Было темно. Очень темно. На небе не было видно ни луны, ни звёзд. Но в Зоне это было нормально. Ночью снорк выходил на охоту. Именно эту часть суток он любил больше всего. Ночью у него было преимущество перед его врагом — человеком. Люди, как и снорк, видят ночью очень плохо. Но у снорка было невероятное обоняние и острый слух. Фонарики и приборы ночного виденья не восполняли это преимущество.

Люди, как правило, ночью передвигались группами, наивно полагая, что это их спасёт. Снорк, вопреки всеобщему убеждению, был разумным существом, поэтому он прекрасно знал, что в группе новичков (а ночью, как он убедился, редко ходит кто-нибудь другой) легко посеять панику. А паника, как известно, обрекает всю группу на верную гибель.

Конечно, когда-то снорк тоже был человеком. Но вспоминать это ему не хотелось. Быть полноценным зверем и не придумывать глупые оправдания было лучше, чем лгать себе и остальным, как это делали люди, совершая порой поступки даже хуже, чем он.

Снорку не хотелось быть грязным, полуразлагающимся существом. Он ещё смутно помнил себя в приглядном виде. Его лицо с тех пор превратилось в безобразие. Волдыри и язвы, раны и гной, облезлая кожа. Однако, то, что было у снорка снаружи, у человека зачастую таилось внутри. Благо, что старых противогазов по всей Зоне было навалом, и лицо было удобно спрятать под резиновой маской. К тому же, в рваном противогазе с ошмётками шланга снорк для людей выглядел более устрашающе, что давало немаловажное психологическое преимущество.

Снорки, ещё тогда, когда Зона только родилась на свет, пытались хоть как-то взаимодействовать с людьми. Несмотря на частичную способность говорить, они всё же пытались передать смысл обращения жестами и даже пробовали писать пальцами на песке слова. Но человек не то существо, которое позволит кому-то жить с собой на равных. Снорку было обидно, что когда-то он был таким. Люди не стали ни в чём разбираться и просто начали снорков убивать.

Да, возможно они не поняли намерений мутантов. Хотя, сам снорк считал, что они и не хотели их понять. Людям была противна сама мысль, что это безобразие когда-то было таким же человеком, как и они сами. Легче было назвать снорков зверьми, тем самым оправдывая свою жестокость по отношению к ним. Люди хотели, люди получили. Снорки стали зверьми.

К скоплениям сталкеров мутант подбирался очень редко. Но ностальгия по былым временам всё же закрадывалась ему в душу. Хотя уже и перестал понимать слова, он испытывал приятный трепет при их произношении. Он разрывался между ненавистью к людям и привязанностью к ним. Хотел почувствовать себя в компании, потому что снорки в компании не собирались никогда.

На Дикой Территории нечасто по ночам засиживались сталкеры, но это порой случалось, когда вещей много, а в темноте идти к бару не хотелось. Как правило, люди обосновывались прямиком на старых железнодорожных путях. Хотя место было открытым, вокруг расположилось полчище аномалий. Снорку пришлось долго плутать, чтобы найти дорогу через «электры» и «трамплины» незаметно для людей. Но уже вскоре он подобрался на расстояние прыжка до вагона, у которого и заседали сталкеры. Что-что, а прыгать снорки умели далеко и высоко.

С крыши вагона было удобно наблюдать за людьми. Четверо сталкеров грелись у костра и о чём-то оживлённо беседовали. Снорк с интересом за ними наблюдал. Тут были и двое часовых, выставленных для обнаружения врагов, будь то человек или мутант.

Удобно устроившись на вагоне, одинокий снорк стал вслушиваться в человеческие слова, понимал из которых он лишь малую часть. Сняв с лица противогаз, порождение Зоны прижалось порванной щекой к вагону. Приятный холод заставил на миг забыть обо всём на свете. Учёные заблуждались в том, что снорки не чувствуют боли. Холод вагона или режущая боль сталкерского ножа — всё это отчётливо ощущалось. Только к боли мутанты давно привыкли и полностью её игнорировали.

А сейчас снорк лежал, прижавшись к крыше вагона, наслаждаясь минутами спокойствия и слушая речь сталкеров.

— Глаза слипаются. Поспать бы.

— Ну так и спи.

— Ага. Чтобы кто-нибудь меня съел?

— Да кто тебя съест? Куроша с Потапычем стоят на стрёме. Сюда никто не проберётся.

— Уговорил. Но только вздремну. А лучше после музыки.

Слово «музыка» ещё не позабылось бывшему человеку. В голове его быстро щёлкнул выключатель, и он приподнял голову, чтобы посмотреть на происходящее внизу.

А внизу один из сталкеров уже держал в руке гитару. Странно, что кто-то ещё носит её с собой. Особенно на Дикой Территории. Хотя, возможно сталкеры просто подобрали её у трупа какого-нибудь безнадёжного романтика. Однако причина появления тут гитары снорка волновала меньше всего. Он просто хотел услышать звуки своего прошлого.

Музыка, донёсшаяся до ушей снорка, была ему смутно знакома. Но, как он не мучился, вспомнить так и не смог. Он и без этого сейчас был счастлив. Слышать звуки музыки — большая редкость для снорков. Многие боялись подходить к сталкерам, а нападали тогда, когда те передвигались. Многих убивали при попытке подойти поближе. А многие настолько одичали, что уже не могли узнать ни человека, ни его слов, ни его творений.

Снорк обо всём забыл. В этот момент подул ветер, и противогаз упал с вагона. Сталкеры ничего не услышали, но теперь приходилось ждать их мирного сна. Искать новый противогаз было просто лень. Она осталась у него с прошлой жизни.

Наконец, музыка замолчала. Сталкеры улеглись на свои рюкзаки и попытались погрузиться в чуткий неглубокий сон, но храп, доходивший до ушей снорка, говорил об обратном.

Медленно спустившись на землю, он стал вынюхивать упавший противогаз. Хотя у сталкеров тоже были противогазы, ничто не сравнится по запаху со старым, рваным и грязным, но всё-таки родным, своим и знакомым.

Наконец, он увидел его. Старый противогаз мирно лежал в полуметре от спящего сталкера с гитарой. Аккуратно и беззвучно снорк подкрался к человеку и тонкими облезлыми пальцами подцепил своё сокровище.

Не устояв перед соблазном, он всё-таки протянул руку к лежащей гитаре. Старое ощущение от прикосновения к струнам вызвало у мутанта замешательство. Не став ждать, пока его заметят, он ретировался на вагон. Свесив ноги со старыми рваными армейскими ботинками, он взял гитару удобнее.

— Положите гитару на место, ребята, — послышался сонный голос сталкера, когда снорк нечаянно задел пальцем струну. — Расстроите же.

Но снорк его слов не понял. Да и понял бы, не отдал. Медленно переставляя пальцы по струнам, он пытался припомнить хоть какую-нибудь комбинацию. И аккорды постепенно стали всплывать в памяти. Чтобы не забыть мельтешившие в голове аккорды, снорк начал проигрывать их сначала в голове, а потом и на гитаре.

Это было неслыханное дело, чтобы снорк осмелился воспользоваться человеческими бытовыми предметами при самом человеке, но снорк в этот момент не думал ни о чём. Он был поистине счастлив. Знакомая музыка нежно ласкала облезлые уши и проникла сквозь звериную душу. И получалось у снорка на удивление лучше, нежели у хозяина гитары. Может, он когда-то был гитаристом? Наверное, он и сам не помнил этого. Он вообще ничего не помнил с прошлой жизни, которую оставил вне Зоны.

— Бобр, — послышался сонный голос. — Мне через час дежурить. Дай поспать. Я, конечно, понимаю, что ты хочешь попрактиковаться в мастерстве, но это лучше сделать утром в баре.

— А? Я только что спал, блин. Это не я играю.

Снорк увидел, что сталкеры внизу зашевелились. Но сейчас ему было всё равно. Он снова на миг стал своим злейшим врагом. На глаза его навернулись слёзы. В душе сделалось неспокойно. Ведь он — снорк — играл на гитаре. Никто из снорков этого не делал, а он — играл…

Сталкеры минуту глядели по сторонам, но потом, видимо отойдя ото сна, догадались посмотреть вверх. Направив луч света на снорка, компания затаила дыхание и наблюдала за феноменом Зоны. Для них это было необычно. Аномалии, не подчиняющиеся законам физики и химии, мутанты, не подчиняющиеся законам биологии и анатомии, ландшафты, порой не подчиняющиеся законам геологии — всё это обычная рутина. Но тут — чудо. А снорк не обращал внимания и полностью отдался музыке.