Стоял теплый осенний день. Джастина сидела во дворе на белом пластиковом стуле и читала книгу.

Питер, пошатываясь после бессонной ночи, вышел из дома и поморщился от яркого света. Он сразу же заметил во дворе Джастину и на правах соседа, вошел во двор Хартгеймов. Кивнув служанке, которая убирала во дворе, он пошел к дому.

Джастине только-только с трудом удалось сосредоточиться на содержании книги, когда она услышала за своей спиной:

– Объясни мне, пожалуйста, почему ты боишься меня?

Джастина обернулась и увидела стоящего рядом с ней Питера.

– Не сердись, – ласково сказала она: как бы там ни было, ей было приятно видеть его, – я была немного расстроена.

– И поэтому ты повесила трубку? Она отрицательно покачала головой.

– Вспомни, как ты разговаривал со мной: будто ты полицейский, а я воровка. Питер, так разговаривать нельзя. Садись.

Он присел на другой стул, который стоял напротив.

– Но почему, почему у нас с тобой так все складывается? – расстроенно спросил он.

Ему хотелось подойти поближе и обнять ее за плечи.

– Я давно думаю над этим и не могу найти ответа, – Джастина смотрела прямо в его глаза. – Помнишь, как было у нас раньше: мы не могли друг без друга, но и вместе быть не могли. Я понимаю, что ты скажешь не надо ворошить прошлое, прошли годы, но согласись – сейчас мы любим друг друга так же как и прежде, но тем не менее не можем найти гармонию. А отсюда постоянные разлады.

– Но зачем нам рвать наши отношения, когда мы так счастливы вместе? – спросил Питер.

Она покачала головой.

– Нет, мы не счастливы.

– Я устал, больше не могу, – он закрыл свое лицо руками.

– Я вот что тебе скажу, Питер…

– Что еще? – он нервничал.

– Ты знаешь, что в прошлом я – актриса. Казалось бы, за свою предыдущую жизнь я могла бы привыкнуть ко лжи, но сейчас это все не так. После того как ты приехал, мне приходится постоянно лгать Лиону. От этого становится противно на душе, у меня появляется отвращение к себе, я себя ненавижу. Я несколько раз порывалась все рассказать Лиону. Но не смогла. Мне кажется, что он не заслужил этого. Я больше не могу раздваиваться, поэтому нам нужно расстаться.

Питер помолчал.

– Да, я тоже хотел рассказать все Ольвии, но не смог.

Он произнес эти слова и почувствовал, что лжет. На самом деле он никогда не думал об этом. Он конечно же чувствовал свою вину, но признаться… Нет! На это у него не хватило бы смелости.

Джастина подняла на него глаза.

– Это не может больше продолжаться, – ее голос звучал уверенно и твердо.

Питер опустил голову. «Возможно она права: так не может продолжаться долго. В один прекрасный момент надо было бы все равно что-то решать». Ему было очень жаль, но он понимал, что быть вместе они не могут. Теперь у каждого из них своя семья и супружеские обязанности, тем более что у Джастины двое детей, а это из жизни нельзя вычеркнуть так просто.

– Когда-то ты сказал одну фразу, – продолжала Джастина, – которую я не забуду никогда.

Питер непонимающе посмотрел на нее.

– Вспомни: «Всякая любовь – пьеса, в ней есть свое начало, кульминация и финал».

– А, – Питер устало усмехнулся, – ну и что ж, с этим невозможно спорить, – он решительно поднялся. – Я возьму себя в руки, у тебя больше не будет причин обижаться на меня, – он посмотрел ей в глаза. – Но только об одном прошу: давай останемся такими друзьями, как были прежде.

Джастина посмотрела на него и улыбнулась.

– Прежде чего?

Питер опустил руки.

– Да, действительно смешно… – Питер был совсем мрачный. – Ну все, я, пожалуй, пойду. Надо идти.

Он сделал один шаг. Джастина молчала. Ему жутко не хотелось уходить, однако все уже решено: возвращаться к старому было бы просто глупо. Питер медленно шел в сторону калитки. Он ждал, надеялся, что Джастина остановит, позовет его, попросит вернуться назад. Но она не произнесла ни слова.

Питер вышел на улицу. «Ну что ж, хорошо. Наконец-то я могу вздохнуть спокойно. Наконец».

Джастина встала и пошла к дому. На нее снизошло леденящее спокойствие: Все, кончено. Она теперь будет жить как и жила, вновь обретя покой и семью. Ей не придется больше врать, а потом мучиться и не спать ночами, нервничать. Все, Лион, только он и никого больше.

Из дома вышла Молли с книгой в руках. Джастина ласково улыбнулась:

– Что ты читаешь? – спросила она.

– А, тебе не понравится, мама, – отмахнулась от нее девочка.

При этих словах душа Джастины возликовала: не часто Молли называла ее матерью. На нее волной нахлынули нежные чувства, она подумала, что теперь это ее дочь, а еще ведь у нее есть сын. Разве она может оставить их ради какой-то любви. К черту, все это к черту. Теперь она будет любить только их, теперь она будет заботиться только о них, об этих пока еще хрупких и юных созданиях.

Джастина зашла в дом, поднялась по лестнице и постучала в дверь кабинета Лиона.

– Ты чем-нибудь занят? Муж пожал плечами:

– В принципе нет.

Он заметил, что Джастина была необычно оживлена. Это немного его удивило: в последнее время жена была вспыльчива, рассеянна, постоянно нервничала. Произошедшая с ней перемена показалась ему еще более странной.

– Я тебя хочу кое о чем попросить, – сказала Джастина с радостной улыбкой на лице. – Давай пообедаем сегодня в ресторане, вдвоем.

Лион удивился, но Джастина, не давая ему опомниться, добавила:

– И еще, ты только не смейся, дорогой, пожалуйста. Я хочу сходить в кино.

– Кино! – при этих словах Лион встрепенулся.

После смерти детей Джастина ни разу не произнесла это слово вслух. Нет, нельзя сказать, что она возненавидела этот жанр искусств. Конечно же она смотрела фильмы все эти годы, но только по телевизору. Никогда, ни разу не возникало у нее желания сходить в кинотеатр, и если сейчас она хочет туда сходить, то значит она желает вспомнить молодость, оживить в своей душе ностальгические впечатления юности и тех далеких послевоенных лет, когда для основной массы людей кино являлось единственным средством общения с искусством.

Пусть зачастую фильмы бывали банальными, наивными, а иногда просто пошлыми, но тем не менее для людей это был своеобразный ритуал, когда они на протяжении полутора-двух часов могли развеяться от своих повседневных забот, улететь с героями фильмов в космос, защищать средневековый замок, либо вздыхать под луной в сказочном парке.

Неожиданно для самого Лиона, предложение Джастины вызвало в нем бурю эмоций и воспоминаний, и поэтому он сразу согласился.

Довольные и веселые, крепко обнявшись, Джастина с Лионом вышли из кинотеатра. Их слегка покачивало, потому что фильм был двухсерийный и просидеть с непривычки на одном месте три часа было не так-то просто.

Они долго решали, в какой ресторан пойти, и в конце концов сошлись на том, что обедать будут там, где неплохая кухня и не очень много посетителей. Впервые за последнее время Джастина почувствовала настоящий голод.

– Ну, как тебе кино? – поинтересовалась она у мужа.

– Нормально, – неопределенно ответил он, – но мне все равно больше нравятся фильмы про войну, ну и те, в которых много стреляют.

Джастина расхохоталась. Они все еще продолжали обсуждать картину, когда подошел официант. Внимательно изучив меню, Джастина с Лионом заказали салат с шампиньонами, эскалоп с грибами и помидорами – Джастина про себя отметила, что их обоих тянет на грибные блюда – а также бутылку «шартре», кофе и флипп с шапкой из взбитых сливок на десерт.

Изрядно проголодавшись, они с аппетитом принялись за еду. Мясо было просто великолепным, а салат мягкий и нежный. Они удивились, что в таком небольшом ресторане, расположенном вдали от центра и с весьма умеренными ценами, так бесподобно готовили.

Джастина казалась спокойной и умиротворенной.

– Сегодня ты немного успокоилась, милая, – заметил Лион.

Она хотела казаться беспечной: