— Ну, — промолвил доктор, — в целом вы были очень хорошим пациентом. Вы держали повязку на глазах… сегодня у нас двадцать первое… да, целую неделю.

— Но… — начал Билл.

— Я все знаю, мистер Херст! — В голосе невидимого доктора слышался неподдельный интерес к больному, что всегда является даром Божьим. — Для вас было подлинной пыткой то, что до сегодняшнего дня вам не разрешали задавать никакие вопросы. Но на то имелись веские причины. Мне пришлось держать вас на опиатах три ночи подряд.

— Неужели дела были настолько плохи?

— Нет, — усмехнулся доктор Пардонер. — Но это помогло. Впрочем, действие снотворных давно прекратилось. У вас превосходный аппетит, и если со зрением будет все в порядке, когда мы снимем повязку, то можно считать, что вам повезло. Вы готовы снять бинты?

— Готов ли я? — Билл чувствовал себя настолько отдохнувшим, что надеялся сразу решить все проблемы, если только ему удастся собрать воедино фрагменты воспоминаний о пережитом кошмаре. — Говорите, сегодня 21 июня? — спросил он. На этот вечер у него были определенные планы в отношении Хэтто и Гейлорда Херста. — Я вижу через повязку свет в комнате. Но я долго спал. Сколько сейчас времени?

— Девятнадцать двадцать, — ответил доктор Пардонер. — Ваша ночная сиделка прибыла в семь. Хотите увидеть мисс Конуэй, мистер Херст?

— Еще бы! — воскликнул Билл. — Я просто мечтаю об этом!

— Интересно, почему? — весьма холодно осведомилась мисс Конуэй. — Уверена, что мистеру Херсту и без меня есть на что посмотреть.

— Тем не менее, мисс Конуэй, если вы не против, опустите шторы. А вы, мой дорогой сэр, сядьте прямо и смотрите вниз.

Биллу казалось, что прошла целая вечность, прежде чем сняли повязку.

— Отлично! — с удовлетворением заметил доктор Пардонер. — Ни следа ожогов на висках.

Почувствовав исчезновение последнего слоя марли, Билл осторожно приоткрыл глаза. Болезненных ощущений не было, а зрение постепенно прояснялось. Очень медленно он поднял голову.

На другом краю дивана Билл разглядел шапочку медсестры, под которой виднелись рыжие локоны. У мисс Патриши Конуэй было симпатичное круглое личико с легкой россыпью веснушек и веселыми карими глазами. Билл улыбнулся ей, и личико сразу же приняло строгое и надменное выражение.

— Думаю, пациент больше не нуждается в уходе, доктор, — сказала сиделка.

Доктор Пардонер, маленький толстый человечек, довольно поблескивал глазами под стеклами очков в роговой оправе.

— Вы выглядите более-менее так, как я представлял, — обратился к нему Билл и снова посмотрел на сиделку: — А вот вы оказались в сто раз красивее!

Мисс Конуэй высокомерно отвернулась, однако даже по ее затылку было видно, что слова Билла отнюдь не были ей неприятны.

— Дадим глазам привыкнуть, — сказал доктор, — прежде чем я осмотрю их при свете. Полагаю, вы хотите задать мне несколько вопросов?

— Несколько?! — воскликнул Билл. — Да у меня целый миллион вопросов! Но нигде не сказано, что человек, пробывший слепым целую неделю, не может насладиться сигаретой. Не будете ли вы так любезны, мисс Конуэй, дать мне одну?

Мисс Конуэй вставила ему в рот сигарету, чиркнула спичкой и быстро отошла, чтобы скрыть улыбку.

— Прежде всего, — снова обратился Билл к доктору, — видели ли вы книгу, которая была у мистера Чивера?

— Да. Мистер Чивер позвонил мне.

— Тогда какой яд был на этих чертовых лезвиях?

— Мистер Херст, на них не было никакого яда.

— Что?!

— Фактически, — продолжал доктор, — это едва не направило нас по ложному следу. К счастью, я сталкивался с несколькими подобными случаями, и когда помещение проверили специальной аппаратурой… — Взяв кочергу, стоящую у камина, он постучал ею по крышке пишущей машинки Билла. — Давно вы пользуетесь этой машинкой, мистер Херст?

— Я пользовался ею только один раз, неделю назад — в первый день прибытия сюда. Печатал несколько часов во второй половине дня.

— Это все объясняет!

— Но каким образом меня могли отравить с помощью пишущей машинки?

— Клавиши были смазаны радиевой пастой.

— Радиевой пастой?

Доктор Пардонер взмахнул кочергой, словно учитель — указкой.

— Специалист… Надеюсь, вы не возражаете, что я пригласил его?

— Разумеется, нет.

— Метод не нов. В книге Дж. С. Гудвина «Случайные сведения на криминальную тему» вы найдете описание сходного происшествия в Чехословакии перед войной. Ревнивый мужчина задумал отомстить машинистке, не убивая ее, но причинив ей немалый вред. Радиевая паста все еще используется в коммерческих целях, но ее действие настолько слабо, что на нее можно смотреть целыми днями без всякого ущерба для глаз. Ее следует наносить на белые клавиши — тогда она не видна. К тому же паста нечувствительна при прикосновении, когда высыхает. Вред причиняют ожоги, наносимые пальцами. Машинистка, в течение нескольких дней подвергавшаяся воздействию пасты, не умерла, но перенесла весьма неприятный опыт.

Мисс Конуэй больше не могла сдерживаться:

— Мистер Херст пользовался машинкой только полдня. Он говорил вам и доктору Лэмберту о своей привычке тереть пальцами глаза и виски. Паста не успела глубоко проникнуть в систему кровообращения через порез на пальце, а симптомы были настолько очевидными, что врачи сразу распознали их.

— Эта штука не опасна, — сказал доктор Пардонер, указывая кочергой на машинку, — но лучше не снимайте футляр. Хотя я советовал бы вам избавиться от нее. Вообще я предпочел бы… э-э… знать об этом поменьше.

— Да. Понимаю.

— Дело в том, — продолжал доктор, глядя в потолок, — что мне пришлось сообщить о происшедшем в полицию. Сначала возникла неразбериха с вашим именем. Мистер Чивер настаивал, что вас зовут Уильям Досон. Я так и сказал полицейским, хотя впоследствии получил иные сведения. Коль скоро все утверждали, что вы привезли машинку из Америки, я предположил, что вы стали жертвой грубой шутки вашего друга по ту сторону океана. Полицейский офицер сразу утратил к вам интерес. Больше он вас не потревожит.

— Спасибо, — кивнул Билл. — Эта история — следствие личной неприязни.

— В то же время, — доктор Пардонер нахмурил брови, — мы с доктором Лэмбертом самостоятельно провели скромное расследование. Ко всем предметам вашего багажа, включая шляпу, которая вам не подходит, прикреплен ярлык БОАК — за исключением пишущей машинки. Доктор Лэмберт считает, что белые клавиши, которые явно не относятся к этой машинке, могли установить здесь.

Билл посмотрел на столик с пишущей машинкой. Он впервые заметил, что над ним висит акварель, изображающая венецианский Большой канал, от которой тянется вертикально вниз почти невидимый кремовый шнур.

— К сожалению, — снова заговорил доктор, — и портье, и мальчик по имени Томми настаивают, что никто не входил в дом с каким-либо багажом, кроме коммивояжера с саквояжем, проживающего на этом этаже, и старого джентльмена с чемоданом, живущего этажом выше. Боюсь, что вестибюль пустовал значительное время. Любой мог подменить клавиши… Нет, больше я не желаю об этом слышать.

Он подошел к Биллу:

— А теперь окончательное обследование при свете — и можете считать себя здоровым.

Включив настольную лампу, доктор Пардонер направил свет вниз и надел на голову какой-то аппарат с большим круглым рефлектором спереди.

— Хм! Превосходно! — сказал он, направив тонкий луч света из рефлектора в глаза Биллу. — Вы много читаете, не так ли?

— Очень много.

— А вы когда-нибудь подумывали об очках для чтения?

— Я их терпеть не могу!

— Многим не нравятся очки, — усмехнулся доктор. — Но уже давно изобрели маленькие небьющиеся линзы, тонкие, как бумага, которые вставляются под веки, оставаясь незаметными для окружающих. Если вам неприятен вид очков…

— Дело не в том. У меня были очки для чтения, но я вечно их терял.

— Это все рассеянность. Будь вы менее рассеянным, видели бы гораздо лучше во многих смыслах. — Доктор Пардонер похлопал его по спине и спрятал аппарат в черный чемоданчик. — В любом случае вы в достаточно сносном состоянии и больше не нуждаетесь в докторах и сиделках. Пока я мою руки, мисс Конуэй расскажет вам о сообщениях, телефонных звонках и прочем. А также, — добавил он с усмешкой, выходя из комнаты, — о тех ужасных вещах, которые вы говорили во сне.