Иллидан тяжело свалился на землю. Кровь сочилась из его обнаженного торса, лилась на снег, медленно таявший, наливаясь кровью. Его грудь поднялась и упала в болезненном вздохе. Теперь от его хваленых клинков не было никакого толку. Один выпал из его ослабшей хватки, второй остался в руке, но он не мог даже поднять его. Артас встал на ноги, хоть его тело все еще местами пылало языками пламени скверны, которые швырнул в него Иллидан. Он с минуту смотрел на демона, запечатлев в памяти его вид. Он хотел нанести ему смертельный удар, но позволил холоду и боли сделать это за него. У него были дела куда важные. Он повернулся и посмотрел на шпиль, возвышавшийся возле него.

Один миг он просто стоял и смотрел, зная, хоть и неизвестно откуда, что многое вскоре изменится. Затем он глубоко вздохнул и вошел в пещеру.

Артас изумленно шел по длинным коридорам, ведущим в глубины ледника. Его ноги, казалось, сами несли его. Везде было тихо, и никто не мог оспорить его права быть здесь. Он не слышал, а чувствовал пелену глубокой силы. Он шел все дальше, и сила манила его подобраться к своей судьбе так близко, как никогда.

Впереди был холодный блекло-синий свет. Артас шел к нему, едва не срываясь на бег. Тоннель окончился залом с высоким сводом, в котором Артас тут же признал тронный зал. Прямо перед ним было сооружение, от одного вида которого у Артаса перехватило дыхание.

На верхушке этой башни, этого высокого шпиля изо "льда, что вовсе не был льдом", который возвышался почти под своды зала, там, наверху, была тюрьма Короля-лича. Узкая извилистая тропинка, выдолбленная в шпиле, вела наверх. В Артасе все еще была сила, данная Королем-личем. Но он медлил, тяготимый неприятными воспоминаниями. Как гадкие мухи они набросились на него, когда он поднимался наверх, тяжело переступая закованными в латы ногами. Слова, мысли, картины прошлого, – все возрождалось в его памяти.

"Помни, Артас. Мы – паладины. Мести нет места в наших помыслах. Если мы позволим нашим эмоциям обратиться к жажде крови, то мы не будем ничуть лучше этих мерзких орков".

Джайна… о, Джайна… "Никто не в силах тебе отказать. Даже я".

" Не отказывай мне, Джайна. Никогда не отказывай мне. Пожалуйста."

"Мне никогда не удастся, Артас. Никогда".

Он неуклонно продолжал подниматься.

"Мы знаем мало, слишком мало – и не можем же мы вырезать весь город только из животного страха!"

"Но я тебе, парень, говорю, это дело дурное. Оставь все как есть. Пусть останется тут, потерянный и забытый. Мал’Ганис здесь, что ж, прекрасно. Пусть он свою демоническую задницу приморозит в этой пустоши. Забудь об этом и давай поведем твоих людей домой".

Шаг за шагом. Вверх, только вверх. Его память заполонило видение черных крыльев.

"Я оставлю тебе одно предсказание. Запомни: чем яростнее ты будешь бороться с врагами, тем быстрее твои люди окажутся в их власти".

И каждый раз, когда его уносили к себе воспоминания, заставляя сердце сжиматься в груди, одно видение, один шепот, сильнее и непреклоннее всех остальных, подзывал его к себе:

– Скорее, мой герой. Скоро я буду освобожден… и это вознесет тебя к истинной силе.

Он поднялся вверх, и его пристальный взгляд устремился к вершине. К огромной глыбе льда, где томился в заключении тот, кто повел Артаса этим путем. Он подошел еще ближе, и теперь между ними было всего пару шагов. Он лицезрел того, кто был заключен внутри постамента, хотя мало что мог разглядеть. Туман овеивал ледяную глыбу, заслоняя взор.

Ледяная Скорбь пылала в его руках. Глубоко внутри Артас заметил слабую, как будто в ответ, вспышку двух синих огоньков.

– ВОНЗИ КЛИНОК, – приказал ему глубокий, скрежетащий, невыносимо громкий голос в его голове. – ЗАМКНИ КРУГ. И ОСВОБОДИ МЕНЯ ИЗ ЭТОЙ ТЮРЬМЫ!

Артас шагнул вперед, подняв Ледяную Скорбь, и побежал. Это был тот миг, к которому все и вело. С диким ревом, вырвавшимся из горла, он изо всех сил взмахнул мечом.

С огромным треском, разбившим на осколки тишину зала, Ледяная Скорбь опустилась вниз. Лед треснул на мелкие кусочки, разлетевшиеся по сторонам. Артас поднял руки, чтобы защитится, но осколки обошли его стороной. От заключенного в тюрьму тела отлетели куски, и Король-лич закричал, подняв свои закованные в латы руки к небу. Дикий стон и треск раздались от стен пещеры и самого Короля, столь громко, что Артас закрыл обожженные болью уши. Казалось, будто сам мир разрывался на части. Вдруг то существо в доспехах, что было Королем-личом, разрушилось, как и его тюрьма, прямо на глазах у Артаса.

Внутри Ледяного Трона никого не было.

Лишь доспехи из черного льда, теперь разбросаные на верхушке шпиля. Пустой шлем подкатился к ногам Артаса, и его пробила глубокая дрожь.

Он все это время гнался за призраком. Был ли здесь вообще Король-лич? А если нет, кто же вытащил Ледяную Скорбь изо льда? Кто хотел освободиться? Может это он, Артас Менетил, все это время был заключен в Ледяном Троне?

Мог ли быть тот призрак, за которым он гнался… им самим?

Вопросы, которые скорее всего не найдут ответов. Но одно ему было ясно. Эти доспехи, как и Ледяная Скорбь, были предназначены ему. Закованные в перчатки пальцы почтительно схватили остроконечный шлем, и, закрыв глаза, он надел его на свою седую голову.

Его осенило силой, его тело напряглось, и он ощутил, что в него проникла сущность Короля-лича. Она проникла в его сердце, остановила дыхание, заструилась по венам, пронеслась сквозь него как приливная волна, холодная и могучая. Его глаза были закрыты, но он видел, он видел многое – все, что когда-либо видел, знал и делал Нер’Зул, орк и шаман. На миг Артасу показалось, что он завладеет им, что Король-лич заманил его сюда лишь чтобы завладеть его телом. Он приготовился к поединку, наградой за который будет его тело.

Но поединка не было. Только смешение, единение. Ледяная пещера и все вокруг него стали рушиться. Артас едва замечал это. Его глаза смотрели вперед сквозь закрытые веки.

Его губы зашевелились. Он сказал.

Они… сказали.

– Теперь… мы – едины.

Синие и белые краски затуманили видение Артаса в его сне. Холодные, чистые цвета рассеялись, сменились на теплые тона дерева и света огня и факелов. Он поступил так, как и обещал; он вспомнил свою жизнь, все, что совершил прежде, вновь повторил тот путь, что привел его на седалище Ледяного Трона и к этому глубокому, очень глубокому сну.

Однако казалось, что сон еще не закончен. Он вновь восседал во главе длинного, искусно гравированного стола, который занимал большую часть этого иллюзорного Великого Зала.

И те двое, что были так заинтересованы в его сне, все еще были здесь, наблюдая за ним.

Орк слева от него, пожилой, но до сих пор могущественный, изучал его лицо, а затем заулыбался, мимикой растягивая изображение белого черепа, нарисованное на его лице. И мальчик справа от него – чахлый, болезненный мальчик – выглядел даже хуже, чем его запомнил Артас перед тем, как погрузился в сон воспоминаний.

Мальчуган облизнул растрескавшиеся бледные губы и вздохнул, будто собираясь говорить, но именно слова орка первыми нарушили тишину.

– Будет гораздо больше, – пообещал он.

Видения наполнили разум Артаса, смешиваясь и накладываясь друг на друга так, что в этом мелькании будущее переплелось с прошлым. Армия людей верхом на лошадях, несущая флаг Штормграда… сражающаяся бок о бок с, а не против, воинами Орды, восседавших на рычащих волках. Они были союзниками, вместе атакуя Плеть. Сцена сдвинулась, изменилась. Теперь люди и орки сражались друг с другом, – и нежить, выкрикивающая приказы и сражающаяся по своей собственной воле, стояла плечом к плечу с орками, странными быколюдами и троллями.

Кель’Талас не повержен? Нет, нет, ведь там был шрам, который оставили он и его армия, – но город был отстроен заново…