— А жаль, что я не прихватил с собой пакетик с завтраком, — сказал Рон.

Справа от себя я вдруг заметил вуаль — длинную змею сияющего синего бархата, вуаль, висящую на высоте пяти футов, словно кто-то проложил через воздух ковровую дорожку. Я не стал кричать, или тыкать пальцем, или еще что-нибудь. Это могло очень обидеть Рона.

Рон не видел вуали. Он оживленно говорил:

— Лично я по-своему даже рад, что все это произошло. Я всегда считал, что анархия может оказаться очень жизнеспособной формой существования общества.

Джил что-то вежливо и одобрительно промычала:

— В конце концов, слово анархия стоит последним в синонимическом ряду свободного предпринимательства. Разве государство может сделать для людей что-то такое, чего люди не могут сделать для себя сами? Защитить их от внешних врагов? Но если все другие страны будут тоже анархическими, армии им просто не понадобятся. Полиция, может быть. Но что дурного в частной полиции?

Внезапно Джил припомнила:

— Точно так же раньше работали пожарные команды. Их нанимали страховые компании, и пожарники тушили огонь только в застрахованных домах.

— Совершенно верно. Покупаешь себе страховку от ограбления и убийства, а страховая компания нанимает полицию. Клиент носит с собой кредитную карточку…

— А если грабитель украдет и кредитную карточку?

— Он не станет ее воровать, потому что не сможет ею воспользоваться. У него другой рисунок сетчатки глаза.

— Да, но если у клиента забрать кредитную карточку, он не сможет натравить полицейских на вора.

Слушая, вполуха, потому что уже много раз все это слышал, я следил за изгибами вуали. С одного конца была вьющаяся пустота, а с другого — чудесная рыжеволосая девушка. Она разговаривала с двумя мужчинами, одетыми так же экстравагантно, как и она.

Иногда создается впечатление, что Парк Свободы это просто гигантский костюмированный бал. Но это не так. Здесь каждый десятый носит одежду, вряд ли отличающуюся от обычной, просто странные костюмы всегда бросаются в глаза. Эти парни были похожи на полуптиц.

Их ресницы и брови были покрыты маленькими перышками. На одном глазе — золотистые, на другом — зеленые. Более широкие перья покрывали головы. Перья были голубого, зеленого и золотого цвета и сходились хохолком, топорщившимся вдоль позвоночника. Оба были по пояс обнажены, демонстрируя сложение, которое Джил нашла бы достойным.

Рон все продолжал свою лекцию:

— Что правительство дает кому-нибудь, кроме тех людей, из которых оно состоит? Когда-то существовали частные почтовые отделения, и их услуги были дешевле, чем то, что мы имеем сейчас. Все, за что берется правительство, мгновенно становится дороже. Мне совершенно непонятно, почему частное предпринимательство не может выполнять все функции прави…

В этот момент Джил ахнула и воскликнула:

— Ой, какая прелесть!

Рон вынужден был обернуться.

Девушка в вуали изо всех сил наотмашь ударила одного из мужчин по губам. Она тут же попыталась влепить пощечину и второму, но он вовремя схватил ее за запястье. В следующий момент все трое замерли, ожидая парализующего луча, которого в тот момент быть не могло.

Я не удержался.

— Видели? Никто не может ее победить.

В Парке Свободы любая девушка с легкостью отвергает приставания. А если парню недостаточно простого «нет», ему дают пощечину. Потом парализующий луч обездвиживает обоих. Девушка приходит в себя первой и скрывается.

Все очень просто.

Девушка опомнилась первой. Она порывисто вдохнула, рывком высвободила руку и побежала. Один из мужчин, изукрашенных перьями, не пытаясь догонять, попросту схватил обеими руками кусок вуали.

Дело принимало серьезный оборот.

Вуаль натянулась, и девушка резко качнулась назад. Впрочем, она не раздумывала и рывком отстегнула большие золотые диски, крепившиеся к плечу, быстро высвободилась и побежала. Мужчины в перьях смеясь погнались за ней.

Рыжеволосой красавице однако было не до смеха. Она бежала изо всех сил. Два тонких кровоподтека обозначились на плечах. Я подумал было о том, что стоит остановить преследователей, но было уже поздно. Они быстро пронеслись мимо меня. Вуаль, как ковровая дорожка, расстеленная в воздухе, висела, ничем не поддерживаемая.

Джил нервозно обхватила себя за плечи.

— Рон, — спросила она, — а как можно нанять себе частную охрану? Или полицию?

— Ну, знаешь, так молниеносно все не устроится…

— Пойдем к выходу, — перебила она, — быть может, нам удастся выйти.

Толпа медленно росла. Каждый знал, для чего существует полицейский глаз, но никто никогда не воспринимал его всерьез. Двое мужчин в перьях гонятся за обнаженной красоткой? Чудненькое зрелище. Так чего же тут дергаться, чего вмешиваться? Если ей не хочется, чтоб за ней гнались, ей стоит только… Только что? Ничего не изменится. Костюмы, люди, идущие по делам, и люди без дела, люди, которые пришли поглазеть и послоняться… — все останется по-прежнему.

Транспарант без надписи присоединился к транспарантикам «СНОШЕНИЕ ТОЛЬКО РАДИ РОЖДЕНИЯ».

Его розовая уличная туника, выпачканная в траве, странно сочеталась с их консервативными костюмами. Но человек, носивший транспарант без надписи, был вполне серьезен. Его лицо было столь же неестественно угрюмым, как и лица в консервативных костюмах. Но все равно пуристы не выражали особого восторга от его присутствия.

Уилширский выход был запружен толпой. По обилию изумленных и разочарованных лиц я догадался, что двери закрыты. Маленький вестибюль был настолько забит людьми, что мы даже не попытались узнать, что случилось с дверьми.

Все больше нервничая, Джил заговорила:

— Я не думаю, что нам нужно здесь оставаться.

Я заметил, как она все время обнимает себя за плечи, и спросил:

— Тебе что, холодно?

— Нет, — Джил вздрогнула. — Но я хотела бы что-нибудь одеть на себя.

— Как насчет вуалевой накидки?

— Отлично.

Мы опоздали. Накидка исчезла.

Был теплый сентябрьский день. Точнее, вечер. Хотя на мне были лишь бумажные брюки, мне было совершенно не холодно. Я предложил:

— Ну возьми мои брюки.

— Ой, нет. Я ведь нудистка.

Но, несмотря на это, Джил продолжала обнимать себя за плечи.

— Держи, — сказал Рон и вручил ей свой свитер.

Джил сверкнула благодарными очами, а затем, чувствуя себя явно не в своей тарелке, обернула свитер вокруг пояса и узлом завязала рукава.

Рон ничего не понял. Я спросил его:

— Ты знаешь разницу между ню и обнаженным телом?

Он покачал головой.

— Ню — артистично, обнаженность — беззащитна.

Нудизм был популярен в Парке Свободы. Обнаженность в тот вечер явно была не в фаворе. Знаменитую вуаль я видел в тот вечер по меньшей мере в четырех воплощениях. Один ее кусок превратился в короткую мужскую юбку. Два обрывка превратились в подобие саронгов, еще одна полоска перевязывала чью-то руку.

В обычный день все входы в Королевский Парк Свободы закрываются в шесть. Те, кто хочет остаться, остаются, сколько им вздумается. Впрочем, таких немного, потому что фонарей, которые можно разбить, в Парке Свободы очень мало. Свет падает сюда из окрестных зданий, а полицейские глаза продолжают плавать по воздуху, направляемые приборами ночного видения. Впрочем, большая часть полицейских глаз — пустышки. Никто по ночам за ними не следит. В эту ночь все будет по-другому.

Солнце село, но было еще светло. Маленькая древняя старушонка шагала в нашу сторону. В ее лице сквозила жажда крови. Поначалу я подумал, что она направляется прямо на нас, но я ошибался. Она настолько выжила из ума, что не могла долго смотреть в одном направлении.

Она увидела мои ноги и подняла глаза.

— А, это ты, это ты помог сломать газонокосилку, — сказала она.

Я почувствовал укол несправедливого обвинения.

Старушка продолжала обличать:

— Парк Свободы, да? Парк Свободы! Двое мужчин только что отняли у меня пакетик с едой.