Потом, в отличие от вчерашнего вечера, я полностью набрал номер Таффи на своем ручном аппарате без изображения.

— Да?

— Таффи, это Джил. У тебя выходные свободны?

— Конечно. Можно начать даже в пятницу.

— Отлично!

— Приходи ко мне в десять. У тебя там что-нибудь прояснилось с твоим другом?

— Да. Я был прав. Его убили органлеггеры. С этим делом покончено, виновные арестованы. — Я не захотел упоминать про глаз, тем более, что к пятнице все бинты уже снимут. — Насчет выходных — как ты смотришь на то, чтобы прогуляться по Долине Смерти?

— Ты шутишь?

— Нисколько! Послушай…

— Но там ведь так жарко! Там сухо! Там такая же мертвая пустыня, как на Луне! Ты ведь сказал — Долина Смерти, не так ли?

— Сейчас там не жарко. Слушай… — и она выслушала меня до конца и похоже, что поверила.

— Я вот подумала, — сказала она после минуты молчания. — Если мы будем часто видеться друг с другом, то давай лучше договоримся сразу: никаких разговоров о работе. Хорошо?

— Прекрасная мысль!

— Дело в том, что я работаю в больнице. В хирургической. Для меня органические материалы для пересадки — предметы моей профессии, средство исцеления больных. Я далеко не сразу свыклась с этим и знать не хочу, откуда они берутся, а также ничего не хочу слышать об органлеггерах!

— Ладно, заключаем договор. Встретимся в пятницу, в десять.

Значит, она врач. Славно. Похоже, что выходные пройдут неплохо. Лучше всего иметь дело с людьми, которые подкладывают тебе сюрпризы.

Явился Бера с пинтой виски.

— Угощение мое! — твердо сказал он. — Спорить бессмысленно, потому что тебе все равно не дотянуться до своего бумажника.

Интерес к магии пробудила во мне одна девушка, когда я проходил курс антропологии. Звали ее Энн и она числила себя в знатоках белой магии, хотя мне так и не привелось увидеть, чтобы хоть одно произнесенное ею заклинание подействовало. Скоро она потеряла ко мне интерес и вышла за кого-то замуж, после чего и я к ней потерял интерес. Однако магия к тому времени стала темой моей курсовой работы по антропологии. Магия всецело овладела моим воображением.

Работу нужно было сдавать через месяц. Я исписал страниц сто конспектов, посвященных первобытной, средневековой, восточной и современной магии. Выражение «современная магия» относился к разным парапсихическим явлениям и тому подобному. Знаете ли вы, что некоторые африканские племена не верят в существование естественной смерти? Для них каждая смерть — это результат колдовства, и в каждом случае должен быть выявлен чародей и убит. Некоторые из этих племен, в сущности, вымирают благодаря бесчисленным разбирательствам случаев колдовства с сопутствующими им казнями.

Средневековая Европа во многих отношениях была ничуть не лучше, но европейцы вовремя спохватились. Я испробовал несколько способов вызова христианских и других демонов, из чисто исследовательских побуждений, и наложил на профессора Паулинга даосское заклинание, но у меня ничего не получилось. Миссис Миллер любезно позволила мне воспользоваться для своих экспериментов подвалом жилого дома.

С конспектами у меня все было в порядке, но сама работа не продвигалась. И я понимал, почему. Исходя из всего, что я узнал, мне нечего было по сути сказать оригинального ни по одному из интересовавших меня вопросов. Любого другого это не остановило бы (вспомните хоть того чокнутого, который пересчитал все буквы «и» в «Робинзоне Крузо»), но мне это не подходило. Но однажды вечером, в четверг…

Самые проклятые мысли приходят ко мне в барах. Эта была — само загляденье. Моя нетронутая рюмка осталась бармену вместо чаевых. Я бросился прямо домой и добрых четыре часа непрерывно печатал. Когда я кончил, было без десяти двенадцать, но зато теперь у меня был полный конспект моей работы, в основу которой легла по-настоящему новая идея в отношении христианского колдовства. Все это нужно мне было для того, чтобы претворить идею в практику. Я встал и потянулся.

И понял, что я должен попробовать, и немедленно.

Все необходимое находилось в подвале дома миссис Миллер. Большую часть я подготовил заранее. Пентаграмма на полу была исполнена двумя вечерами раньше. Я стер ее мокрой тряпкой — бывшим полотенцем, в которое был завернут деревянный брус. Мантия, особые свечи, листы бумаги с заклинаниями, новая пентаграмма. Работал я в полной тишине, чтобы никого не разбудить. Миссис Миллер относилась к моей работе с полным пониманием. Наклонности у нее были такие, что лет триста назад ее бы сожгли на костре. Но другим жильцам требовался спокойный сон. Ровно в полночь я начал творить волшебные заклинания.

Дойдя до четырнадцатого раздела, я впервые за всю свою короткую жизнь испытал настоящее потрясение. Совершенно внезапно в пентаграмме появился демон с телом, распростертым так, что руки, ноги и голова занимали все пять углов фигуры.

Я повернулся и бросился наутек.

— Вернись сюда тотчас! — взревел демон.

Я остановился на середине лестницы из подвала, повернулся и спустился вниз. О том, чтобы оставить демона в подвале жилого дома миссис Миллер, не могло быть и речи. Своим зычным, как труба, утробным басом он мог перебудить весь квартал.

Он зорко следил, как я медленно спускаюсь по лестнице. Если бы не рога, демон вполне мог бы сойти за обнаженного мужчину средних лет, обритого и выкрашенного в ярко-красный цвет. Но даже будь он человеком, вам бы страстно не захотелось водить с ним знакомство. Он явно был предназначен для совершения всех семи смертных грехов. Злобные зеленые глазки, огромный, как бочка, живот обжоры. Дряблые мышцы жалкого лентяя, лицо постоянно недовольного чем-то распутника, похотливые жесты и мысли… Рога у него были небольшие, но острые, до блеска отполированные.

Он подождал, пока я совсем спущусь.

— Так-то лучше. А теперь скажи, что это вас так долго сдерживало? Доброе столетие никто не вызывал демона.

— Люди забыли, как это делается, — ответил я. — В наши дни все считают, что вам положено появляться в нарисованной на полу пентаграмме.

— На полу? Так все ждут, что я появлюсь лежа на спине? — он был вне себя от бешенства.

Я задрожал. Моя гениальная догадка: пентаграмма — тюрьма для демонов. Но почему? Я подумал о пяти углах пентаграммы, о пяти крайних точках человека, расставившего руки и ноги…

— Так что же?

— Я сознаю, что в этом нет особого смысла, но не мог бы ты теперь исчезнуть?

Он удивленно посмотрел на меня.

— Вы очень многое подзабыли.

Без спешки и терпеливо, как ребенку, он начал мне объяснять, что непременно связано с вызовом демона.

Я слушал. Страх и безысходное отчаяние все больше овладевали мною, окружающие меня бетонные стены начали терять свои очертания. «Я подвергаю опасности свою бессмертную душу» — вот над этим я никогда всерьез не задумывался, если не считать чисто научного аспекта вопроса. Теперь же, оказывается, все стало гораздо хуже. Если послушать демона, так моя душа уже пропала. Она пропала в тот самый момент, как мне удалось верное заклинание. Я старался не выказывать страха, но это была безнадежная затея. Судя по огромным ноздрям демона, он наверняка должен был его учуять.

Демон закончил пояснения и ухмыльнулся, как бы приглашая обсудить подробности.

— Давайте-ка разберемся во всем этом еще разок, — сказал я. — У меня есть только одно желание.

— Какое?

— Если тебе это желание не понравится, мне придется подыскивать другое.

— Верно.

— Но ведь это нечестно.

— А разве здесь кто-то что-нибудь говорил о честности?

— И кроме всего прочего, это противоречит традициям. Почему никто не слыхал о сделках такого рода раньше?

— Это стандартная сделка, дорогуша. Сделки получше мы заключали с особо отмеченными. А у других не было времени болтать из-за этой самой оговорки в отношении двадцати четырех часов. Если они что-нибудь записывали, мы изменяли записанное. Мы располагаем властью над записями, в которых о нас упоминается.