– Проводить вас домой? Я очень хочу. Но, Риппл, я с вашим братом… Он был очень любезен… Мередит здесь.

– Хэлло, Риппл! Послушай… – раздался голос Джеральда. – Наконец-то мы добрались до тебя. Это было нелегко. Вот, я хочу тебе представить… Мои друзья. Это мистер…

Он пробормотал ряд имен, из которых Риппл не расслышала ни одного.

– Послушай, дорогая моя, ты не видела Виктора? Он, кажется, устал стоять здесь, без конца тебя ожидая. Вот он здесь.

Виктор? При этом имени Риппл вздрогнула. Виктор Барр? Конечно, он должен был прийти сюда, чтобы отвезти ее домой. А она забыла о нем.

Да, этот вечер страха и триумфа на мгновение заставил ее совершенно забыть о человеке, за которого она собиралась выйти замуж. Не было ли тут еще чего-то? Не предстояло ли ей беседовать с ним о чем-то сегодня, после спектакля?

Риппл слишком устала, чтобы об этом думать. Девушка смущенно сказала: – Ну, конечно, Виктор… – и оглянулась. Он стоял рядом, его крупная темная фигура возвышалась над ней. Она услышала его голос:

– Вы здесь, Риппл? Ну, теперь так поздно, что лучше мне больше не ждать. Я уйду и приду к вам завтра утром. – И все это безразличным, отталкивающим тоном, самым неприятным, какой она только слышала от своего жениха. Затем более мягко, как бы желая сгладить свою нелюбезность, он добавил: – Вы ничего не имеете против, дорогая? Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, – смущенно сказала Риппл ему вслед. Имеет ли она что-нибудь против? Конечно, нет! Она была ему очень благодарна за то, что ушел.

«Дорогая?» Почему такой тон? И ни единого слова ободрения, поздравления, похвалы – ведь она с честью вышла из трудного испытания. Все осыпали ее похвалами. Только один Виктор грубо обошелся с ней. «Намеренно ли он это сделал?» – изумленно думала Риппл.

Она не понимала, как глубоко был задет он сам. Ибо капитану Виктору Барру довелось жить в переходную эпоху, к которой подобные ему молодые люди ни умом, ни душой не приспособлены. Он принадлежал к человеческому типу, сформировавшемуся в совсем иных условиях и потому упорно ищущему те же условия в перевернутом вверх ногами мире. Этим людям свойственно твердо укоренившееся представление о будущей жене. Но где ее найти? Идеальную, по их мнению, женщину можно встретить только среди матерей предшествующего поколения. Она всецело посвятила себя своему супругу и господину и ни о чем не думает, кроме собственных детей, вишневых садов и счастливого домашнего очага.

Даже климат изменился со времен молодости их матерей, не говоря уже о домашнем быте. Все меняется вокруг, а значит, должна стать иной и натура людей, похожих на Виктора Барра. Они страдают, не находя в девушках своего поколения качеств, присущих поработавшим раньше девушкам.

Виктор мог бы стать прекрасным возлюбленным и идеальным мужем для девушки, которая была бы вторым изданием миссис Барр – так же расточительна, мило капризна и полностью зависима от него. Такие, как он, стремятся к главенствующему положению в доме. Если бы женщины их семьи занимали первое место и обладали той властью, которую дают деньги и успех, их мужское самолюбие было бы глубоко задето. В вечер триумфа Риппл что-то в глубине души ее жениха протестовало против успеха девушки, и он не смог ее поздравить.

Итак, Риппл стояла у артистического подъезда с братом и его друзьями. Из их слов она уловила только, что они намеревались пригласить ее куда-то ужинать. Балерина стала извиняться, что не одета и что уже поздно. Под конец она пробормотала: – Джеральд, я устала. Усади меня в такси.

– Нет, пожалуйста, позвольте мне подвезти вас. Мой автомобиль стоит здесь, позвольте мне, – умолял один из спутников Джеральда. – Обещаю вам, мисс Мередит, что не буду разговаривать.

Всю свою жизнь Риппл будет испытывать благодарность к этому тактичному молодому человеку, который в полном молчании быстро довез ее до дома № 39. Стив Хендли-Райсер исчез так же, как Виктор Барр.

И когда люди, аплодировавшие новой звезде, вышли из театра и отправились кто на танцевальные вечера, кто ужинать или пройтись по паркам, Риппл, наконец одна, вернулась к себе домой. Она сняла шляпу, сбросила туфли и села на край постели, чтобы сделать над собой последнее усилие и раздеться.

Но она не смогла этого сделать. Обессиленная усталостью, девушка упала на подушки и сразу же погрузилась в глубокий сон. Несколькими минутами позже, как показалось Риппл, раздался резкий стук в дверь. Она неохотно открыла глаза. Яркий солнечный свет бил в окно, падая желтыми пятнами на стены ее комнаты и синими бликами на звездный потолок.

Утро? Уже? Стук в дверь стал более резким. Отлично! Это, конечно, горничная-француженка с завтраком для нее. Риппл зевнула и села в постели, удивляясь, что на ней все еще ее дневное платье. Еще больше она удивилась, увидев, кто вошел. Это был Виктор Барр, державший в одной руке свою серую шляпу с черной лентой, трость, перчатки и пачку газет.

– Виктор? – его невеста вскочила в чулках, без туфель, и схватилась обеими руками за свои растрепанные стриженые волосы.

– Ты… Как… Который теперь час?

– Половина одиннадцатого, – сказал он.

По его тону она поняла, что с ним что-то происходит. Он в плохом настроении?

– Половина одиннадцатого? Значит, я… ты уверен, что так поздно?

Она взглянула на него, но Виктор не смотрел на нее. Затем бросил быстрый взгляд и отвернулся.

– Ты остригла волосы.

– Да, я… Тебе не нравится?

Он пожал своими широкими плечами.

– Садись, – проговорила Риппл. – Я не представляла себе, что так поздно, Виктор. Ты уже завтракал, конечно?

– Да.

– Я, кажется, не завтракала. То есть я действительно не завтракала. Должно быть, как была, так и уснула. Никогда еще не чувствовала себя такой усталой.

– О! – произнес Виктор.

Что, что с ним? Он был не просто в плохом настроении, в нем кипело молчаливое бешенство. Что-то скрывалось за его молчанием. Тут Риппл начала припоминать. Был вчерашний вечер – она пока отбросила мысль о том, что произошло вчера вечером. Теперь здесь Виктор. Конечно! Так как он не смог переговорить с ней вчера, то пришел сейчас. Это тот же вопрос о замужестве или балетной карьере…

О да…

Все эти доводы за и против, сцены с Виктором все по тому же поводу… Завтрак с ним у Биркли, когда он потребовал, чтобы она нарушила контракт! Беседа с Мадам у нее дома…

Риппл вспомнила обо всем этом. И ей, еще не пришедшей в себя и сонной, необходимо было теперь приготовиться к борьбе.

Виктор или балет? Перед ней был Виктор. Она посмотрела на него. В то утро он производил неважное впечатление. Жених Риппл не сел – он стоял и смотрел на нее, Недовольное и озлобленное выражение лица лишало его природной привлекательности и делало, по меньшей мере, на пятнадцать лет старше. У нее мелькнула мысль, что именно так он будет выглядеть после того, как женится и жена его чем-нибудь рассердит…

«Как, – думала Риппл, – как он не может понять, что мне неприятно с ним разговаривать сейчас, когда я еще не умылась, не причесалась и не выпила чашки чаю, а мне этого хочется больше всего на свете! Я позвоню, чтобы подали. Нет, не надо. Выслушаю сначала, что он скажет. Неужели даже теперь он ничего не скажет и не порадуется вчерашнему событию?»

Он начал: – Я хочу кое о чем побеседовать с тобой, если можно.

– Отлично. Если ты ничего не имеешь против и подождешь на лестнице, пока я оденусь, Виктор, я могу выйти с тобой, и мы поговорим.

Сердце у нее упало при мысли о том, что придется еще разговаривать с Виктором, который так себя ведет. Один его вид говорил о том, что тут не могло быть счастья ни для кого из них: не чувствовалось ни взаимного понимания, ни дружеского отношения.

Ее проблема, собственно говоря, была уже решена. Оставался еще вопрос о семье и карьере вообще.

«Но может ли семья дать счастье? – думала Риппл. – Может ли она заменить мужчине или женщине то, от чего они ради нее отказываются, к чему стремятся?» – Смутно, но безошибочно угадывала новая прима-балерина эту истину. Она не была для нее откровением, связанным со вчерашним успехом. Ей следовало бы знать это уже давно… Но теперь, когда все произошло так неожиданно, придется все объяснить Виктору. Риппл охватило сильное смущение. Как объяснить человеку, которого она когда-то действительно любила, не слишком больно задевая его? Он проговорил глухим голосом: – Я ненадолго задержу тебя; не думаю, чтобы мне имело смысл ждать. Хочу только спросить тебя по поводу вот этого.