Если только не думают, что это не их ребенок…

— Вот он, Рианон! Какой он красивый!

Красивый — вопящий, завернутый в пеленку, все еще мокрый и скользкий, и сморщенный! Она засмеялась, взяв его, и что-то нахлынуло на нее, какое-то чувство, такое глубокое, что она содрогнулась и задрожала и почувствовала сразу же некое благоговение и любовь.

— Рианон, ты должна опять тужиться, — сказала ей Эрин. — Послед должен выйти. Дариа, возьми у нее ребенка. Рианон снова его скоро получит.

Она послушалась свекровь, не думая больше о боли. Ей настолько не терпелось снова взять сына, что она послушно сменила рубашку, дала переменить постель и блаженно потянулась к младенцу. Эрин велела ей дать ему грудь на несколько минут, и крошечные губки стали сосать с такой силой, что она растерялась.

Она сильно полюбила младенца. Очень сильно. Почти так же, как она полюбила его отца, несмотря на все свои протесты. Но ребенка она могла любить без страха, в то время как Эрика…

Он дарил ей страсть, защиту, огонь своих чувств в темной ночи. Но он не делился с ней мыслями, своими секретами и своим сердцем.

Пожалуйста, Господи, пусть он полюбит этого ребенка! — подумала она, а потом, утомленная, уснула.

Путь домой казался бесконечным, и все-таки в конце концов перед ним выросли стены Дублина. Рога возвестили их возвращение, и вскоре процессия бесчисленных воинов проследовала через двор замка. Число их уменьшилось, потому что Найол остался в Таре со своими сыновьями и со своим войском, а часть тех, кто пошел на войну добровольно, возвратились по домам.

И все же во дворе царила суматоха. Его мать стояла на ступеньках, чтобы приветствовать отца. Она была похожа на девушку — красивая, свежая и молодая, когда ждала своего хозяина, как делала это много раз. Но только тогда, когда она кинулась навстречу, золотоволосый муж схватил ее на руки. Эрик разглядел, что в руках она с осторожностью держит какой-то сверток.

Стремительно спешившись и передав поводья мальчишке-конюху, он кинулся к родителям. Подбежав к Эрин, он споткнулся, и она повернулась, глаза ее широко раскрылись, а потом она улыбнулась и поздоровалась с ним.

— Эрик! — Свободной рукой она схватилась за него и поцеловала его в щеку, и он наконец обрел дар речи:

— Мама! Мама! Это…

— Конечно, Эрик! — Смеясь, Эрин покачала сверток на руках и откинула уголок одеяла с лица. — Ему уже десять дней от роду, и мы назвали его Гартом, потому что не знали, когда ты вернешься. Рианон колебалась, называть ли ребенка без твоего согласия, но это имя ее отца и я…

— Гарт! Это — мальчик!

— Эрик, я же сказала «он», — рассмеялась Эрин. — Возьми его.

Он взял ребенка на руки, бормоча:

— Мергвин! Этот старый друид сказал, что будет мальчик!

У него дрожали руки, когда он пытался рассмотреть ребенка. Он пошел, поспешно направляясь к входу в дом. Новость разнеслась среди возвращающихся людей. Раздались радостные возгласы, и Эрик повернулся, улыбаясь, подняв руку, благодаря своих людей. Он смотрел на своего сына, на его огромные голубые глаза, на почти платиновые волосы, такие светлые, но достаточно густые. Ему десять дней. Казалось, его сын изучал его с равным любопытством. Его сын.

Эрик остановился, посмотрев назад на Эрин.

— Мама, Рианон…

— С ней все в порядке, она чувствует себя хорошо и сейчас спит. Я услышала звуки труб, но не разбудила ее, потому что она спит очень чутко и пока легко устает. Прошло всего десять дней, как видишь, и младенец не спит по ночам.

Он улыбнулся и кивнул. Эрин подошла к нему и гордо коснулась щеки младенца, а потом повела Эрика в дом.

— С ней и правда все в порядке.

Пока Эрин говорила, ребенок смотрел, не спуская глаз с Эрика, сучил своими крошечными кулачками в воздухе, а потом разразился сильным плачем. Эрин засмеялась.

— Он не только похож на тебя, он даже кричит так же громко, как ты! Отнеси его матери, он проголодался.

— Правда? — спросил Эрик. — Ну, я рад, если это так, а то я уж подумал, что ему просто не понравилось мое лицо.

Он поцеловал мать в щеку и широким шагом поспешил в замок вверх по длинной лестнице. Он распахнул дверь, как раз тогда, когда Рианон поднималась с постели. Она была в белом, окутанная пламенем волос, ее глаза припухли и были захватывающе манящими и пронзительно невинными одновременно, когда ее взгляд упал на него. Они расширились как серебряные блюдца, и она прошептала удивленно его имя:

— Эрик!

Он шагнул к ней, кладя ребенка рядом и хватая ее руку для поцелуя, прежде чем впиться в ее губы. А потом ее глаза снова смотрели на него, широко раскрытые и блестящие. Печальная, застенчивая улыбка коснулась ее губ, и она взволнованно спросила:

— Он тебе нравится?

— Нравится? Я обожаю его. И благодарю тебя от всего сердца.

Она быстро опустила ресницы, потому что в ее глазах заблестели слезы. Он приподнял ее подбородок и требовательно посмотрел в глаза.

— Что случилось? Чего ты ожидала?

Она сильно побледнела и попыталась вырваться, но он не позволил.

— Рианон, я хочу знать, какие мысли возникли в твоей голове.

— Я… я боялась, — прошептала она.

— Кого? Меня?

Она опустила ресницы, не повинуясь его требованию. А он улыбнулся и подсчитал дни, и действительно прошло точно девять месяцев со дня их свадьбы.

Он запустил свои пальцы в ее волосы, повернул ее лицо к себе и прильнул к ее губам с удивительной страстью, которая заставила ее глаза широко раскрыться и поймать его взгляд.

— Моя дорогая жена, я все время знал, что в ту ночь я овладел девушкой. Что же заставило тебя принимать меня за глупца так долго?

Она вспыхнула и освободилась от его прикосновения. Посмотрев на ребенка, она почувствовала, что начинает злиться.

— Ну, ты ведь не заметил ничего, когда я забеременела!

Он пожал плечами, усмешка на его губах разрывала ее сердце и вызвала волнение в груди.

— Боюсь, любовь моя, я лучше разбираюсь в вопросах пола, но совершенно не привык вынашивать ребенка в своем чреве. Рианон, у нас получился сын. Боже, это же великолепно!

— Гмм! — раздался голос от двери. — У нас получился сын! Уж твоего труда здесь было и не так много. И, судя по словам Рианон, в тот момент тебе бы следовало утонуть в море за то, что ты принял в этом участие!

Эрик повернулся и увидел свою сестру Дарию, стоящую там с улыбкой на лице. Он встал и схватил ее, когда она бросилась в его объятия и стала целовать. Из глаз ее лились слезы.

— О Эрик, я так благодарна Богу, что вижу тебя дома живым и здоровым!

— Я тоже благодарен за то, что я здесь, — сказал Эрик, прижимая ее к себе. А потом он взглянул на жену. — Значит, мне бы следовало утонуть в море?

Она страшно покраснела, а Дариа рассмеялась.

— Я вернусь за Гартом, Рианон, когда вы оба расставите все точки над «и», оставляю вас одних на несколько минут.

Она ушла, и некоторое время они молчали. Потом Гарт снова начал кричать, и Рианон, покраснев, сказала, что он проголодался. Она расстегнула рубашку и дала его маленькому требовательному ротику грудь. Он жадно стал сосать, причмокивая. Эрик засмеялся. Забыв о своих покрытых пылью дорожных одеждах, он улегся рядом с женой и почувствовал тепло и усталость, которые тихонько прокрадывались в него. Вот оно, подумал он. Мир и счастье, по крайней мере, видимость этого, то, к чему стоит стремиться. В нем поднялась буря чувств, желание защитить их от всех невзгод — и сына, и Рианон, страстно и нежно. Ничего не было прекраснее в жизни, чем вид его жены, укачивающей на руках ребенка.

Пока она кормила ребенка, он коснулся ее щеки.

— Тебе и вправду хотелось, чтобы я канул в пучину моря? Ты действительно молилась, чтобы меня настиг боевой топор?

Она не сводила глаз с сына.

— Ты не понимаешь, Эрик. Я не вполне сознавала, что говорила в тот момент.

— Это было так больно?

— Это было ужасно! — ответила она, а потом улыбнулась и обратила, наконец, свой взгляд на него. — Но это стоило того! О Эрик, он стоит… всего на свете! Всего!