— Привет! — поздоровалась она. — Спасибо за кофе. Ну, и как похмелье после торжественных поминок? О, понимаю. Как это было поэтично!

Верно, поэтично! Я вспомнил, как меня будто молнией озарило, когда снизошло вдохновение прибегнуть к предложенной Оуэном приманке с парящей сигаретой. Разве можно было лучше почтить его память, чем подцепить девушку с помощью этого фокуса?

— Верно! — согласился я. — Но ты, похоже, кое-что упустила. Фамилия Таффи?

— Не припоминаю. Она записала ее на…

— Чем она занимается, чтобы заработать на жизнь?

— Откуда мне знать?

— Какой веры она придерживается? Где она выросла?

— Черт побери! Полчаса назад ты с величайшим самодовольством размышлял над тем, насколько все мы, плоскоземельцы, стали безликими, кроме тебя. Так кто же такая Таффи, личность или подстилка? — Джули стояла, уперев руки в бедра и глядя на меня снизу вверх, как невысокая, но очень строгая учительница.

Сколько все-таки людей сидит в Джули? Некоторые из нас никогда не видали этой ее оборонительной стороны. Как страшна она в этом своем качестве! Случись это во время свидания, мужчина, который в тот момент находился бы с нею, остался бы импотентом на всю оставшуюся жизнь.

Но этого никогда не случалось. Когда замечание было заслуженным, Джули высказывала его откровенно. Все для того, чтобы разделить свои функции, но от этого принимать их было не легче.

Так же, как не было смысла доказывать, что это не ее дело.

Я пришел, чтобы просить Джули взять меня под свою защиту. Стоило мне потерять любовь этой девушки, самую-самую малость ее — и мой разум закрывался от Джули глухой стеной. А каким тогда образом она могла узнать, что я попал в беду? Каким образом она могла бы послать ко мне помощь? Моя личная жизнь именно была ее делом, ее единственной и самой важной работой.

— Я — как и Таффи, — возразил я. — Мне было все равно, кто она, когда мы повстречались. А теперь она мне нравится и, мне кажется, я ей нравлюсь тоже. Чего же еще требовать от первой встречи?

— Тебе лучше знать. Можешь припомнить другие свои свидания, когда вы могли проговорить всю ночь на диване просто из удовольствия получше узнать друг друга, — она назвала три имени и я покраснел. Джули знает, какие слова могут мигом тебя всего перевернуть и вывернуть наизнанку. — Таффи — личность, а вовсе не эпизод, не символ чего-то, не просто приятно проведенная ночь. Каково твое мнение о ней?

Я задумался об этом, стоя прямо там, в коридоре. Забавно — я не раз уже сталкивался с такой Джули — Джули-охранительницей — но мне никогда и в голову не приходило просто уйти прочь, чтобы покончить с неприятной ситуацией. Надо будет поразмышлять об этом попозже, а пока лучше постоять лицом к лицу с ангелом-хранителем, судией и учителем в одном лице. Я стал думать о Таффи.

— Она чудесная, — сказал я. — И совсем не безликая, даже щепетильная. Хорошей няньки из нее не получится. Я бы даже сказал, что она весьма уязвима.

— Дальше.

— Мне хочется снова увидеться с нею, но говорить о своих делах мне бы не хотелось. В сущности… лучше было бы не встречаться с нею, пока не разделаюсь с этим делом Оуэна. Не то Лоран ей может заинтересоваться. Или… она может увлечься мной и я, возможно, причиню ей боль… Я ничего не упустил?

— Похоже, нет. Ты должен был ей позвонить. Если ты несколько дней не сможешь с ней встречаться, то позвони и скажи ей об этом.

— Хорошо. — Я повернулся, но вовремя вспомнил причину, по которой сюда пришел…

— Знаю, тебе нужно время контроля. Давай я буду проверять тебя каждое утро в 9.45?

— Это немного рановато. Обычно я нахожусь в смертельной опасности в разгар ночи.

— По ночам я бездействую. Девять сорок пять — это все, что я могу. Мне очень жаль, Джил, но ничего не поделаешь. Так что, брать тебя на контроль или нет?

— Бери. 9.45.

— Хорошо. Дай мне знать, если добудешь реальное доказательство, что Оуэн был убит. Тогда я дам тебе еще одно контрольное время. Ты ведь тогда больше будешь подвержен конкретной опасности.

— Согласен.

— Я тебя люблю. Ох, я опаздываю, — и она проскользнула в свою комнату, а я пошел звонить Таффи.

Ее, конечно, не оказалось дома, а где она работает и работает ли вообще, я не знал. Автооответчик предложил записать, если нужно что-либо передать. Я назвал себя и сказал, что позвоню позже.

И вот я скучаю здесь уже пять минут. До полудня еще полчаса. Рядом со мной, на столе, телефон. Я не в состоянии найти никакого предлога, чтобы не посылать письма Хомеру Чандрасекару.

Мне не хотелось с ним говорить, ни тогда, ни вообще. Мне уже раз крепко досталось от него еще в те добрые, старые времена, когда я виделся с ним в последний раз. моя бесплатная рука означала отказ от жизни поясовика и стоила мне уважения Хомера. Мне не хотелось с ним говорить, даже в одностороннем порядке, а в особенности мне не хотелось говорить ему, что Оуэн мертв.

Но кто-то же все же должен сказать ему об этом. Может быть, и он сможет что-то найти. А я уже сутки все откладываю это дело.

Пять минут меня прошибало потом, а потом я сделал дальний вызов, написал письмо и отправил его на Цереру. Точнее, я переписал его шесть раз, прежде чем остался доволен.

Потом снова позвонил Таффи — может быть, она пришла домой к ленчу. Никто не отозвался.

Повесив трубку, я задумался — справедливы ли слова Джули? Что может нас ждать, меня и Таффи, кроме приятного ложа? Ведь это у нас уже было, так же, как с другими, ни лучше, ни хуже.

Однако едва ли Джули следует в чем-то упрекать. Если она считает, что Таффи относится к уязвимому типу людей, то получила она эту информацию из моего собственного подсознания.

Чувства мои смешались. И все же приятно сознавать, что есть на кого положиться… что ты кому-то небезразличен… кого-то волнуют твои хлопоты. И это в то время, как остальным все до лампочки.

— Естественно, я подумал об убийстве, — сказал Ордац. Я всегда рассматриваю возможность убийства. Даже когда моя безгрешная матушка упокоилась после самого нежного и заботливого ухода моей сестрицы Марии-Анжелы, я тотчас подумал, не поискать ли следов от уколов шприцем в области головы.

— И что-нибудь нашли?

Лицо Ордаца тотчас застыло. Он отставил пиво и начал подыматься.

— Успокойтесь, — поспешно сказал я. — Я не хотел вас обидеть.

Какое-то мгновение он выглядел еще сердитым, потом сел и попытался улыбнуться.

Мы выбрали открытый ресторан на пешеходной дорожке. По другую сторону живой изгороди (действительно живой, зеленеющей сочными побегами) движущийся тротуар нес в одну сторону непрерывный поток покупателей. Еще дальше другая лента несла точно такой же поток в противоположном направлении. Мне казалось, будто движемся мы, а не они.

Робот-официант с корпусом, напоминающим шахматную пешку, извлек из своего торса еще дымящиеся тарелки с перченым мясом, аккуратно поставил их перед нами и скользнул прочь на воздушной подушке.

— Естественно, я принял во внимание убийство. Поверьте мне, мистер Гамильтон. Это ваше предположение ничем не подкреплено.

— Мне кажется, я бы мог сделать из этого весьма приличное дело.

— Можете, разумеется, попытаться. Более того, я окажу вам всяческую поддержку. Прежде всего, мы должны допустить, что Кеннет Грэхем, этот продавец счастья, не продавал Оуэну Джеймисону дроуд и штекер. Скорее всего, Оуэна принудили к операции. Записи Грэхема, включая письменное согласие на операцию, поддельные. Мы вынуждены сделать все эти допущения, разве не так?

— Верно. И прежде, чем вы скажете мне, что у Грэхема незапятнанная репутация, позвольте мне возразить, что это совсем не так.

— Да.

— Он связан с бандой органлеггеров. Это секретная информация. Мы установили за ним слежку и не хотим, чтобы это стало всем известно.

— Вот это новость! — Ордац потер подбородок. — Органлеггерство! Ну что ж, а какое отношение имеет Оуэн Джеймисон к органлеггерам?

— Оуэн — поясовик. В поясе астероидов всегда жесточайшая нехватка трансплантируемых материалов.