала ее. Он нашел Джастину в спальне. Она крепко спала, укутавшись одеялом. Лион поужинал один и долго смотрел телевизор. Потом он вернулся в спальню – Джастина лежала все в той же позе. Тут он увидел, что она спала одетой, потому что от жары она сбросила с себя одеяло.

Ничего не понимая, он бережно раздел ее, стараясь не разбудить. Обычно Джастина спала чутко, но на этот раз даже не шелохнулась. Все это ему показалось странным. Лион так и не понял в чем дело: либо жена выпила лишнего, хотя это было на нее непохоже, либо заболела.